– Что, – прищурился отец Азарий, – дурно стало?

– Как-нибудь сдюжу, – произнёс я с деланным спокойствием. – Ты бы мне лучше прояснил – откуда ты о сём тестаменте ведаешь и почему решил, что за ним охота идёт?

– Про сам тестамент от настоятеля Лариона, упокой Господь его душу, знаю. Все мы не вечные. Хотел он меня вместо себя хранителем сделать, когда в чертоги небесные попадёт. Хотел, да не срослось. Уж больно внезапной кончина была. А касательно другого твоего вопроса… Был я недавно в городе по делам духовным. Шёл себе по улице, и вдруг… человека одного увидел. Я его ещё по Казани помню, он там в изгнании пребывал, когда государь Пётр Первый сильно осерчал на него. Правда, потом человека сего снова приласкали и возвысили. Хорошо он поднялся, – мечтательно цокнул языком Азарий. – Да вот только делать ему здесь нечего.

– Что за человек? – насупился я.

– Лейб-медик цесаревны Арман Лесток. А теперь, сыщик, сам покумекай: какая корысть могла привести его сюда?

Благодаря Азарию удалось выяснить, где остановился Лесток. Я на этого гадёныша зуб держал ещё с дела об украденных драгоценностях Трубецкого. Было желание засадить его до конца дней в казематы Петропавловской крепости, да Ушаков не дал. Политика… Высоко залетел соколик, при особе цесаревны Елизаветы находился. Тронуть его – вонь по всей Европе пойдёт. Был бы свой, русский – никаких проблем, хоть на кол сажай. Вот что за несправедливость такая?!

– Хорошо, Азарий. Будем считать, что меня тут не было и я ничего не видел. Ты со своим дружком голубых кровей живи, как раньше жил. Только гей-парады не устраивай.

– Какие парады? – не понял келарь.

– Потом узнаешь, – отмахнулся я.

Скоро рассвет, город уже просыпался, а мне предстояло искать в нём злополучного Лестока. Если меня хватились… переполох будет на всю округу. Ничего, найду поганца лейб-медика и возьму его за грудки, авось и прощение удастся заполучить, если расследование Ивана окажется бесплодным и он не найдёт истинного убийцу.

Я покинул монастырские стены и поскакал назад в Марфино. Благополучно преодолел все караулы (видимо, не прошла ещё на меня «ориентировка»), с помощью расспросов отыскал дорогу к дому купчихи Никитиной. Вваливаться нахрапом без поддержки не стоило, я решил осмотреться и только потом действовать.

Привязал кобылку к изгороди хлипкого забора (если упрут – найду вора и зарежу!), перекрестился и юркнул в густые заросли лопухов, которые привели меня к дощатому забору, окружавшему дом купчихи. Там я и решил устроить наблюдательный пункт, опустившись на холодную землю и прильнув глазом к дыре между соседними досками.

С полчаса ничего не происходило, потом началась суматоха, забегали люди. Моё появление оставалось незамеченным. Скоро стало ясно: жилец, поселившийся у Никитиной, намерен съехать. Для него приготовили экипаж.

Я задумался. Что делать: покинуть убежище и попытаться арестовать, причём в гордом одиночестве, без прикрытия и солдатской команды? Я, конечно, наглый тип, но всему есть пределы!

Нужна подмога. В этом городе единственный, к кому я могу обратиться – Иван. Эх! Надо было сначала его найти, потом вместе искать Лестока!

Я с досадой стукнул себя по колену и взвился как ужаленный: случайно попал в чрезвычайно болезненную точку. По ноге пробежала ужасная судорога, словно пропустили ток высокого напряжения. Со мной такое случалось прежде, хорошо, что не во время купания.

После парочки чувствительных щипков я стал энергично растирать одеревеневшую ногу, помалу приводя её в нормальное состояние, и так увлёкся этим занятием, что не сразу заметил резкие перемены во дворе дома. А там разыгралось сражение и нешуточное. Шесть или семь слуг накинулись на… Ивана! Откуда он здесь взялся?! Негоже отсиживаться, когда названный брат в беде!

Мысленно обозвав себя «шляпой», я забыл о всякой осторожности и бросился к нему на помощь.

Ивану приходилось плохо, с каждой секундой положение лишь ухудшалось. Когда противник столь превосходит тебя в количестве, бойцовские таланты не спасут, будь ты хоть трижды ниндзя.

