С тех пор Нибо и вправду взял себя в руки, даже начал беседовать с Танияром. Как-то выглянув из окна кареты, я увидела, как они над чем-то посмеиваются, и ощутила умиротворение. Более того, в один из вечеров на очередной остановке на ночь, я застала герцога и дайна за любопытным занятием — его светлость обучал моего мужа вязать галстуки всеми известными ему видами узлов. И вот тут Ришем, наконец, вздохнул с облегчением, потому что с покровительственными нотками произнес:

— Это, друг мой, искусство, и постигается оно навыком. Будь у нас больше времени, вы бы стали самой популярной персоной в салонах и на званых вечерах. Я бы обучил вас всем этим премудростям.

По глазам супруга я видела, что его забавляет эта бравада, но дайн согласно кивнул, дав его светлости то, что было ему так необходимо — возможность превзойти соперника. А галстук завязывать Танияр научился быстро и использовал лишь один узел, не видя смысла во всем остальном многообразии. Ему это попросту было ненужно. Ни на балы, ни даже по гостям мы ходить ни намеревались.

Да у него и не было потребности превосходить кого-то одного или всех разом. Мой супруг был лишен позерства, оставаясь от природы натурой цельной и искренней в своих проявлениях. Что же до нарядов, то он был хорош и в простом дорожном костюме, который ему дали танры. А белоснежные волосы, собранные в хвост, спускавшийся ниже лопаток, придавали дайну некой импозантности и даже таинственности.

Он и вправду привлекал к себе внимание, в этом его светлость был прав. Я могла бы восторгаться своим мужем бесконечно, однако отныне делала это не одна. В городах, куда мы заезжали на ночлег, на трактах и в гостевых домах на дайна оборачивались женщины и провожали его долгими взглядами. Разумеется, я пристрастна, однако взгляды вслед действительно были, и немало. И что же я чувствовала в эти минуты? Гордость! Да-да, именно гордость, потому что для ревности повода не было.

Чтобы ревновать, нужен повод, однако муж не давал мне его. Сам он смотрел только на меня, а если его взор скользил по другим женщинам, то в нем бывало обычное любопытство, а бывало и полное равнодушие. Этот мужчина был моим и только моим! Что до женских взглядов, то я относилась к ним с пониманием. Как я уже имела честь донести до вас раз, наверное, сто — мой муж был прекрасен, шел ли он пешком или же ехал на своем черном жеребце, кстати, также подаренном танрами.

О-о, эти удивительные сущности оказались щедрыми натурами. Впрочем, всё, что имело для них ценность, — это магия. Потому материальные блага стали лишь необходимым приложением к повседневной жизни, но без которых можно было и обойтись. Если они когда-то и знали, что такое жадность, то давно позабыли об этом. Стоило им получить повеление свыше, и хранители магической энергии превратились в поистине гостеприимных хозяев.

Одели они не только Танира, но и магистра, который оказался без единой перемены одежды. Но главное, конечно, конь черной масти. Высокий и мощный, под стать своему новому всаднику. И когда дайн увидел его, то на лице его отразился восторг и любование. Признаться, залюбовалась и я. Даже немного позавидовала, что не могу ныне забраться в седло и пустить скакуна в галоп, чтобы ощутить всю его силу.

— Хараш, — с улыбкой произнес мой супруг, ведя ладонью по лоснящейся шкуре.

— Что это — хараш? — спросил Нибо, стоявший рядом со мной.

— Ночь, — перевела я. — Танияр дал имя своему жеребцу. Когда саул принимает всадника, тот дает ему имя. Конь явно благоволит дайну. Смотрите, ваша светлость, как он чутко прислушивается к движениям своего нового седока, но не пытается избежать его прикосновений.

— Но, как вы верно сказали, перед нами жеребец, — заметил герцог. — Мне кажется, что кличка Ночь — больше подошла бы кобыле.

— Так он и не Ночь, — пожав плечами, ответила я, — он — Хараш.

Танияр быстро привык к новому скакуну, как и я когда-то к саулу, — особой разницы не было. Животные различались внешне, в росте и в скорости бега, но посадка всадника была одинакова. Еще имелись различия в сбруе — это уже касалось строения скакунов, но и тут всё было вполне понятно и привычно. К тому же я немало рассказывала супругу о лошадях, так что ему не понадобилось много времени, чтобы обвыкнуться. И вскоре дайн уже гарцевал на своем Хараше.

