– Откуда?! – изумился торговец с курзыма, стоявший за спинами гостей.

Вздохнув, я развела руками.

– Именно поэтому они с таким упорством пытались меня похитить. Мое появление стало для них указателем. Я считала, что они желают через меня попасть в мой мир, чтобы стать еще сильней. Однако я ошибалась. Им нужно было знать, где я появилась. Из-за того, что неверно поняла замысел Алтааха, я не скрывала, что пришла из священных земель. Впрочем, об этом знал каждый на Зеленых землях и за их пределами, кто слышал о пришлой. Илгизитам нужно было точное место.

Более того, махир еще до моего появления знал, что я приду. Об этом мне сказал Рахон в одной из наших бесед. Алтаах говорил, что время близится. Оставалось лишь дождаться и узнать. Они знают, и они придут.

Вот теперь рокот голосов начал набирать силу. Они сейчас получили недвусмысленный ответ на свои подозрения, наблюдая за происходящим в дайнате в общем и в Иртэгене в частности. Даже послышался сердитый ропот в отношении меня и моего появления. Это я ожидала, потому вновь подняла руки.

– Вы опять спешите, хоть и обещали прежде дослушать до конца.

– Так говори, дайнани!

– Мы говорили с вами о прошлом, теперь пришла пора говорить о настоящем, чтобы можно было говорить и о будущем. Прошло более тысячелетия с тех пор, когда Белый мир разделился на две части. Где-то вокруг нас продолжает кипеть жизнь. Как для них прошло это время, мы не знаем, но за тысячу зим они должны были уйти далеко вперед. И даже мой мир, который более развит, чем ваш, возможно, сильно отстает от тех, кто существует в ином пространстве, но на этой земле.

Все достижения илгизитов там – пыль. Воины нужны махиру только для того, чтобы пройти через таганы. Настоящая его сила – это подручные. Мы точно не знаем, сколько в них могущества вдали от Дааса, но их сотня, из них наиболее мощны первые десять и сам Алтаах. Однако у нас есть хамче…

– Он один!

– И со всей силой Белого мира! – воскликнул в ответ Элькос.

– Илгизиты не умеют проходить сквозь пространство, – заговорил Танияр. – Морт умеет. Илгизиты не могут заставить человека застыть, как кусок льда, а Морт умеет. Он наше оружие против подручных. Отец мудр. Отправляя Ашити к родным, Он знал, что вернуться ей поможет только старый друг семьи. Но не с родной силой, а с силой нашего мира. И как только Морт почувствовал ее, у него уже не было пути назад. Белый Дух заботится о своих детях.

– Воистину, – кивнула мама.

– Но хамче – это оружие против подручных. А у нас теперь есть оружие против воинов, какого нет у них. Ашити принесла нам не только послание адана Шамхара, но и знания о враге, которых у нас не было, и тем сделала сильнее. Мы сумеем подготовиться к встрече и защитить Источник.

– Но их много!

– А вас мало? – вопросила я. – Кто победил прошлым летом? Ягиры? Да, они отважно сражались, но кто помогал им? Кто позволил нашему воинству разделиться, не опасаясь ослабить защиту Иртэгена? Это были вы! Вчерашние пахари, торговцы, пастухи, травники, ставшие язгуйчи! А наши друзья? Вы все помните, как сражались с нами плечом к плечу пагчи, кийрамы, унгары! Мы единый кулак этого мира! А теперь силы в кулаке стало еще больше. – Я посмотрела на гостей-тагайни.

По поляне разлилась тишина, люди ждали, что ответят кааны и посланники каанов.

– Что ответите нам? – спросил их Танияр.

Кааны Больших валунов и Пяти селений переглянулись. Младший каанчи Лесной тени то поджимал губы, то расслаблял их. Должно быть, его ответу мешало то, что не он принимал решения. Гулек был просто посланником отца. Молчали и те несколько тагайни, которые были только ушами своих правителей. Уриншэ ответил дайну прямым взглядом, а после поднял сжатый кулак над головой и тряхнул им.

– Холодный ключ встанет с Айдыгером, как брат встает с братом.

И тогда подняли сжатые кулаки и кааны.

– Мы с тобой, брат, – ответил за обоих Таныс, Гурут кивнул.

– Если мой отец усомнится, то у вас останется мой ленген, – произнес Гулек. – Поверь, он совсем неплох. Я с тобой, брат.

– Если наши кааны останутся в стороне, то мы не оставим братьев, – сказал за всех один из посланников.

