Хенар отвела взгляд. Она покусывала губы, но ответить пока не спешила. Я ждала, понимая, что признание в том, что Мейлик могла тайно сбегать из дома матери, навлечет на ее дочь подозрения, и в супружеской неверности в том числе.

– Уважаемая Ашити. – Я посмотрела на мужчину, уже говорившего первым. – Почему же ты всех жен закрыла, если беда только с одной случилась?

– Мейлик нужно было выздороветь, – ответила я. – Хасиль на нее зла за то, что Мейлик подговорила ее выйти на сангар. И чтобы они опять не сцепились, я попросила Эчиль приглядеть за порядком. Вот и выходит, что за воротами остались все три. Сейчас Мейлик уже совсем здорова, и завтра ворота откроются. Если бы Хенар потерпела еще один день, как терпела всё это время, то завтра бы уже обняла свою дочь. Правда… мы так и не знаем, кто отравил Мейлик, а ее мать не спешит нам ответить.

– Но не я же! – воскликнула женщина. – Чужим людям травить Мейлик незачем, а мне, ее матери, понадобилось?!

– Думаю, нам стоит поговорить, – сказала я и указала ей на ворота: – Войдем. – После перевела взгляд на иртэгенцев и улыбнулась им: – Расходитесь. Добрых снов.

Хенар чуть замялась, но все-таки направилась по указанному направлению. Когда мы входили в открывшиеся ворота, люди всё еще не спешили разойтись, им нужно было обсудить новости. И зерно сомнения, сознательно посеянное мной, уже давало всходы. Таинственность, окружавшая Хенар и ее дочь, теперь, когда на нее указали, стала подозрительной.

– Кто же отравил? – долетел до меня вопрос, заданный вполголоса.

– Точно не мать, – послышался ответ, и как подтверждение моих мыслей один из иртэгенцев произнес:

– А кто знает? Что мы вообще о Хенар знаем?

Отлично! Люди начали сомневаться в личности вышивальщицы и ее дочери, а значит, и их выпады в сторону каана и его политики будут вызывать ответные вопросы. По крайней мере, слушать и сочувствовать уже должны меньше. Да и моя чужеродность уже не казалась такой исключительной. Неизвестное происхождение третьей жены Архама выглядело немногим лучше.

– Говори, – велела я, когда мы остановились во дворе.

Вести эту женщину в дом я не хотела. Не зная толком, чего от нее ожидать, я решила не впускать ее в свое жилище.

– Что тебе сказать? – враждебно, но все-таки уже спокойнее спросила Хенар.

– Ходит куда-нибудь Мейлик? Рассказывать всему тагану я не собираюсь, но мне надо знать. Иначе у меня остается только один отравитель, и это ты, Хенар. Больше Мейлик нигде не была.

Женщина насупилась, отвела взгляд и буркнула:

– Есть у нее друг, – но тут же поспешила заверить: – Мейлик верна мужу! – И снова отвернулась. – Ей плохо без Архама, дочь сильно печалится. Ходит к нему редко, только хочет, чтобы он про мужа ее узнал. А как узнает, где он, так… – вышивальщица запнулась, однако закончила: – К нему уйти хочет.

– Ясно, – задумчиво кивнула я. – И кто же он?

Хенар протяжно вздохнула и буркнула себе под нос, но я услышала:

– Илан.

– Илан? – переспросила я. Женщина кивнула, и я задала следующий вопрос: – И в тот день ходила?

Она отрицательно мотнула головой, после кивнула и наконец пожала плечами:

– Не знаю. Я сама уходила, может… может, и сбегала к нему, не видела.

– А дочь?

– Спала, наверное.

Мы еще недолго поговорили, и Хенар ушла, и, как только она скрылась за воротами, я велела Юглусу:

– Скажи, чтоб проследили, куда пойдет.

А когда он вернулся, я ответила на немой вопрос:

– Вроде и ответила разом на несколько вопросов, но… Она все эти дни спокойно сидела, только раз к старому подворью подходила. А сегодня, когда я из Иртэгена уехала, бросилась к подворью. Уж не для того ли, чтобы людей завести и поселить сомнения, пока я ответить не могу? И мои вопросы о себе и дочери она тоже оставила без ответа. А еще Хасиль обвинила, и на Илана указала. Какой ему смысл Мейлик травить?

– Он родственник Селек, а она служит илгизитам, – заметил Юглус, и я, на миг остановив на нем взгляд, согласно кивнула.

