На этом наш спор закончился, и мы начали спускаться по лестнице. Я устремила на Амбер вопросительный взор.

— О, прости, — она повинно потупилась. — Эта дама ждет нас в туалетной комнате. Я боялась, что услышав об этом, ты откажешься идти со мной, потому и сказала, что она рядом. Теперь уже мы прошли почти половину пути…

— И меня простите, — произнес Элдер. — Ее милость просила меня не выдавать ее.

— Туалетная комната — странное место для знакомства, — заметила я с прохладцей.

Гендрик кивнул, показав, что разделяет со мной эту мысль, а сестрица ответила:

— Там никто вам не помешает… — и добавила: — Государь. Он ведь не станет заходить туда, чтобы вернуть себе твое внимание.

Я усмехнулась — если королю было надо, он мог войти куда угодно, и в дамскую туалетную комнату тоже. Тем более уборные находились немного дальше. Чтобы добраться до них, надо было еще миновать небольшой коридор. А в туалетной комнате женщины поправляли прически, могли освежить лицо, даже посидеть на удобных креслах или диванчике, чтобы обменяться парой слов с какой-нибудь уже знакомой дамой. И все-таки там не вели долгих бесед, и уж тем более не сводили знакомства — это было дурным тоном.

Однако мысль Амберли была мне понятна, и потому я нашла бы ее даже разумной, если бы дело касалось и вправду чего-то важного. Я сейчас важным считала лишь две вещи: не позволить сестрице рассориться с женихом и поскорей надышаться свободой, чтобы поводок не стал еще короче — то есть быстрей вернуться к королю.

— Я подожду вас здесь, — сказал Элдер, остановившись у окна, от которого начинался последний спуск перед поворотом к туалетным комнатам.

Мой гвардеец, не отставший и в этот раз, скромничать не стал. Он прошел с нами до самой дамской комнаты и остановился у дверей в ожидании моего скорого возвращения. Амбер первая шагнула внутрь и охнула:

— Ну что же вы, успокойтесь, мы уже здесь!

Вздохнув, я последовала за ней и увидела женщину в бордовом платье. Она явно принадлежала к высшему классу, но была мне совершенно незнакома. Черные волосы дамы были уложены в высокую прическу, увенчанную рубиновой диадемой. А еще у нее были приятные гармоничные черты. При ближнем рассмотрении глаза женщины и вправду показались мне красными, и по коже расползлись пятна. Похоже, она и вправду плакала совсем недавно.

Женщина, сидевшая до нашего появления на диванчике, поднялась на ноги и шагнула навстречу.

— Благодарю вас! — воскликнула она, глядя на Амберли.

— Ну что вы, — смутилась моя родственница и тронула женщину за плечо. — Баронесса Тенерис — девица неземной доброты, она не смогла отказать, услышав отчаянный призыв о помощи.

— Благодарю, — с чувством ответила дама. Она промокнула глаза платочком и взглянула на меня. — Ваша милость, я так нуждаюсь в вас… — После вновь перевела взор на баронессу Мадести: — Прошу меня простить, но если возможно…

— Да-да, — засуетилась сестрица, поняв, чего от нее ждут, и направилась к выходу: — Я подожду за дверью.

Я не ответила. В это мгновение я рассматривала женщину, думая о том, что Амбер не обратилась к ней ни разу сообразно титулу. Да и не представила мне даму, так жаждавшую моего покровительства. Впрочем, баронесса Мадести с присущим ей простодушием могла и не озаботилась именем, когда услышала о чужих горестях, а вот я знать желала.

— С кем имею часть разговаривать? — спросила я, с пристрастием продолжая изучать незнакомку.

— Вы не похожи на вашу родственницу, — заметила та. — Вы более сдержаны. — Я промолчала, отметив, что в голосе нет ни дрожи, ни слез. Да и сумбура тоже не было, о котором говорил Элдер.

— Назовитесь, — потребовала я.

— Да, простите, я сама не своя, — сказала она и судорожно вздохнула, вновь заставив думать о недавних слезах. — Присядем, — она как-то вымучено улыбнулась.

Я первой подошла к дивану, с которого недавно поднялась женщина. Присев, я выжидающе посмотрела на нее. В это время послышался перестук каблучков. Со стороны уборных появилась еще одна дама. Она мазнула по нам взглядом, ополоснула руки и, взглянув на себя в большое напольное зеркало, поспешила к двери. Антракт уже почти закончился.