– Мы и так с тобой, – произнес Улбах и улыбнулся: – Брат.

– Унгары придут, брат.

– Хигни будут рядом, брат.

– Про пагчи ты всё знаешь, дайн, – произнес Балчут. – Мы с тобой, брат.

Танияр, взяв меня за руку, шагнул к краю помоста:

– Мы защитим наш мир, где бы он ни находился: здесь или в ином пространстве. Предателям не будет пощады! Вы со мной, братья и сестры?

– Мы с тобой, брат! – дружным хором пронеслось над поляной.

– Отец смотрит на вас с улыбкой, – сказала мама, и я прижала ладонь к груди, где в безумном беге заходилось сердце.

Теперь оставалось только готовиться и ждать.

– Ну что скажешь?

Хасиль нервно потерла руки. Она была напряжена, и это было заметно сразу. Я подошла к ней и накрыла плечи ладонями. От неожиданности, а может, и из-за сильного волнения моя бывшая невестка дернулась, почти отшатнулась. Я удержала ее.

– Ты умница, Хасиль, – сказала я, и женщина порывисто обернулась.

– Правда? – едва ли не с сомнением спросила она.

Я широко улыбнулась, но не насмехаясь, а лишь по той причине, что Хасиль в этот момент была трогательна в своих сомнениях и немного забавна. Она мгновенно вспыхнула, и я укоризненно покачала головой.

– Когда же ты перестанешь ожидать нападения? – спросила я, беря ее за руки. – Я не смеюсь над тобой, Хасиль, потому что для этого нет ни повода, ни желания. И я не обманула тебя ни словом – ты умница. – После развернула ее лицом к больнице, из которой мы только что вышли. – Посмотри, дорогая, какую большую работу ты сделала. Сколько заботы и любви вложено в этот дом. Мы ведь с Эчиль почти не приближались к твоему детищу, это всё ты сотворила сама.

– Но вы мне подсказали, – чуть ворчливо ответила бывшая свояченица. Однако и с ее стороны это не стало проявлением недовольства. Хасиль была смущена. – Без вас я бы не знала, с чего начать и как сделать.

– Все с чего-то начинают, – улыбнулась я. – Мы учимся всю жизнь, и хорошо, когда рядом есть мудрые учителя и добрые друзья. Всё вышло замечательно, и ты можешь начинать принимать пациентов. Но ты должна помнить, что прежде будет много любопытных носов, которые придут без дела, зато с целой охапкой советов. Ты помнишь, как я просила себя вести в этом случае?

– Помню, – она протяжно вздохнула, – и постараюсь не злиться и не ругаться. Уж лучше пусть побыстрей пройдут и успокоятся.

– Верно, – хмыкнула я. – Однако, если тебе потребуется моя помощь, ты знаешь, где меня найти. Я приду и поговорю с зеваками. Но постарайся полагаться на себя, так будет лучше для тебя самой и для дела.

– Помню, – кивнула Хасиль.

Обняв ее, я еще раз посмотрела на нашу первую больницу. Она и вправду вышла чудесной. Снаружи это был большой дом, казавшийся совершенно новым, хотя был надстроен только второй этаж. Резные наличники на крыше и окнах казались ажурным кружевом, до того тонки и искусны они были. Как и мечтала Хасиль, больница вышла красивой.

Но не за это я хвалила ее. Внешний вид – это заслуга плотников и резчиков, а вот обустройством занималась наша лекарша. Она учла всё, о чем мы говорили, еще и кое-что добавила от себя. Я с интересом прошла по палатам, заглянула в хозяйственные помещения, на кухню, одобрительно покивала, увидев не один, а два лихура, и это помимо места для умываний в каждой палате. А в одном из помещений с минуту смотрела на несколько лавок, пару столиков и набор для напитков.

– Что это? – спросила я с любопытством.

– Захотят поговорить, пусть не в галеме говорят, а сюда идут. И наговорятся, и этмена попьют, сладость съедят, еще и в кегче поиграют, – ответила она, и я одобрила такое решение.

Ах да, вы ведь не поняли, о чем говорила Хасиль. Галем – так звучало на языке Белого мира «палата». Его дала Эчиль, и я одобрила, потому что уже было принято решение не навязывать людям названий в звучании моего родного мира. Так что больница стала – бирчек, палата – галем, а кегче и так была, но, как вы уже поняли, являлась настольной игрой. Для нее использовались костяные пластинки – кечи. Признаться, я ее не освоила. Как-то всегда было чем заняться, кроме настольных игр.