Оставалось лишь надеяться на то, что гвардейцы не выдадут нашего разговора с герцогом. Все-таки они оставались на удалении и могли услышать только реплики, сказанные громко. Впрочем, опыт показывал, что они говорят только о том, о чем их спрашивают. Король знал о нашем выезде с Нибо, но не о том, что тот поднялся к королевским чертогам. А раз так, то и вопросы его будут только о прогулке. В любом случае, доносить до государя полной сути нашей беседы я не собиралась. А если он решит расспросить и меня, то сошлюсь на ревность герцогини и желание Ришема извиниться за свою жену. Это оправдает и их спешный отъезд, и скандал на лестнице и мое дурное расположение духа. Скандалов я не терпела.

По возвращении во дворец, я поняла, что не сумею сегодня делать вид, будто на моей душе легко и спокойно, как было еще утром. Сославшись на нездоровье, я попросила у магистра сонных капель и ушла в спальню. А проснувшись под утро, ощутила тяжесть мужской руки на своей талии. Осторожно развернувшись, я некоторое время смотрела на умиротворенное лицо спящего хищника, и в этот момент он виделся мне таким чистым и беззащитным, что все мои подозрения вздорными.

Однако перед отъездом к дядюшке я написала письмо Фьеру и попросила его навести справки о новой диве, на которую пало мое подозрение. Я ничего не сказала о причинах моего интереса, просто объяснила, что меня интересует ее частная жизнь с того момента, как она поселилась в столице.

Барон Гард был моим другом, потому лишних вопросов не задавал. Он исполнил мою просьбу, и через два дня я получила от него ответ, в котором говорилось, что у дивы есть тайный покровитель. Судя по всему, высокопоставленный, потому что его имя держалось в строжайшей тайне. Он купил любовнице особняк в тихом респектабельном квартале, где жили небогатые дворяне. Покровитель посещал певицу один-два раза в неделю, чаще один. Она получала от него подарки, и в театре начала вести себя вызывающе, чем снискала зависть и неприязнь других актеров.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Просчитав частоту визитов, я поняла, что они почти всегда совпадали с теми днями, когда просиживала у дядюшки до самого вечера, занимаясь делами своего фонда. Ив обычно спрашивал меня о планах на день, и это повелось с самого начала наших отношений, потому нет ничего удивительного в том, что он знал, когда, куда и насколько я отправляюсь. И всё равно всё это могло быть всего лишь совпадением.

Однако делать вид еще несколько дней, что между нами ничего не происходит, улыбаться и принимать его ласки, было выше моих сил. Я должна была лично увидеть этого таинственного покровителя. И если им окажется другой мужчина, я поклялась себе выбросить дурные мысли из головы и более никогда не сомневаться в моем мужчине. А потому, сообщив, что сегодня просижу до вечера у графа Доло, я отправилась по адресу, указанному Фьером.

Сначала покаталась по окрестностям, приводя мысли в порядок. Постепенно волнение улеглось, пришла холодная решимость, и я приказала проехаться по нужной мне улице. Тогда-то я приметила сквер. Коляска остановилась с другой его стороны, а я выбрала место, с которого смогу наблюдать и не буду приметна сама.

Погода и вправду портилась. Солнце скрылось еще час назад, но дождя всё еще не было, только ветер вдруг усилился, будто забирая у меня остатки переживаний. И к моменту, когда Тальма устала торчать за моей спиной без дела, казалось, что сейчас разразиться первая весенняя гроза. На моей душе было мрачно, но спокойно.

— Ваше сиятельство, да что это с вами? — спросила камеристка, встревоженная моей неподвижностью.

— Всё хорошо, дорогая, — ответила я. — Еще немного. Потерпи.

Я рассеянно следила за высоким человеком в неприметном сером плаще, он прогуливался неподалеку от «пряничного» особняка. Чем-то похожий на него мужчина остановился недалеко от сквера и поглядывал по сторонам. Потом я переместила взор на третьего «близнеца», который вроде бы с интересом читал газеты, расклеенные на тумбе. Нахмурившись, я опять осмотрела всех троих и ощутила, как сердце вдруг ухнуло куда-то вниз. Гвардейцы! Боги, это же гвардейцы!

