– Верно, – усмехнулся один из ягиров. – Кто узнал нашу Ашити, тот сам к ней тянуться начинает, как цветок к солнышку.

– С нашей дайнани всегда легко и весело, если думать не начинает, – вставил еще один воин.

– А как думать начнет, еще и интересно, – подвел итог мой телохранитель, весело сверкнув глазами.

– Это тебе, – отмахнулся Дахир. – Ты да Берик всегда рядом с дайнани. А мы просто за спиной скачем.

– Но разговоры-то слушаем, – подмигнул его товарищ. – Еще когда и слово вставим, так что и нам интересно бывает.

И вот тут я осознала:

– Ох! Сколько же мы гуляем?!

– Не так долго, чтобы Иртэген развалился, – усмехнулся Салех.

Но я лишь отмахнулась и поспешила встать. После улыбнулась:

– Благодарю за чудесно проведенное время. – И добавила уже иным тоном: – Возвращаемся.

И вскоре наш маленький отряд спешил в обратную сторону. Время отдыха прошло, и пора было возвращаться к делам, а главное, к сыну.

– Уважаемый халим, не пора ли тебе оторваться от твоих рукописей и немного отдохнуть?

Я присела перед столом в гостиной, опустила локти на столешницу и подперла кулаками щеки. Наш ученый гость бросил на меня взгляд, но от своего дела не оторвался. И тогда я, протянув руку, захлопнула книгу и забрала ее.

– Дайнани! – возмутился Фендар.

– Довольно трудиться, почтенный халим, – непререкаемым тоном ответила я. – Ты не разгибаешь спины от восхода до заката, даже щеки твои уже не кажутся такими румяными, с какими ты приехал в Айдыгер. Нужно дать себе отдых.

– Но я должен…

– И ты сделаешь, что должен, – прервала я гостя. – Я верну тебе послание Шамхара, чтобы ты мог продолжить работу, а сейчас мы отправляемся прогуляться.

Фендар ответил сердитым взглядом и отрицательно покачал головой:

– Я не хочу гулять, я хочу переписывать…

Спрятав книгу за спину, я отступила от стола и широко улыбнулась. Халим скрестил руки на груди, отвернулся и нахохлился. Мы некоторое время выдерживали характер и испытывали терпение друг друга. Но я была в более выигрышном положении, у меня, так сказать, не зудело, а Фендар находился в пылу исследовательского азарта. Потому нервы подвели именно его, и почтенный халим хлопнул ладонями по столу:

– Зачем я тебе нужен, дайнани?! Каждый день ты занята своими делами и не замечаешь меня, а сегодня вдруг говоришь, что мне нужен отдых.

– Это называется забота, мой дорогой друг, – улыбнулась я. – Вот уже пятнадцать дней ты не разгибаешь спины и не бережешь себя, а твой возраст весьма почтенный. Ты наш гость, Фендар, и я не могу позволить гостю занедужить от собственного усердия.

– Хамче вылечит, – отмахнулся халим. – Он такое может, чего никому не под силу. Вон даже перерождается на глазах. Я приехал, он как мой сын выглядел, а теперь и сын мой ему как старший брат. Еще немного, и с моим внуком сравняется. А говорит, что зимами я ему младшим братом быть должен. А пока младенцем, как твой сын, не стал, может, и мне молодости отмерит.

Замечание было справедливым, Элькос молодел на глазах. От нитей седины вовсе не осталось воспоминаний, тело окрепло, и кожа стала гладкой. Даже вокруг глаз не осталось морщинок. И, признаться, наш дорогой хамче был весьма миловиден. Теперь на него заглядывалась не только Эрихэ, но и другие женщины, были и девушки. И было от чего!

Помимо приятной внешности, с силами и молодостью к магистру вернулась легкость и некая игривость. В общении со мной он оставался всё тем же магистром, которого я хорошо знала, но когда разговаривал с жителями Иртэгена, то превращался в того молодого человека, каким становился. Заразительно смеялся, шутил и сыпал комплиментами женщинам. А еще он был галантен, и вот это было для тагайни непривычным, а оттого и интересным.

Так что армия поклонниц хамче росла. А я порой не знала, как относиться к переменам. Все-таки Нибо Ришем был мне привычен в роли дамского угодника, а магистр всегда оставался мудрым стариком и добрым советчиком. Но теперь всё менялось на глазах, и я иногда не успевала за переменами, что не означает, будто их не принимала. Просто нужно было немного времени, чтобы привыкнуть к человеку, которого знала всю жизнь, а теперь знакомилась заново.

– Младенцем я не стану, – послышался голос Элькоса от дверей, тоже помолодевший и налившийся глубиной. – Иначе Создатель не одарил бы меня всей силой всего мира. У Него уже есть более ценный младенец, чем я. Я же несу иную волю Белого Духа. Но зависть, дорогой мой, дурное чувство. В любом случае я не выбирал свою судьбу, ее мне написали Высшие Силы, и я, – магистр склонил голову, – покоряюсь.

– Посмотрел бы я, как ты отказываешься, – едко проворчал халим и перевел на меня взгляд. – Дайнани, хватит шутить, дай мне шахасат.

– Дам, – покладисто кивнула я. – Но когда вернемся. Хватит быть таким умным, пора пустить в голову ветер. Собирайся, мы едем на прогулку.

– Едем?

– Разумеется, едем. – Я пожала плечами и развернулась к двери, на пороге которой привалился к дверному откосу Элькос. – До священных земель идти далеко, а потому мы поедем. Помнится, – я обернулась к халиму, – ты желал поклониться святилищу Создателя. Или шахасат ценней Белого Духа?

– Конечно нет! – возмущенно воскликнул Фендар и поднялся на ноги. – Сказала бы сразу, и я не стал бы ворчать. По Иртэгену я бродить не хочу, он мало изменился за годы, пока меня здесь не было.

– Это пока! – подняв указательный палец вверх, парировала я.

– Вряд ли я увижу, что будет потом, – отмахнулся халим. – Я же не хамче, – он снова брызнул ядом в Элькоса, – мне Белый Дух столько молодости не отмерил.

– Тебя проткнут изнутри твои собственные иголки, Фендар, – усмехнулся магистр. – Но я, так и быть, тебя залатаю, на это точно можешь рассчитывать.

Халим фыркнул, но все-таки ответил:

– Моя кожа задубела от наших морозов, а ты, Мортан, нежный, как девушка. Своих иголок бойся, проколют кожу, уже не зашьешь.

– Моя кожа, Фендар, как халын ягира, не пробьешь. Ни изнутри, ни снаружи.

Далее их пикировку я слушать не стала и ушла за сыном, который уже ожидал меня у Сурхэм на руках. Мы отправлялись к бабушке, и пропустить эту поездку дайнанчи не мог. Везти нас должен был Ветер. О нет, я не намеревалась ехать верхом, разумеется. Для таких прогулок Тамин был еще слишком мал. Мой саул сегодня опять становился ездовым. Что до юного будущего дайна, то он поедет на руках хамче, пока его матушка будет править повозкой. Потому я и позвала с нами Фендара – в повозке хватало места и для него.

Однако сына я в нашей спальне не нашла. Бегать по дому я не стала, сразу сообразив, что Сурхэм вышла с ним на улицу.

– Ну и долго же ты халима уговаривала, – заметила прислужница.

– Моя дорогая ворчунья, – улыбнулась я. – Если устали руки…

– Вот еще, – хмыкнула Сурхэм, – и не думала ворчать. Нам с Тамином на улице хорошо. Дайнанчи гулять любит, и я вместе с ним передохну, на солнышко полюбуюсь. – И когда я забрала у нее сына, женщина добавила: – Ты уж смотри, чтоб мальчик наш нужды не знал.

– Сурхэм, – я ответила ей строгим укоризненным взглядом. – С ним его мать, там ждет бабушка, а ты поучать удумала.

– А как иначе? Молодым науку вкладывать надо…

– Сурхэм, – теперь мой тон стал предупреждающим.

– Да молчу я, молчу, – отмахнулась прислужница. – Слова сказать нельзя. Ну дай хоть еще разок на него погляжу.

Вот теперь я ощутила зарождающееся раздражение. Она обожала дайнанчи, но оставалась всё той же Сурхэм, которой надо было сунуть нос, научить, обговорить, в общем, как истинная тагайни.

– Мы к вечеру вернемся, что ты как наседка?

– Да я ж только поглядеть!

В это мгновение открылась дверь, и к нам присоединились хамче и халим. Сурхэм пожала Тамину ножки через пеленки, вздохнула и, махнув рукой, ушла в дом, а мы направились к воротам.

– Милости, Отца, – приветствовали нас ягиры, стоявшие на охране.