Впрочем, переживать об опасности для Архама не имеет смысла, пока его разум в руках махира. У меня нет ни сил, ни возможности вернуть его. Такое только во власти Белого Духа, возможно, еще моей названой матери и Элькоса, но не моей. Я самая обычная женщина, не наделенная никаким могуществом. У меня нет талантов, совершенно нет, кроме разве что пылкого нрава, настойчивости в устремлениях и желании сделать жизнь людей, окружавших меня, счастливее и лучше. Вот если бы…

Мои размышления прервал крик. Надрывный, полный отчаяния и боли крик разнес вдребезги благословенную тишину священных земель. А следом за ним покатился жуткий рев, от которого заледенела кровь в жилах. И вновь закричал человек, но вопль его оборвался на высокой ноте, и перед пещерой воцарилось молчание.

Гулко сглотнув, я повернула голову и посмотрела на махира, но он сейчас вовсе не обращал на меня внимания. Сузив глаза, Алтаах наблюдал за входом в логово, откуда так никто до сих пор и не вышел. Зашли шестеро бальчи… значит, на шесть охранников стало меньше?

– Ты куда нас привела? – без всяких эмоций спросил илгизит.

– Куда ты хотел, – ответила я, очень надеясь, что голос мой не дрожит.

И вот теперь махир обернулся ко мне. В глазах его не было гнева, желваки не ходили на скулах, но мне не верилось в его спокойствие. И пусть пока его намерениям толком ничего не угрожало, но первая трещина в монолите убежденности уже, кажется, зазмеилась. По крайней мере, мне хотелось в это верить.

– И куда я хотел? – с искренним любопытством спросил Алтаах.

Он не спешил уйти от места, где погибли его «тени», похоже, попросту ничего не опасался. А мне вот было не по себе. И от взгляда илгизита, и от близости того, кого пробудили бальчи своим бестактным вторжением. Невольно отступив, я наткнулась спиной на живое препятствие. Оборачиваться не стала, понимая и так, что это один из подручных, потому что деверь продолжал стоять на своем прежнем месте.

– Ты… – я медленно выдохнула, собираясь с силами, а после продолжила: – Ты хотел знать, откуда я появилась. Вот это место. Я попала сюда, отсюда же отправилась обратно в родной мир.

Коротко вздохнув, Алтаах улыбнулся и укоризненно покачал головой.

– Я ведь знаю обо всем, Ашити, и ты это понимаешь. Разум Архама для меня что шахасат. Ты обманула меня, зачем?

И я вдруг ощутила прилив возмущения. В чем, прошу простить меня великодушно, я была не честна? Разве же он сам произнес вслух, чего желает? Нет! Всё, что было сказано, – это «веди». И я привела!

– Я совершенно не желаю слушать абсурдных обвинений, – заносчиво произнесла я, вздернув подбородок. – Ты желал попасть на священные земли, и мы на священных землях. Ты сказал – веди, и я вела. Ты спросил – тут? И я ответила – да. В чем мой обман? Когда-то ты спрашивал, в каком месте Белого мира я появилась. И раз уж не было иных уточнений, то я и руководствовалась теми твоими желаниями, о которых знала в точности. Вот та пещера, в которую я перенеслась и из которой снова попала в родной мир. Ты о ней спрашивал, ты сюда хотел, я исполнила твое желание.

– Но здесь нет врат, – по-прежнему благожелательно ответил махир. – Ты это знала, как знала, что я хочу попасть именно к вратам. Ты слишком умна, Ашити, чтобы я верил тебе.

– Я не лгала тебе, – упрямо ответила я. – Как поняла, так и исполнила. Это то место, куда я попала из родного мира. Значит, его можно считать вратами.

Алтаах теперь полностью развернулся ко мне. Он склонил голову к плечу и в задумчивости постучал кончиком указательного пальца по подбородку. После улыбнулся и повел рукой в приглашающем жесте.

– Тогда войди туда, – произнес махир. – Если это место, где скрывается Урунжан, то тебе опасаться нечего. Войди, Ашити.

– Туда?! – воскликнула я в ужасе.

– Туда, – кивнул илгизит. – Тебе страшно? Почему? Разве же Урунжан не берег тебя всё это время? Ты так предана Ему, так веришь в заботу и защиту Отца, что не можешь сейчас усомниться, когда мы смотрим на тебя. Иначе что думать обо всем, что ты говорила раньше?