Но вернемся к одежде. Я окончательно отказалась от наряда дочери Левит и оставила его у танров, а его место в саквояже заняло одеяние Танияра. Впрочем, сапоги остались его собственными. Во-первых, у танров не нашлось обуви по мерке дайна, а во-вторых, оценив сапоги его светлости, мой супруг отмахнулся:

— Мои удобней.

— Но не будет ли вам жарко? — полюбопытствовал тогда Штоссен.

— Когда вещая призвала, она велела из теплого надеть только шубу, чтобы не замерзнуть по дороге в священные земли, — ответил Танияр. — Эти сапоги летние.

Кто такая вещая, танры уже знали, потому с пониманием покивали и больше вопросов не задавали, да их такие мелочи особо и не интересовали. Они выказали гостеприимство, коли уж на то воля Богов, позаботились, а после, я думаю, сразу же и выкинули из головы. Далее мы сами должны были решать все возникающие задачи.

Но пока ничего эдакого не происходило. Дорогая вела нас в Тибад, а мы и не думали сворачивать с нее. Магистр приходил в себя, Нибо постепенно сходился всё ближе с новым знакомцем из другого мира, а я не уставала любоваться вновь обретенным мужем ни ясным днем, ни в сумраке ночного уединения.

Я помогала ему застегнуть пуговицы на рубашке, поправляла воротник и даже завязывала галстук, несмотря на то, что Танияр справлялся с этим превосходно. Но мне попросту хотелось касаться его каждую минуту, когда это было возможно. И даже засыпая, я непременно обнимала супруга, лишь бы чувствовать его близость. Должно быть, где-то в глубине души всё еще жил страх, что все последние события окажутся лишь сном, а Танияр — сладкой грезой, как это бывало уже множество раз.

К примеру, сегодня утром, когда я проснулась и, сладко потянувшись, повернулась, чтобы посмотреть на спящего мужа, его не оказалось рядом. Подушка хранила след его головы, но сам дайн исчез, и я испугалась. Порывисто сев, я тут же услышала:

— Я здесь, свет моей души, — и вздохнула с облегчением.

Танияр стоял у окна и глядел на рассвет. Откинув легкое одеяло, я приблизилась к мужу. После обняла его сзади за талию и прижалась щекой к обнаженной спине. Он накрыл мои руки ладонями, и я вновь вздохнула, но уже с умиротворением.

— Каждый раз засыпая, я всё боюсь поутру обнаружить, что ты — всего лишь сон, — призналась я. — Грезы так обманчивы, а я немало видела их за время нашей разлуки.

— Как и я, — ответил Танияр и перетянул меня вперед. Теперь я оказалась прижатой спиной к его груди, и супруг, обняв меня, уместил теплые ладони на еще более округлившемся животе. — Наверное, поэтому я сплю так мало. Сначала не хочу закрывать глаз, а проснувшись, уже не могу снова заснуть. Лежу и смотрю на тебя.

— Но сейчас ты стоял ко мне спиной, — с улыбкой заметила я.

— Я слушал твое дыхание, — парировал дайн, — и смотрел, как просыпается мир. Красиво.

Развернувшись к нему лицом, я заглянула супругу в глаза. Он улыбнулся и, заключив мое лицо в ладони, провел по щекам большими пальцами, а после склонился к губам. Но когда дайн уже хотел отстраниться, теперь я сжала его голову ладонями и прошептала:

— Не могу без тебя.

Танияр прижал меня к себе и зарылся пальцами в волосы на затылке.

— Я готов привязать тебя к себе, лишь ты больше не исчезала, — услышала я ответ и с улыбкой кивнула:

— Привяжи. Моя судьба быть рядом с тобой. Так предначертали Боги.

Супруг усмехнулся, и я подняла на него взгляд:

— Мне они предначертали ждать тебя, искать и догонять, чтобы ты могла исполнить свое предначертание.

— Смертным не понять божественного промысла, — философски заметила я и, хмыкнув, вновь прижалась к мужу. — Надеюсь, более нас не разлучат.