– Его иллюзии имели строгий порядок и показывали определенный образ подрастающей девочки, – возразил Танияр. – Нет, Ашити, он не просто показывал какие-то моменты из твоей жизни, магистр знакомил людей с их дайнани, и она им понравилась. Я этому рад.

– Я тоже, – улыбнулась я, но тут же поморщилась.

Боль вернулась, и, кажется, она стала сильнее. Вода больше не приносила удовольствия, зато появилось желание полежать. Более не затягивая, я взяла приготовленный мамой пучок мыльной травы и принялась за дело. И пока я мылась, Танияр отошел к лавке, на которой лежало полотно для вытирания. После развернул его и замер, ожидая, когда потребуется его помощь.

Наконец я протянула к нему руки, и супруг помог мне выбраться из углубления, после накрыл полотном и на миг прижался грудью к моей спине.

– Всё будет хорошо, жизнь моя, не бойся.

– Иначе и быть не может, когда ты со мной, – улыбнулась я.

А потом мне подумалось, что Элдер никогда не был рядом с моей сестрицей во время ее родов. В моем родном мире мужчинам не полагалось смотреть на жену в момент ее уязвимости, дабы не смущать ее и не ощутить разочарования самому. Муж целовал супругу, благословляя, и удалялся. Дома не покидал, но находился в другой части, куда не доносились звуки из опочивальни, где рожала дама.

Элдер, к примеру, уходил в мастерскую и писал картины. Правда, были эти полотна отражением его волнения и переживаний, оттого смотреть на них было жутко. Не оттого, что плохо написаны, напротив, восхитительно, но образы выходили неприятными. Я лишь один раз взглянула на картину, появившуюся после первых родов Амбер, и в последующую ночь меня мучили кошмары. Более таких полотен я не рассматривала.

В Белом мире было проще. Мужчинам не предписывалось, где ожидать появления своего дитя. Тот же муж Агыль был рядом и ушел только после того, как Ашит велела не мешать, но вернулся, едва послышался детский плач. И вот тут было единственное правило, о котором я рассказывала своим родным: отец должен был огласить имя, которым представлялся ему ребенок… ну, или дать имя. Тут как посмотреть. Если же отца не было дома во время появления младенца, то тот оставался безымянным до возвращения родителя. А если отец погиб, то звали каана или старейшин, чтобы послушали и огласили.

Мне было еще проще. Мой супруг был рядом и не намеревался покидать меня до тех пор, пока всё не закончится.

– Так любопытно, – произнесла я, усаживаясь на лежанку.

– Что любопытно? – спросил Танияр.

– Какое имя скажет наш сын?

Дайн пожал плечами, и мне подумалось, что он никаких имен не придумывал, и оттого стало любопытнее в сто крат: вправду ли мужчина слышит то, что говорит ему малыш, или же имя всплывает в голове в тот момент, когда он смотрит на ребенка?

– На рассвете узнаем, – подвел итог моим размышлениям супруг, и я согласно кивнула.

После растянулась на лежанке, прикрыла глаза и некоторое время прислушивалась к тому, как пальцы супруга скользят по тыльной стороне моей ладони, лежавшей на его колене. Но вскоре мне стало неуютно, и я повернулась на бок, а еще спустя некоторое время и вовсе села.

– Не могу найти себе места, – пожаловалась я с извиняющейся улыбкой. – Выйдем на улицу?

– Вещая? – Танияр обернулся к моей названой матери, и она махнула рукой, так показав, что мы можем делать как вздумается. – Идем, – это уже относилось ко мне.

Сумерки сгустились, но темноты не было. Лунный свет заливал священные земли, и было видно, кажется, каждую травинку. Ветерок скользил между ними, игриво ведя ладонью по остроконечным зеленым пикам, и они склонялись, подвластные шалуну. А потом он добрался до меня, и я прикрыла глаза, наслаждаясь лаской моего Покровителя.

– О Хэлл, – прошептала я, и он прошептал в ответ:

– Я с тобой, я всегда рядом…

После поиграл выбившимися волосками и, задев Танияра, полетел дальше. Я улыбнулась, вдохнула полной грудью и первой шагнула с крыльца на верхнюю ступеньку лесенки, ведущей вниз. Дайн спрыгнул на землю и протянул мне руки. Сжав его пальцы, я закончила спуск и вновь прикрыла глаза, ощутив касание травы к щиколоткам.

