– Это ж откуда дикие-то такие берутся?! – возмутился торговец сладостями Миньхэ.

– Хоть в Долгие дороги собирайся, – всплеснул руками подручный кузнеца Ярдым, который когда-то гнал меня подальше от кузницы. – Аж злоба распирает!

– Точно-точно, и я так думаю, – согласился с ним один из работников курзыма. – Мы тоже пагчи не жаловали раньше, но чтоб так…

– Некуда уже ехать, – улыбнулась я. – Архам за всех разом посчитался.

– Вот и хорошо, будет другим наука.

– А еще что было, дайнани? Где побывала, чего увидела?

– В Курменае была…

Так мы и дошли до подворья. Может, я бы еще долго стояла и рассказывала о некоторой части своего путешествия, но дайн ждать не стал.

– Расходитесь, – велел он повторно. – Ашити с дороги, потом душу из нее вытянете, а сейчас ступайте. Духи с вами. – И ягиры оттеснили народ.

И когда ворота за нами закрылись, я вздохнула с умиротворением и объявила, ни к кому не обращаясь:

– Как же мне всего этого не хватало. Хорошо!

– Потом будет еще лучше, – многообещающе шепнул мне супруг.

– Тогда будет вообще замечательно, – ответила я и легко рассмеялась.

Я сидела в своем кабинете, и взгляд мой был устремлен на рисунок супруга, где он пытался написать мой портрет. Уверена, если бы Танияр обучался художественному ремеслу, то у него непременно вышло бы превосходно, потому что у дайна всё получалось, за что он брался. Может, это мысли влюбленной женщины, которая не способна увидеть в своем избраннике изъяна, но он ведь и вправду был хорош. Впрочем, есть у правителя Айдыгера необходимый дар к написанию картин или же ему дано не больше моего, это проверить было невозможно. Пока, по крайней мере. Если он пожелает, то я передам ему те знания, которые у меня имелись из юности. Сейчас подобное было баловством и роскошью.

Впрочем… я не видела в эту минуту своего портрета. Точнее, видела, но вовсе не тот, что висел на стене. Перед моим взором стояло иное…

– Это я?

– Вы, ваша милость. Зарисовал по памяти после вашего торжества. Хотел после написать портрет красками, но вы отбыли на службу во дворец, а я оставил себе набросок.

– По памяти?

– У меня хорошая память…

Я так ясно видела этот набросок. Он был удивительно точен и хорош, но кто же нарисовал его? Мученически поморщившись, я отвела взор к окну, и тут же в памяти всплыл высокий жилистый молодой мужчина. Черты лица расплывались, но я точно помнила, что он светловолос.

– Кто он? – спросила я у солнечного луча, скользившего по стене. – Как его имя?

И тут же перед внутренним взором появилась картина, пейзаж. Чудеснейший пейзаж с водопадом. И этот водопад казался до того настоящим, что даже слышался шум воды и ощущалась прохлада, шедшая от него. Взгляд мой остановился на нижнем правом углу картины, и я произнесла вслух:

– Э. Г. Кто же ты, таинственный Э. Г.?

Я потерла лоб и снова посмотрела на портрет, нарисованный дайном, однако и в этот раз не увидела его. Теперь я смотрела на юную деву, летевшую на качелях из цветов. И опять это была я. Только… только тут я явно представала в роли… Кого?

– Сиэль? – неуверенно произнесла я.

«Слава госпоже лесов! Слава прекрасной Сиэль!» И взор ослепили искры фейерверков. Я вдруг увидела маскарад и себя в легком домашнем платье с венком на голове. Вокруг меня стояли мужчины в зеленых костюмах лесных разбойников, но кем они были, вспомнить я пока не могла. Однако с невероятной четкостью рассмотрела украшение парка, людей в богатых нарядах, блеск и роскошь всего празднества. Но чему он был посвящен и где проходил, не знала.

А потом я вернулась к той картине, на которой представала в образе лесной девы, и к таинственному Э. Г.

– Да что же это такое? – тряхнув головой, проворчала я. – Или вспоминайся, или не терзай.