Шагнув за завесу свежей зелени, я чуть сдвинула ветки и вдруг поняла, что не слышу ни звука, кроме глухого уханья в ушах. Судорожно вздохнув, я попыталась набрать в грудь больше воздуха. А потом, прикусив до боли губу, я смотрела, как к дому подъехал наемный экипаж, и из него вышли трое. Двое высоких мужчин и один пониже. На нем был плащ, но эту походку я знала столь хорошо, что скрыть ее под широким одеянием было невозможно.

— Пройди мимо, — прошептала я. — Умоляю…

Но он не прошел. Один из сопровождавших государя гвардейцев дернул шнур колокольчика, и дверь тут же распахнулась. Я даже увидела женские руки, накрывшие его плечи, и как мой неверный любовник, протянул руку, явно приобняв невидную мне женщину за талию, скрылся за дверью.

Рванув завязки плаща, я открыла рот и жадно вдохнула воздух, уже напитавшийся влагой. Правда… Всё правда! И я только сейчас поняла, что устроила эту слежку лишь с одной целью, чтобы убедиться – мне солгали. Но Селия не лгала. И мне вдруг открылось, что придворные знали об этой интрижке. Раз нашелся тот, кто принес сплетню герцогам Ришемским, значит, знали… И Дренг, конечно же, тоже знал. А Элькос? Мог он знать?

— Он бы тоже не сказал… — прошептала я, а потом с силой ударила по стволу сжатым кулаком и зло хохотнула: — Мои друзья!

Гвардеец, стоявший на моей стороне улицы, повернул голову на мой вскрик. Я отшатнулась и стремительно развернулась к Тальме.

— Мы уезжаем, — сказала я хрипло.

— Госпожа, — служанка понизила голос: — А там был не… государь?

Криво усмехнувшись, я сжала ее плечо и указала взглядом в сторону коляски. Но опомнилась и вновь отвернулась от Тальмы. В моем потайном кармане лежало письмо, которое я писала, пока пребывала в своем оцепенении, которое приняла за спокойную уверенность. Где-то в глубине души я была уверена, что не воспользуюсь им. Пойму, насколько были глупы мои сомнения, разорву и вернусь во дворец с легким сердцем. А пригодилось…

Покинув свое укрытие, я подошла к гвардейцу, ждавшему появления короля, он обернулся на мой голос, и по лицу верного телохранителя скользнуло изумление. Я увидела, как его взгляд метнулся к особняку, и усмехнулась. После протянула ему письмо и попросила, глядя в глаза:

— Передайте ему, когда выйдет. Не раньше. — Гвардеец нахмурился, и я взяла его за руку: — Пожалуйста.

— Как вам угодно, ваше сиятельство, — наконец, ответил он.

Вымученно улыбнувшись королевскому телохранителю, я вернулась к служанке. Она закрыла рот ладонью и взволнованно спросила:

— Что же это, ваше сиятельство?

— Это конец, дорогая, — ответила я и велела: — Идем.

Сейчас страдание, едва набиравшее силу, отступило. Я заставила себя думать лишь о том, как на время исчезнуть из столицы. Я понимала, что мне еще предстоит тяжелое и неприятное объяснение. Даже если его чувства ко мне угасли, то такой собственник и себялюбец, как Ивер Стренхетт, не позволит уйти от него, довольствуясь несколькими словами в послании. И потому не имело смысла далеко бежать – найдет. Но мне хотелось скрыться хоть ненадолго, чтобы обдумать, как мне жить дальше. Ни видеть его, ни разговаривать, ни тем более позволять прикасаться к себе я не желала.

— О, Хэлл, — воззвала я к своему покровителю. — Помоги, молю.

Я направилась к коляске, Тальма поспешила нагнать меня. Гвардейцы, разумеется, тоже. Они не отстанут, и тем выдадут мое местонахождение слишком быстро. И я знала, как это исправить. Пусть несколько часов, хотя бы сутки, но я должна была побыть наедине с собой.

— В мой городской особняк, — велела я.

Уже когда коляска отъезжала, я обернулась и увидела гвардейца с моим письмом в руке. Он покинул свой пост и глядел нам вслед.

— Лишь бы исполнил обещание, — тихо сказала я, ни к кому не обращаясь. Можно было оставить послание во дворце и тем самым оттянуть момент, когда начнутся поиски, но мне до безумия хотелось, чтобы в тот миг, когда монарх будет расслаблен и удовлетворен, он открыл мое послание и получил словесную пощечину. Мне хотелось верить, что ему будет хоть немного больно…