Наступив на пятку кейги, я сняла ее, затем то же самое повторила с другой и взяла мужа за руку:

– Пройдемся, милый.

– Как скажешь, Ашити, – ответил он, и мы побрели к тому углу дома, за которым лежала дорога к пещере охо.

Конечно же, мы туда идти не намеревались, просто направились в ту сторону, не приближаясь к каменной гряде. Уруш, прошмыгнувший у нас под ногами, когда мы выходили из дома, теперь деловито вышагивал впереди, то и дело поднимая голову и водя носом. Но вдруг он остановился и, порывисто развернувшись, завыл.

– Кто-то сюда идет, – обернувшись, произнес Танияр.

Он накрыл ладонью рукоять ножа на поясе и закрыл меня собой. Ленгена у дайна с собой не было – мы направлялись в священные земли.

– Вряд ли это враг, – заметила я и подступила ближе.

– Посмотрим, – отозвался супруг, и мы замерли в ожидании неведомого пока визитера.

Турым, не желая уподобляться нам с дайном, снова завыл, а после кинулся в сумрак. Высунув нос из-за плеча Танияра, я некоторое время вглядывалась ему вслед, но вскоре уткнулась лбом в предплечье мужа и протяжно вздохнула – мое тело напомнило, что в священные земли мы приехали не для праздных прогулок.

Супруг обнял меня за талию, но продолжал смотреть туда, куда убежал Уруш и откуда вскорости послышался топот и мяуканье саула. А следом показались две тени, стремительно приближавшиеся к нам.

– Мои ягиры, – негромко произнес Танияр, когда всадники были уже совсем недалеко. После этого он убрал руку от ножа и обнял меня.

Саулы почти остановились, и воины одновременно спрыгнули на землю. Было это стремительно и лихо. Я бы даже восхитилась, но в эту минуту мне было вовсе не до восторгов. Мученически поморщившись, я не удержала первого тихого стона – неприятно постепенно превращалось в больно, а ночь еще даже не началась…

– Попросим у вещей травки, – сказал Танияр, гладя меня по спине.

Я молча покивала и выдохнула, боль немного притупилась. После этого я посмотрела на тех, кто примчался в священные земли.

– Юглус, – констатировала я, – и Берик.

– Мы, дайнани, – кивнул Юглус и весело добавил: – Ты нас забыла, но мы сами нашлись.

– И хамче, – добавил Берик, – но он еще идет. Мы его обогнали.

– Где он? – спросил Танияр и вновь посмотрел вдаль.

– Там, – кивнул Берик. – недалеко уже. Он с поляны ушел, но мы на священных землях его нагнали.

Разумеется. Элькос ушел через портал, но, как и прежде, тот вывел его к границе священных земель, а дальше магу пришлось идти. Степь велика, а саулы быстро бегают, особенно если их пускают во весь опор. Поэтому ягиры все-таки нагнали и даже перегнали хамче.

– Вон он, – дайн указал на темный силуэт. – Почти дошел.

– Вернемся к дому, – попросила я, – лучше посидим на крыльце. Тяжко.

– Как скажешь, жизнь моя, – ответил Танияр, и мы направились в обратный путь.

И пока я устраивалась на верхней ступеньке на крыльце, где могла откинуться и опереться на руки, Танияр ушел в дом, чтобы спросить у Ашит травки для облегчения моей боли. Мои телохранители занимались своими саулами – снимали упряжь, явно не собираясь покидать меня. По крайней мере, до утра. И за это время к дому приблизился магистр.

Уруш прыгал вокруг него, то ли зазывая поиграть, то ли требуя ласки, в которой Элькос ему прежде не отказывал. Однако…

– Отстань от меня, животное, – донесся до меня раздраженный голос хамче, и я испытала удивление.

Похоже, Элькос находился в прескверном расположении духа. Впрочем, понять его было можно, все-таки прошел огромную степь пешком, и это после долгого дня и развлечений, которые устроил для тагайни и представителей племен. Я уже намеревалась посочувствовать магу, обнять его, когда тот приблизится, однако… Да-да, и снова «однако».

– И как прикажете это понимать, душа моя?! – с нескрываемым негодованием и желчностью вопросил Элькос. – Недоверие? Пренебрежение? Или же я вовсе вам чужой человек?!