Этот мягкий свет заливал зал и давал освещения даже больше, чем дневной свет, лившийся в окна. И мне подумалось, что вот это вот светило и есть Создатель. Его лик каждый видит по-своему, а потому невозможно нарисовать точные черты, потому что это будет ложью. А Отцу лгать нельзя. Как и Матери.

Илсым тоже была здесь, как и ее братья, сестры и дети. И она была прекрасна. Беременна, как и говорили легенды, но лик Великой Матери был написан с такой же великой любовью и почтением. Нежные черты, добрый взгляд и улыбка, светлая и чистая. Я застыла перед ее изображением и вглядывалась с искренним восхищением. А Илсым глядела на меня, и мне казалось, что она сейчас неспешно кивнет, так обещая, что всё непременно будет хорошо.

А потом я услышала шаги. Порывисто обернувшись, я с интересом посмотрела на двух мужчин в одинаковой одежде – долгополый плащ с широкими рукавами был перетянут на талии кушаком. Только у первого он был расшит кристаллами белого и нежно-голубого цвета, составлявшими какой-то орнамент. А у второго простой тканевый голубого цвета.

Первый был беловолос, а вот второй имел волосы черные, и глаза его оказались зелеными, словно весенняя трава.

– Пагчи? – с изумлением вопросила я, зная, что меня не услышат.

Мужчины прошли мимо меня, и лица их казались сосредоточенными. Беловолосый нес в руках небольшую шкатулку. Руки черноволосого были пусты.

– Мы не выстоим, – произнес второй, и в голосе его я расслышала явную тревогу.

– На всё воля Создателя, Сулах, – ответил первый. – Но мы не можем отступить. Этот савалар последний, и мы будем охранять его, пока живы наши сердца. Ступай, мне надо сделать последнее, и я присоединюсь к вам.

Сулах медлил еще мгновение. Он не сводил взгляда с беловолосого, затем кивнул и произнес:

– Да, Шамхар. – И удалился, чеканя шаг.

Шамхар глубоко вздохнул, а затем… посмотрел на меня.

– Гляди внимательно, – велел он.

– Ты говоришь со мной? – потрясенно переспросила я.

Но Шамхар уже не ответил. Он направился к стене, присел на корточки и, вновь поглядев на меня, сдвинул в сторону заслонку. После поставил туда шкатулку, закрыл тайник и, распрямившись, снова посмотрела мне прямо в глаза.

– Забери, – сказал мужчина и, больше не обращая на меня внимания, стремительно ушел.

А я осталась, ошеломленная произошедшим. Потом медленно выдохнула и направилась к тому месту, где находился тайник. В эту минуту мне казалось, что я сплю. И всё это всего лишь мне снится. Поколебавшись с минуту, я присела и решительно положила руку туда же, куда клал свою Шамхар. А затем, затаив дыхание, резко дернула ею в сторону, и заслонка открылась. Я достала шкатулку, подрагивающими пальцами откинула крышку и воззрилась на… книгу.

– Невероятно, – в который уже раз повторила я и достала то, что оставил мне беловолосый жрец…

– Ашити!

От сердитого окрика я вздрогнула и обернулась. Но уже через мгновение мне стало не до Рахона, звавшего меня с улицы. Древний храм вновь превратился в руины, собранные силой илгизита. После посмотрела на свои руки и порывисто прижала к груди книгу, которую только что достала из тайника. Не удержавшись, я перевела взор на стену и увидела дыру в кладке, открытую мною когда-то много веков назад.

– Ашити!!!

– Иду, – хрипло отозвалась я и, прочистив горло, крикнула: – Иду!

Скрыв книгу в складках одежды, я направилась на выход. Однако, прежде чем уйти, я снова обернулась и поглядела туда, где когда-то была нарисована Илсым.

– Храни нас, Великая Мать, – прошептала я и уже не останавливалась, потому что снаружи изнывал от злости и ожидания илгизит, предки которого уничтожили последний храм Белого Духа…

Рахон был зол. Чтобы это понять, не надо было быть провидцем или хотя бы спрашивать его о настроении. Илгизит всем своим видом олицетворял негодование и оскорбленную добродетель. Обернувшись на шорох моих шагов, пятый подручный одарил меня тяжелым взглядом, да таким, что я ощутила на своих плечах тяжесть каменной плиты, но не груз совести. Его не было. Моя совесть была чиста, да и впечатления едва пережитого чуда еще оставались слишком ярки, чтобы я вообще задумывалась о недовольстве моего спутника.