– И Селек с Архамом к илгизитам ушла, и о прошлом Хенар с дочерью нам ничего неизвестно, а Илан, выходит, связующее звено. Любопытно… Но всё это требует проверки.

– Требует, – согласился мой телохранитель.

– Р-р, – поддакнул Мейтт, у остальных рырхов возражений тоже не нашлось.

Илан… Он вернулся не так давно, но еще до истории с отравлением. Об этом я узнала из сплетен, которые каждый день приносила мне Сурхэм. Этот тагайни был у нее не в чести по нескольким причинам. Во-первых, он был родственником Селек. А во-вторых, когда-то пытался ухаживать за мной. И как соперника Танияра его невзлюбили и ягиры, и с предубеждением относилась Эчиль. Что до меня, то я испытывала только равнодушие. И пока Илан не приближался ко мне, я о нем не вспоминала.

Говорили, что он побывал в Курменае. Вполне возможно. Времени он отсутствовал немало, хотя и не так уж и много. Но у Илана был саул, а он способен покрывать быстро большие расстояния. Да и задело его то, что я отказалась от его заботы, сославшись на то, что Танияр уже дал мне всё необходимое. Должно быть, мужчина решил, что сумеет чем-то поразить меня, вот и сорвался в один миг, уязвленный моим отказом. Впрочем, привез он что-то или нет, мне было неизвестно.

Теперь я стала женой и кааншей, и Илану продолжать пытать судьбу было глупо. По крайней мере, за всё это время я видела его лишь раз, когда случайно столкнулись на улицах Иртэгена. Мы поздоровались и разошлись, более ничего не сказав друг другу. И даже если у него имелось желание заговорить, то Илан не стал этого делать, потому что рядом со мной были мои телохранители, да и я не выказала желания остановиться хотя бы на пару минут. Впрочем, он мог и не иметь намерения беседовать со мной, этого я сказать в точности не могу. Мне наше общение было без всякой надобности, а прочее значения не имело.

Признаться, я даже не вспоминала об этом человеке, и вот он возник из небытия, да так, что оставить их связь с Мейлик без внимания было невозможно.

– Нужно с ним встретиться, – сказала я сама себе.

Наступил уже новый день, и начался он с моего повеления открыть ворота старого подворья и объявить узницам амнистию, что и было исполнено. Хасиль носа со двора так еще и не высунула, как я и думала. Для нее ничего не поменялось, ни когда выход был запрещен, ни теперь, когда бывших каанш уже ничего взаперти не удерживало. Вторая жена и раньше предпочитала свое логово.

Мейлик вскоре отправилась к матери, а следом за ней ее хвост. Он прирос к третьей жене намертво, и куда бы она ни пошла, что бы ни сделала, но я должна была об этом знать. Был такой хвост и у ее матери. Неприметные, как и все, кого отобрал Танияр еще после того, как занял место каана, чтобы отыскать скрытых илгизитов. Однако прошло совсем немного времени, и работы шпионам прибавилось. Одни, как вы уже знаете, отправились по Зеленым землям, чтобы пресекать опасные разговоры и вкладывать в головы сомневающихся верные мысли. Другие засели в двух соседних таганах, но они докладывали напрямую Танияру. Третьи отслеживали передвижение беглецов – Архама и Селек. А теперь прибавился еще надсмотр за бывшими кааншами и теми, с кем они вступали в контакт.

Шпионов было немало, их набрали из бывших ягиров, кто уже считался старым для службы, но еще не растерял ясности ума и силы. А еще из детей ягиров, получивших воспитание, которое соответствовало мировоззрению их отцов. Разумеется, не было ведомства или определенного места, где они собирались. Каждый занимался своим привычным делом, пока не получал задания. После этого шпионы приступали к исполнению и с наступлением темноты давали отчеты, если, конечно, находились в Иртэгене. Или же отправляли своего подручного, который привозил донесения и возвращался с новым указанием. Но это уже к слову. В общем, за Мейлик, ее матерью и за Иланом был установлен надзор.

Эчиль пока не спешила покидать подворье, и мне подумалось, что причиной тому стала я. Должно быть, первая жена Архама ощутила мое отчуждение, хоть я и навещала ее несколько раз, однако, наверное, улыбка моя из-за подозрений и недоговорок, которые я тогда не спешила выяснить, чтобы не спугнуть, была натянутой. Сейчас я ощутила некоторый стыд, но не спешила возвращать свояченицу в свой дом. Точнее, отложила это еще ненадолго. Сначала я хотела поговорить с Иланом, это дело казалось мне более важным, чем примирение с Эчиль, которое могло подождать еще час-другой.