Однако прояснения не произошло. Сердито фыркнув, я опустила подбородок на сжатые кулаки и закрыла глаза, пытаясь собрать воедино очередные лоскуты прошлой жизни. Но пока ничего нового не было. Скорее последние воспоминания стали дополняющими штрихами к тому, что я уже знала, но никак не частями мозаики. Они лишь подтвердили, что я принадлежала к высшему свету и бывала на роскошных по своему устройству балах. Это и так было ясно из того, что я служила в королевском дворце – кем и как, это оставалось покрыто мраком.

Что еще можно было сказать об этом воспоминании? Хм… Я потерла подбородок и усмехнулась. Разве что я была знакома с великолепным художником, и, кажется, этот художник был ко мне неравнодушен, раз сделал набросок по памяти, и он оказался невероятно точным. Впрочем, могу и ошибаться. Быть может, у нас была договоренность, но я не смогла позировать и Э. Г. нарисовал меня по памяти.

– А память у него и вправду прекрасная, – усмехнулась я и поднялась из-за стола.

И как раз вовремя, потому что послышались шаги, и мне навстречу вышел супруг.

– Ты уже освободился? – спросила я.

– Да, можем ехать, – ответил он, и мы направились на выход из дома.

Шел второй день моего возвращения домой, и хотелось многого, но я пока ничего из намеченного не сделала. Вчера был день визитов. Заходил Эгчен, а за ним, кажется, и все ягиры, причем половина из них была нашими новыми воинами, то есть из двух бывших таганов. Они пришли больше из любопытства, которое, разумеется, скрывали, но иной причины, как поглазеть, у них не было. Все-таки перед похищением меня видели мало и почти не разговаривали.

Еще приходили Илан с братом. Увидеть своего бывшего поклонника оказалось неожиданно приятно, и я улыбнулась ему совершенно искренне. Потом заглянули пагчи, за ними кийрамы. Последние заходили на курзым к кузнецу. Там услышали новости и пришли на подворье дайна. И если пагчи приветствовали меня:

– Ашетай! Ты здесь, и душа поет от радости!

То кийрамы были более лаконичны:

– Вернулась, хорошо. Что сказать вожаку? – А что вы хотите от подопечных Хайнудара? Я ничего не хотела, просто была рада их видеть.

Потом заглянул и смотритель курзыма Керчун. С ним мы поговорили несколько дольше, чем с остальными. Почтенный мастер дал мне отчет о том, как обстоят дела в мастерских и в торговых рядах. Сколько собрал пошлины, что нового установил. Потом мы обсудили мои пожелания, которые возникли в результате отчета, и смотритель ушел.

Да кого только не было в нашем доме за вчерашний день! Признаться, к вечеру накал моего счастья заметно снизился, и я ждала момента, когда Иртэген отправится на заслуженный ночной покой. Я безумно устала от круговорота лиц и бесконечных разговоров. Устали даже рырхи и саул. И если первые ушли в свой вольер и не выходили оттуда, то саулу деться было некуда. Но и он, в конце концов, перестал подходить ко мне, едва я выглядывала из дома, и спрятался в глубине нашего небольшого сада.

Так что ночь я встретила с особой радостью и не столько из-за возможности остаться наедине с мужем, сколько потому, что люди покинули наше подворье и ворота закрылись.

– Я говорил, надо давно было велеть ягирам никого не пускать, – сказал Танияр, водя костяшками пальцев по моей щеке.

– Нет, так лучше, – ответила я. – Пусть знают, что мы им открыты. Это укрепит доверие. Завтра так ходить не будут.

Утром и вправду гостей не было. Люди спешили поздороваться в день возвращения, а сегодня они уже были заняты своими делами. Впрочем, я не была настроена на визиты, как и на дела, коих скопилось великое множество. Прежде мне хотелось сделать более важное – навестить свою названую мать. Она провела в Иртэгене много времени, помогая зятю, но после его отъезда мне навстречу вернулась в священные земли.

Мама знала, что я уже дома, однако не спешила приветствовать меня, а стало быть, я сама решила отправиться к ней, чтобы обнять и выказать свое уважение. Танияр попросил меня подождать, пока он закончит с делами, которым уделил первостепенную важность. Я, разумеется, согласилась. Могла бы пойти с ним, но решила остаться. Думала, что в ожидании мужа выпишу новую комбинацию ирэ из книги Шамхара, всего одну, и поломаю над ней голову в тишине и уютной обстановке. Однако села за стол, с улыбкой посмотрела на свой портрет… и дальше вы знаете – пришли обрывки воспоминаний из прошлой жизни.