– Держись, братишка! – закричал я, вламываясь в гущу схватки.

Эх, не быть мне Александром Дюма, как и Александром Бушковым! Не описать мне в красках всей ярости схватки, так, чтобы картинка представилась как наяву! Если начать расписывать мои действия, получится сухой милицейский протокол: «нанёс колющий удар… проникающее ранение… черепно-мозговая травма». Скучно, господа!

Есть упоение в бою, как говаривал классик отечественной словесности. Я бы назвал это особое чувство азартом. Ты перестаёшь быть собой. Кровь бурлит, время густеет, тело лёгкое и невесомое, руки-ноги начинают жить своей жизнью. Голова идеальная чистая. Цель – устранить противника. Цена? Да любая, мы за ценой не постоим.

Рука со шпагой уходит вперёд. Вот тебе, сукин сын, «проникающее ранение». Да-да, голубчик, в живот – то есть насмерть! Не умеет здешняя медицина залечивать подобные раны, так что наслаждайся последними минутами на этом свете. По глазам вижу, что сам это понимаешь. Все там будем, не расстраивайся!

А ты куда? Сбежать удумал? Врёшь, не уйдёшь! Шпага подсекает ноги не хуже косы. Достаточно чиркнуть в нужном месте и всё… отбегался, шалунишка. Хорошо, если без ноги останешься, но вероятнее всего – истечёшь кровью и в ней же подохнешь. Вон какой фонтан забил!

Стоп… это свой, Ваня! Он тоже впустую время не тратит. Всё в ход пустил. Руки, ноги… Такое «маваши» скрутил, так лупанул противнику по морде – зубы веером. Вместе с челюстью.

– Лестока не трогай, – кричит Ваня. – Брать живым.

Это я и без него знаю. У нас на лейб-медика большие планы!

Останавливаюсь и перевожу дух, когда вся шайка, дотоле лупцевавшая брательника, валяется на земле в разных стадиях отдавания Господу души. Остаётся перекрестить и отпеть всех разом.

Зато Лесток цел и невредим. Это мы с Иваном на пару постарались.

– Господин лейб-медик, давайте вернёмся в дом и продолжим там наш разговор, – предлагаю я, а в подкрепление словам с самым миролюбивым видом направляю на бледного, как поганка, Лестока шпагу.

Картинка ещё та. Лезвие окровавлено, в ошмётках и кусках плоти. Вытирать я не спешу. Аргумент обязан оставаться солидным.

В силу своей профессии Лесток должен быть привычен к подобного рода зрелищам. Более того – у него давняя репутации любителя кровопусканий и жестких, если не сказать хуже, хирургический операций, но почему-то его не на шутку проняло. Лицо задёргалось, он схватился за щёку и попятился к ступенькам, опасливо переставляя ноги.

– Присаживайтесь, – милосердно разрешил я, когда мы оказались в светлице. – Итак, сударь, прежде чем отправить вас на виску, хочу всё же выслушать ваш рассказ в более приличном помещении. А то в подвалах сыро и сквозняки гуляют, что народ на пасхе.

– Чего вам от меня нужно? – Лесток справился с волнением и заговорил уверенней. Мне вдруг почудилась бравада в его голосе.

Неужели решил, что статус лейб-медика позволит ему выйти сухим из воды? Ошибается, господин нехороший. Тут такие дрова наломаны… цесаревна-защитница на помощь не придёт. Не тот случай.

– Истина, уважаемый.

– Хотим узнать, почему вы прибыли сюда инкогнито, что у вас за сношения с покойным князем Четверинским, за что вы его убили? – выпалил Иван, и я бросил на него удивлённый взгляд. Оказывается, родственник зря времени не терял и сумел нарыть ценную информацию.

– Что, Четверинского он убил? – не сумел удержаться я.

– Да, это было сделано с его ведома, – кивнул Ваня. – Убивал Колычев – особа для, так сказать, деликатных поручений при нашем лейб-медике.

– И где этот Колычев? Хочу взглянуть на гада.

– Перед домом валяется, – равнодушно бросил братишка. – Я ему путёвку на тот свет лично выписал. Так ты выражаешься?

– Ага, – улыбнулся я. – Значит, личность убийцы мы установили. Но ведь не по этой причине Лесток свою свору на тебя натравил…