— Ришем? — вопросила я саму себя.

Это был он, и, кажется, без сознания. Я попыталась понять, как мы оказались вместе в одной карете, и почему оба без сознания, а герцог еще и связанный. Похоже, нас… похитили. Или же? Быть может, это ловкий маневр, чтобы уверить меня в своей невиновности? Он привел в театр невестку, показал ее королю, и тот вроде бы был приветлив. Теперь я исчезла, и для его светлости открылись прежние перспективы… А всё, что я вижу — лишь игра, чтобы задурить мне голову.

— Мерзавец! — воскликнула я и взвыла от нового витка боли.

Но остановить меня она уже не могла. Я кинулась к герцогу, схватила его за грудки и тряхнула, что есть силы. Ее оказалось совсем мало, а расплатой стал новый спазм. Карету мотнуло, должно быть, колесо попало в яму на дороге, меня откинуло к дверце и с силой приложило к ней головой. Я закричала от боли и негодования и от унижения, потому что меня все-таки стошнило. Мерзкая вязкая масса испачкала мне руку, и, сорвав с плеч теплую шаль, я с остервенением оттерла рвоту. А еще спустя минуту воззрилась на саму шаль.

Она не принадлежала мне. Кажется, кто-то позаботился и укутал меня в нее, потому что из театра меня забрали только в платье. Неожиданно тошнота принесла облегчение, боль стихла до тупой и ноющей, но терпимой. Я опять посмотрела на герцога и перебралась к нему. Трясти уже не стала. Вместо этого я размахнулась и ударила его наотмашь по лицу. Затем второй раз, а на третий он протяжно вздохнул и открыл глаза.

Мутный взгляд остановился на мне, в нем не было осмысленности или узнавания. Ришем даже подался назад, словно ощутил неуверенность или испуг.

— Вы — подлец, — прохрипела я. — Зачем вы это сделали? Зачем вы похитили меня?

— Шанриз? — также хрипло спросил он. Облизал губы и задал новый вопрос: — Что происходит?

Карету снова тряхнуло, и я повалилась на герцога. Он сипло выдохнул от неожиданности, и я отпрянула, ощутимо ткнув его локтем в бок.

— Боги, — снова прохрипел Нибо.

— Это вы затеяли эту мерзость, — ровно произнесла я и вернулась на свое место.

Устремив взгляд в окно, я только слышала, как его светлость шевелится. Все-таки скосила на него глаза и увидела, что он с нескрываемым изумлением смотрит на свои руки. Затем попытался утвердиться в вертикальном положении, вышло у него не сразу.

В карете было холодно, и я сейчас чувствовала это. Шаль осталась валяться на полу кареты, скрыв следы моей рвоты, на мне было надето лишь легкое платье, ткань которого вовсе не согревала. Герцог, наверное, тоже чувствовал холод, к тому же у него занемело тело от неудобного положения. Ришем тихо выругался, наконец, сумел сесть и передернул плечами.

— Ваша милость, — позвал меня его светлость. — Как мы тут оказались? Я ничего не помню.

Я фыркнула, ответила ему полным сарказма взглядом, а после, обняв себя за плечи, снова устремила взгляд в окошко. Там было поле, за которым были приметны огоньки в окнах деревенских домиков. А совсем недалеко от дороги, по которой мы ехали, я увидела останки чучела — деревянный крест с колпаком, чудом не сорванный одной из вьюг. Вскоре появились деревья, они скрыли и деревню, и поле, и вообще всё, потому что вернулась темнота.

— Шанриз, я здесь не причем, — произнес герцог. — Клянусь. И я совершенно не понимаю, что происходит.

— Вы лжете, — ответила я. Мой голос начал подрагивать, но причиной тому был холод. Я замерзала всё быстрей, и это не добавляло доверия к моему попутчику, куда бы нас не везли.

— Меня связали, вас нет, значит, опасаются сопротивления, а его по силам оказать только мне, — Ришем размышлял вслух, и я скосила на него взгляд. — Похитили нас из театра, во время антракта, иной возможности у них не было.

— У кого? — буркнула я, всё еще пытаясь сдержать зубную дробь.

— Хотел бы я знать, — в прежней задумчивости ответил герцог. — Ваша милость, — вдруг позвал он, — идите ко мне, иначе вы в конец околеете.

— Вот е… еще, — проиграв холоду, ответила я, наконец, застучав зубами.

— Не глупите, вдвоем нам будет теплее…

— Н-нет, — содрогаясь всем телом, мотнула я головой.

Ришем не стал уговаривать. Он пересел ко мне сам. Маневр этот был стремительным. И прежде, чем я успела увернуться, я оказалась в кольце его связанных рук, прижатая к телу его светлости.