– Ты решила поселиться в этих развалинах? – ядовито вопросил Рахон и первым поспешил покинуть восстановленный им двор.

Я последовала за ним, но мысли мои были заняты иным. Я прижимала ладонь к спрятанной под одеждой книге и думала о том, что теперь хочу поскорее вернуться в Даас и рассмотреть дар жреца Шамхара. А еще было страшно, что книга может выскользнуть и ею завладеют отступники. Потому когда я оказалась по ту сторону каменной ограды, то сразу же направилась к Козлику.

– Не понимаю, что хорошего в этих развалинах, – с прежним раздражением произнес пятый подручный.

И я обернулась к нему, не сразу сообразив, что хочет сказать илгизит. Однако заставила себя вернуться в реальность, чтобы моя задумчивость не стала предметом для пристального внимания.

– Прекрасное место, – пожала я плечами. – Ты просто быстро сбежал и не успел проникнуться духом времени. Он так и витает среди камней.

– Всё, что там витает, – это пыль и затхлый запах, – резко ответил Рахон.

– Тебя подвел твой нос, – усмехнулась я. – Откуда затхлость, если там обилие чистого воздуха? Мы не в подземелье спускались.

– А будто там и побывали, – проворчал пятый подручный и повторил: – Не понимаю, что хорошего ты хотела там найти.

Почувствовав ответное раздражение за промедление и за то, что вынуждена выслушивать илгизита, я все-таки сдержалась от колкости, но свое недовольство направила в иное русло.

– Я тоже многого не понимаю, – едко ответила я. – Но кто бы желал мне это объяснять.

– Что тебе непонятно? – спросил Рахон.

– Разное, – уклончиво сказала я. – Когда мы выезжали, я задавала свои вопросы, но не получила на них ответы. Например, откуда вы узнали, что махир одобрил эту поездку, и откуда он узнал о моем желании осмотреть эти руины, если никто ему не говорил об этом.

Илгизит повел плечами, будто стряхнул с них незримую тяжесть, и заметно расслабился. Он выдохнул, устремил взгляд в сторону Дааса, но молчания пока не нарушал. И раз сказать ему было нечего, я снова направилась к Козлику, намереваясь вернуться в свои комнаты как можно скорее.

Однако мой спутник намерения поменял. Теперь он уходить от ненавистных ему развалин не спешил. Хотя внутрь его, наверное, можно было затащить, лишь ударив камнем по голове, чтобы подручный лишился сознания и не видел моего коварства. Он уселся на траву и сощурился на солнце.

– Ты красивая, Ашити, – неожиданно произнес илгизит.

– Знаю, – не стала я скромничать.

Такой поворот заинтриговал меня, и Козлик продолжил щипать траву дальше. Рахон улыбнулся и похлопал ладонью рядом с собой. Последовать его приглашению я не спешила и продолжала смотреть на илгизита, ожидая, к чему он завел этот разговор. Он усмехнулся и продолжил:

– Если бы я мог жениться, то выбрал бы те… такую, как ты.

– Почему ты не можешь жениться?

– Наша жизнь посвящена Покровителю. Нельзя делить свою душу на несколько частей, она должна быть единой, – пояснил Рахон.

– Но иметь связи вам можно, – заметила я. – Акмаль тому доказательство.

– Она не дочь Алтааха, – осчастливил меня новым откровением пятый подручный

– Ого, – вырвалось у меня, и возвращаться в Даас именно сейчас мне расхотелось.

Приблизившись к своему спутнику, я все-таки уселась рядом и осторожно спросила:

– А она об этом знает?

– Нет, – Рахон, подложив под голову руки, растянулся на траве. – И ты молчи. Обо всем, о чем скажу.

– Обещаю, – без всякой иронии и улыбки ответила я.

– Знаю, что промолчишь, – сказал илгизит, – потому говорю. Она – дочь йарга. Ее мать уже беременной в Даас пришла.

– Акмаль – сестра Бальхаша? – изумилась я.

Рахон блаженно выдохнул и ответил: