– Благодарю, великие духи, – прошептала я и улыбнулась: – Спасибо, жизнь моя.

И, опомнившись, охнула. Архам! Я уже готова была вскочить на ноги и направить рырхов на помощь деверю, но мои звери вдруг одновременно повернули головы и оскалились. Следом послышался звук натянутой тетивы…

– Стой! – воскликнула я, увидев Архама. – Это же мои малыши, не трогай их.

– Малыши? – взметнув брови, переспросил деверь.

– Мои рырхи, – кивнула я и наконец поднялась на ноги. – Рырха просила меня позаботиться о ее детях, теперь я их мать. Помнишь, я рассказывала?

– Попроси своих… деток не скалиться на меня, – чуть нервно усмехнулся бывший каан. – Меня это немного пугает.

Я развернулась к рырхам и сурово велела:

– Хватит. Нельзя рычать на Архама, он из нашей стаи.

Мейтт заглянул мне в глаза, а после рыкнул, и его маленькая стая улеглась на траву, продолжив наблюдать за пока незнакомым им человеком, но угрожать перестали. Деверь осторожно приблизился, ведя за собой еще более настороженного йенаха. Проходя мимо тела Банык, бывший каан бросил на нее взгляд.

– Злобная тварь, – тихо буркнул Архам, явно относя свое высказывание не к рырхам.

– А остальные? – спросила я.

– Там же, где и она, – отмахнулся деверь. Затем осмотрел рырхов и покачал головой: – Ты самая необычная женщина из всех, кого я знаю.

«Самая лучшая, – тепло произнес Танияр. – И моя».

Я лишь улыбнулась и скромно потупилась. Мне было приятно.

На Белый мир опустилась ночь. Как однажды сказал мой деверь, Нушмал задул очаг и разбросал по небу угли.

– Но угли не белые, – справедливо заметила я.

– Так и огонь в его очаге не всегда красный, – пожал плечами Архам. – Мне так мама говорила, когда я был маленьким.

Рассеянно улыбнувшись, я отвернулась. Селек и та мама, которая говорила своему малышу-сыну такие красивые слова, никак не желали соединяться в едином образе. И все-таки Архам говорил о ней, потому я оставила свои мысли при себе.

– Мама была доброй, – неожиданно продолжил деверь. – Раньше. Она изменилась, когда поняла, что отец больше не любит ее. Я много думал о ней, пока мы едем. Я помню ее совсем другой, не такой, какой она вернулась из Каменного леса.

Повернувшись к нему, я некоторое время мучилась желанием ответить, но не выдержала и осторожно произнесла:

– Прости, Архам, за то, что скажу. Но Эйшен она отравила еще до Каменного леса. И терзала ее, пока муж не видит, еще раньше. Твоя мать не была доброй женщиной. С тобой как с сыном, может, и была ласкова, но доброй точно никогда не была.

– Она ревновала, – ответил бывший каан и отвернулся. Теперь ненадолго замолчал он, а когда заговорил, я услышала: – Я не желаю оправдывать всего, что она сделала. И ты права, ласковой она была со мной, но… – он снова посмотрел на меня, – она была моей мамой.

– Так я ведь и не оспариваю, – сказала я с едва приметной улыбкой. – Она твоя мать, ты ее сын, и ты привык оберегать ее. Продолжаешь это делать и теперь. Я только сказала, что думаю. – Архам кивнул, и больше мы о его матери не разговаривали.

Но вернусь к сегодняшней ночи. Ее мы пережидали в лесном домике, втором за всё время нашего путешествия. Но если о «доме для путников» Архам знал, то на этот мы набрели совершенно случайно и решили в нем остановиться. Эта полуразвалившаяся хижина показалась нам лучше ночевки под открытым небом, потому что после Сэлинэ заходить в поселения мы перестали. Да и от оживленных дорог теперь держались подальше.

Впрочем, с появлением рырхов и ночевка в лесу стала безопасной. Мои клыкастые гвардейцы охраняли наш покой. Мы не опасались ни людей, ни зверья, потому что три громадных зверя готовы были рвать каждого, кто приблизится к их вновь обретенной «матери». Они и на Архама поглядывали с подозрением первые пару дней, а потом у него появилась поклонница. Разумеется, Торн. Рырха взяла брата нашего самого главного вожака в подопечные и первой из троицы позволила себя погладить. Бойл снизошел до этой милости только раз и то дал только прикоснуться, а Мейтт держался гордо и независимо. Только рядом со мной он вновь был милым голубоглазым комочком, правда, теперь этот комочек мог спокойно ткнуться носом мне в грудь, просто стоя напротив на всех своих четырех лапах.