— Вы…

— Тихо! — негромко рявкнул он. — Не глупите. Лучше помогите мне освободиться, потом я отдам вам свой фрак, а пока грейтесь об мое тело.

— Вам помогут ваши люди, — прошипела я, продолжая извиваться.

Выбраться из ловушки оказалось невозможно, это вывело меня из себя настолько, что я уже была готова вцепиться ему в лицо…

— Да начните же думать, Шанни! — воззвал ко мне Ришем, извиваясь вместе со мной в попытке избежать моего нападения. — Зачем мне нужно похищать вас? Король не примет Серпину!

— Вы женитесь на его сестре…

— Да, женюсь, потому что у меня выбора! — зло и тихо рявкнул герцог. — Или она становится герцогиней Ришемской, или я прощаюсь с головой. Мне дорога моя голова, и ради нее я даже готов терпеть Селию, как бы сильно она меня не раздражала. Только это не принесет мне королевской милости. Наш брак — не прощение. И ваше похищение мне точно не принесет королевского благоволения, скорей, наоборот. После свадьбы меня удавят или устроят нападение разбойников по дороге до герцогства.

— Выслужиться…

— Тогда я должен сейчас скакать за каретой, чтобы спасти вас и вернуть государю, но я здесь и мои руки связаны.

— Вы попросту хотите задурить мне голову, — ответила я, вдруг ощутив смятение. — Надеетесь, что так я стану вам доверять, а после замолвлю за вас слово перед государем, когда вы вернете меня во дворец. А может, и не вернете, — я кривовато усмехнулась, однако сомнения мои всё множились.

Если Ришем похитил меня для того, чтобы исполнить намерения, высказанные еще летом, то ему нет смысла мерзнуть, лишать себя сознания, а тем более ехать связанным. Раз уж он собирается сделать то, что не вышло раньше, то в любом случае откроет себя. Да и разыграть мое спасение можно, не влезая в карету. Хотя идея с нашим совместным спасением могла бы принести свои плоды… наверное.

— Мне запрещено приближаться к вам, Шанриз, — снова заговорил его светлость, поняв, что я начала думать. Я бросила на него взгляд. — Его Величество предупредил, что любое происшествие с вами, к которому я могу быть хоть как-то причастен, будет расценено им, как измена королю. Вы понимаете, что это значит? Мне не будет пощады, я уже приговорен, раз еду с вами в одной карете. Осталось только понять, кому это надо, и что с нами собираются делать. И если вы все-таки меня развяжете, я буду вам весьма признателен. А пока мы еще едем, давайте думать вместе о личности похитителя, тогда мы сможем понять, к чему это приведет.

Покривившись, я все-таки кивнула. В этом он был прав. Если герцог и вправду такая же жертва похищения, то его руки еще могут быть нам полезны, и я взялась за веревку. Ришем молчал, пока я возилась с узлами. Это было верное решение. Во-первых, всякое одобрение вызвало бы во мне прилив раздражение, потому что я не видела в Нибо жертвы, хоть и начала это допускать. Однако неприязнь и подозрительность мешали размышлять, а потому совсем отказаться от версии о его причастности к происходящему я не могла. А во-вторых, пока я продолжала тихо злиться, хотя бы одному из нас нужно было думать, и герцог занимался именно этим.

— Стойте, — сказал он, когда я шумно выдохнула, наконец, распутав узлы. — Не снимайте веревку. Просто заткните ее концы, не стягивая, чтобы я мог легко скинуть путы.

— Вы хотели отдать мне фрак и отсесть, — с вернувшейся враждебностью ответила я. — И если не намереваетесь этого делать, то просто отпустите меня.

Герцог вздохнул, а когда заговорил, тон его был мягким, будто он разговаривал с ребенком:

— Это неразумно, ваша милость. Если я отсяду, вы мгновенно замерзнете. А если мы покажем, что я свободен, то можем обеспокоить похитителей. Давайте оставим, как есть, пока это лучшее решение на мой взгляд. — Я открыла рот, но он продолжил: — Я понимаю, что вы ко мне испытываете, и признаю, что сам виноват в этом. Вы не доверяете мне и имеете на это полное право. Однако сейчас с моей стороны злого умысла нет, клянусь всеми Богами. — Он поерзал, устраиваясь удобней, и я оказалась прижатой к нему еще плотней. И когда я попыталась отодвинуться, руки Ришема напряглись, не позволив мне сделать это: — Нам стоит объясниться, прежде чем мы начнем размышлять. Возможно, это хоть немного позволит вам расслабиться и начать думать о личности похитителя, а не о том, как вы меня презираете.