Мы с моей собеседницей дождались, когда женщина покинет дамскую комнату, и как только она вышла, я снова поглядела на незнакомку.

— Кто вы? — спросила я в третий раз.

— Это уже неважно, — ответила дама.

Она что-то вытащила из сумочки, вскинула руку, и в нос мне ударил странный резкий, даже удушающий запах. Я на миг схватилась за горло, но не успела произнести и звука. Комната поплыла перед моим взором, и последнее, что я запомнила — это изящную женскую руку, подхватившую меня. А затем мир взорвался осколками ярких всполохов и погрузился в темноту…

Сознание вернулось вместе с мягким покачиванием и острой головной болью. Открыв глаза, я обнаружила, что мир всё еще продолжает искрить и сверкать, а потому снова смежила веки и застонала. Попытка осмотреться привела к тому, что мой затылок раскололся надвое, по крайней мере, возникло именно такое ощущение.

Немного посидев и дождавшись, когда боль станет тупой и более терпимой, я подняла руку, ощупала затылок и обнаружила на нем огромную шишку. Происхождение ее было неясным, но отчего-то казалось, что мне оно известно, только никак не удавалось вспомнить — откуда. Поток мыслей привел к тому, что боль усилилась. Она вонзилась в затылок, просверлила череп и разлетелась острыми иглами в виски.

— Боги, — прохрипела я. — Что со мной?

Ответа мне никто не дал. Медленно выдохнув, я постаралась расслабиться и просто слушать. И когда боль опять утихла, и в ушах перестало шуметь, я расслышала скрип рессор и приглушенный топот копыт. Значит, я не в городе. В городе лошади громко цокали подковами по расчищенным мостовым. Если только это не бедные кварталы, там дороги были грунтовыми… Хотя нет, точно не город. Не слышно человеческих голосов, а в бедных кварталах гвалт сильней, чем в благородной части столицы. Да и мимо никто не едет, выходит, и не тракт… Или уже ночь, и тогда всякое движение и шум прекратились?

— Надо открыть глаза, — шепнула я, убеждая саму себя сделать это.

Память подкинула мне образ незнакомой женщины и резкий запах. А вместе с этим воспоминанием пришло еще одно, совсем смутное, больше походившее на сновидение или горячечный бред, до того оно было размытым и неточным. Самым четким были голоса:

— Она открыла глаза.

— Невозможно.

— Да как невозможно, когда она смотрит.

— Проклятье…

И… кажется, меня ударили. Я вновь потрогала шишку и протяжно вздохнула, теперь поняв, откуда взялась головная боль. Однако ни лиц, ни даже кому принадлежали голоса, вспомнить не удалось. Наверное, один был все-таки женским, раз я помню женщину, к которой меня привела Амберли.

— Амбер.

Забыв об опасениях, я распахнула глаза и уставилась на мужской профиль. Мужчина лежал на противоположном сиденье в неудобной позе, будто упал на него и сразу уснул, или же его туда бросили. Своего попутчика я не опознала, потому что за окошком кареты и вправду совсем стемнело. Однако я сумела понять, что ноги мужчины длинные, а значит, и рост высок.

— Эй, — сипло позвала я и кашлянула, чтобы прочистить горло. — Вы живой? Кто вы?

Боль опять усилилась, однако я уже почти не обращала на нее внимание. Моя поза тоже была далека от удобства, и я выпрямилась, а затем схватилась за горло, потому что приступ тошноты был стремительным и почти неудержимым.

— О, Хэлл, — вновь просипела я и закрыла глаза, чтобы справиться и с позывом и с болью.

А потом карета повернула, и внутрь щедро хлынул лунный свет. Я выдохнула и посмотрела на своего попутчика. Теперь я могла разглядеть красивые черты, впрочем, сначала мой взгляд остановился на связанных руках, покоившихся на бедре хозяина. Ноги его были свободны, но одна оказалась неловко подогнута под сиденье, а вторая исчезала под моим подолом. Отдернув юбку, я воззрилась на дорогой ботинок, затем перевела взор по ноге выше, вновь поглядела на связанные руки, а после всмотрелась в черты.