Я задохнулась от негодования. Ах, каков мерзавец! Он нанес удар в самое сердце, в душу, по убеждениям и вере! Махир сейчас ставил под сомнение истинность всех слов, какие я говорила прежде, противопоставляя Отца и покровителя. А главное, и возразить нечего!

Если выкажу сомнения в своей безопасности, если поставлю впереди веры здравый смысл, то усомнюсь в защите Белого Духа. И если после этого сам махир войдет в пещеру и преградит охо путь своей силой, то вовсе выйдет дурно. Я верная дочь Создателя, столько насмехавшаяся над уверениями Рахона в заботе Илгиза о своих последователях, буду посрамлена. Даже не я, а сам Белый Дух!

Но у Алтааха есть сила, а у меня нет. Да даже кольца с даром Отца нет! Хотя я и не представляю, как бы мне помогло «Дыхание Белого Духа».

– Боишься, – усмехнулся махир. – Выходит, не так уж и веришь…

– Моя вера незыблема, – отчеканила я. – И чтоб ты знал, Алтаах, со мной рядом не только духи Белого мира, но и бог из мира, где я родилась. Я любимица богов, илгизит, – несколько надменно закончила я и нервно хохотнула.

– Тогда бояться тебе нечего, – уже не скрывая насмешки, ответил Алтаах.

Вздернув подбородок, чтобы придать себе храбрости, я ответила:

– Я не боюсь, но как любой здравомыслящий человек имею опасения. Это не вопрос веры, это всего лишь опаска, которая не может не возникнуть, когда слышишь человеческие крики и рев крупного зверя. И это явно не килим. Но я войду, не злорадствуй. На всё воля Отца. – Последнее я уже произнесла не для махира, а для поддержания собственной решимости.

Она, конечно же, не появилась. Я боялась отчаянно, до дрожи! Но теперь, когда Алтаах огласил вслух то, о чем я подумала в своем негодовании, отступать стало некуда. Я не смела предать доверия Белого Духа. Я должна была войти в пещеру, чтобы илгизит подавился собственным ядом. К тому же это по-прежнему давало возможность оттянуть поход к святилищу. И потому я мысленно молила Создателя защитить меня от охо. И Хайнудара тоже молила, потому что охо был хищником. И к Тагудару взывала на всякий случай, и к Илсым. И конечно же, к Хэллу.

Ветер, отвечая мне, встрепал волосы, провел ласковой ладонью по щеке и скользнул к пещере. Как обычно, я не стала рассуждать на тему, откликнулся ли на мольбы мой небесный покровитель, или же мне просто хотелось так трактовать касания ветра, а попросту посчитала добрым знаком.

– Оставь сына Архаму, – произнес махир, когда я сделала первый шаг к пещере.

Обернувшись, я на миг поколебалась, но потом отрицательно покачала головой. Равнодушие в глазах Архама не прибавило к нему доверия, пока разумом владел Алтаах.

– Как знаешь, – пожал плечами илгизит. – Если охо порвет тебя, твой сын мог бы выжить.

– Если Илгиз вырвется на свободу, никто из нас не выживет, – сухо ответила я.

– Но он мог бы дышать чуть дольше, чем его мать, – улыбка мерзавца вышла сладкой до приторности.

Он издевался и тем еще больше разозлил. Злость придала еще немного решимости, и я зашагала к логову охо. За спиной моей зашуршала трава. Обернувшись, я увидела Рахона и еще троих бальчи. На краю сознания мелькнула мысль, что если зверь сожрет и этих, то охранников у махира останется уже шесть, а если еще и пятого подручного, то милый кружок отступников получит брешь… Хотя одного Алтааха, наверное, за двух Рахонов хватит.

– Я войду первым, – сказал мне пятый подручный, когда поравнялся со мной.

– Нет, Рахон, – донесся голос махира. – Первой войдет Ашити, а ты за ней.

– Да, великий, – обернувшись, склонил голову подручный и отстал от меня на шаг.

Я фыркнула. Поклонник! Танияр бы никого слушать не стал, если бы знал, что мне угрожает опасность, даже Белого Духа. И еще это обращение «великий». Не слишком ли много развелось этих великих? Великий махир, великий каан! Но если Алтааху хотя бы подчиняется даже йарг, да и силой Илгиза он одарен более остальных, то уж курменайский каан и вовсе тля без совести, но с непомерным гонором.