Зато теперь я понимала решение Танияра выпроводить этих трех громил из спальни, им там действительно было не место. И все-таки это были мои малыши. Они и дурачились так же, как и раньше. Только теперь стоять на пути их игр было опасно для здоровья. Могли завалить, затоптать и не заметить.

– Не рырхи, а кони какие-то, – ворчала я, уворачиваясь от разошедшихся в своих игрищах зверей.

И если Архам привык к хищникам, как и они к нему, достаточно быстро, то с йенахами было сложнее. Они успокаивались только тогда, когда наша стража находилась в отдалении. На стоянках же приходилось держать бегунов рядом с собой, чтобы успокаивать, а на ночь привязывать, чтобы после не отлавливать, как моего йенаха возле озера. Он тогда умчался быстрее ветра, едва появились рырхи, они же беглеца и загнали обратно, а потом я долго успокаивала его и уговаривала, что в нашем сопровождении нет ничего страшного.

Однако йенах не рырх, потому не могу сказать, насколько он меня понял. Но стоило появиться клыкастой гвардии, как кудрявый бегун жался ко мне и требовал уговаривать его снова. Ну, на то он и йенах, чтобы выпрашивать ласку при любой возможности. Об этом я знала еще по первому своему похищению илгизитами, из которого я привела маме Малыша.

Сегодня, чтобы избавить йенахов от переживаний, мы пустили их в лесной дом, чем те явно остались довольны. Рырхи бродили за дырявыми стенами, но все-таки за стенами, а рядом были люди, с которыми бегуны чувствовали себя спокойно. Да и места нам всем хватило, потому что внутри лачуги почти ничего не было. Зато имелся очаг, и даже дымоход оказался в лучшем состоянии, чем весь дом. И пока Архам собирал хворост, чтобы разжечь огонь, я раскладывала по блюдам снедь, которую деверь купил на курзыме в большом поселении. Его мы проехали еще утром.

– Сколько нам еще до Айдыгера? – спросила я бывшего каана, когда мы поужинали и улеглись на лежаки, сооруженные Архамом.

– Еще три тагана впереди, а потом будет бывшая Песчаная коса, – ответил тот. – Мы теперь едем в их сторону. До Белого камня подольше немного.

– Зато там пагчи, – сказала я. – Они славные.

– Я с ними никогда не разговаривал, – ответил деверь. – Даже вблизи не видел. С кийрамами тоже никогда не говорил, но их хотя бы хорошо знаю, а с пагчи не встречался ни разу.

– Скоро со всеми познакомишься, – улыбнулась я. – Только нос не задирай.

– Да куда уж мне задирать, – усмехнулся бывший каан и закончил: – Пусть Увтын закроет тебя от кошмаров.

– Пусть и к тебе он будет милостив, – ответила я и закрыла глаза.

Сон не шел. Я некоторое время слушала песню ветра в кронах деревьев, доносившуюся сквозь прорехи в крыше и стенах, но вскоре снова открыла глаза и устремила взгляд на огонь в очаге. Пламя, еще полное жизни, плясало на поломанных ветках, выстреливало искрами в дымоход, и я следила за ними. Вскоре и вовсе села. Обняв колени, я прижалась к ним щекой и продолжила наблюдать за игрой огненных язычков.

«Почему не спишь?» – Танияр, молчавший почти весь этот день, все-таки заглянул проведать меня.

– Не хочется, – прошептала я. – А ты?

«Скоро отдохну, – ответил супруг. – Сначала хотел посмотреть на тебя. Как прошел день? Никто не обижал?»

– Теперь меня невозможно обидеть, – улыбнулась я. – Архам и один был хорошей защитой, а с рырхами уже и опасаться нечего.

«Ложись, – сказал Танияр. – Я буду рядом, пока не заснешь. Хочешь, я расскажу тебе что-нибудь?»

– Хочу, – кивнула я и растянулась на своей лежанке. – Расскажи про дом для путников. Ты обещал, но пока не исполнил обещания.

«Хорошо, – усмехнулся дайн. – Дело было так…»