— Откройтесь, Нибо, что вас гложет?

— Право слово, дорогая, со мной всё хорошо, — заверил меня его светлость, однако я продолжила:

— Я могла бы токовать все эти ваши выпады, как ревность, но ведь вы же сами сказали, что отказались от всяких надежд. Вы уверяли меня, что более не страдаете и не видите во мне женщины, которую желали бы назвать своей. И наличие у меня супруга вам также было известно. Я уже не говорю о том, что вам много раз доводилось видеть нечто подобное, когда я находилась рядом с иным мужчиной, который тоже был мне фактически мужем. И что же переменилось теперь, когда вы утеряли первоначальный интерес, как сами же, напоминаю, признавались?

Ришем изломил брови в деланной иронии и всплеснул руками:

— Что же вы такая мнительная, госпожа Таньер? Или же ваше положение так влияет на ваши суждения?

Я лишь с усмешкой покачала головой и продолжила смотреть на него, ожидая искреннего ответа. Его светлость еще некоторое время паясничал, изображая праведное возмущение, но вдруг помрачнел и отвернулся. Но и это его состояние продлилось недолго, и вскоре герцог, порывисто обернувшись, воскликнул:

— Да! Да, вы правы, я веду себя глупо и безобразно. — После уселся рядом и, вскинув руки, воскликнул: — Но это же нестерпимо! — Приподняв вопросительно брови, я ожидала продолжение, и герцог, немного уняв пыл и став, наконец, снова взрослым человеком, усмехнулся уже без всякой фальши: — Признаться, я… сражен. Удар, который я получил при появлении вашего супруга, оказался неожиданным и сокрушительным. Даже само его появление… Знаете, дорогая, я вовсе не ожидал того, что увижу его воочию…

— Я ведь тоже не ожидала, что смогу увидеться с ним еще в этом мире, — заметила я. — Но Танияр пришел, как нельзя, кстати. Как вы считаете?

— Безусловно, — кивнул Нибо. — Я вовсе не стану негодовать от того, что ваш супруг одним своим появлением спас нас. Просто… — его светлость снова замолчал, кажется, подбирая слова, а затем проворчал: — Я не ожидал, что он такой.

— Какой? — с искренним любопытством спросила я.

— Такой, — как-то даже сердито ответил Ришем. И, вдруг разгорячившись, порывисто поднялся со скамейки. — Само это появление! Вьюга, завывает ветер, кружит снег, льется белое сияние, а посреди него стоит этакий… этакий языческий идол, право слово! — Я невольно хмыкнула, и герцог отмахнулся: — Вы не понимаете! Рост, стать, лицо, в конце концов! У него восхитительное лицо! Как бы выразиться поточней…

— Мужественное? — подсказала я.

— Верно, — машинально кивнул Нибо. — Но не совсем то, что я хотел сказать. У него правильные и гармоничные черты, но без всякой мягкости или смазливости салонного завсегдатая. В нем ощущается решительность и некоторая жесткость… воинственность. Дайн ничего не говорит и не делает, чтобы показать это, но когда я смотрю на него, у меня возникает чувство, что передо мной хищник, сытый и спокойный. Однако если выпустит когти, то пощады не будет… О нет, я не опасаюсь его! — заметив, что я готова возразить, остановил меня герцог: — Я пытаюсь описать свое восприятие. Наверное, выходит несколько странно, но вы желали моей искренности. Так вот, дорогая моя, я вижу в вашем муже прекрасного и опасного хищника. Но я ведь и сам не кролик! Я тоже хищник, и тоже хорош, — с неожиданным вызовом закончил Ришем, а я осознала:

— Вы ощутили соперника? И соперника, перед которым почувствовали неуверенность?

Герцог снова упал на скамейку и буркнул:

— Да. Рядом с вашим мужем я более не чувствую себя… прекрасным и опасным. Это, признаться, раздражает. И если бы мы с ним оказались в каком-нибудь салоне, мне пришлось бы извиваться, чтобы удержать всеобщее внимание. И хвала Богам, что дайн не наделен веселым нравом…

— Наделен, — заверила я. — Он умеет быть очаровательным шалопаем, и ироничным, и острословом. Но та маска, которую видите вы — это обычное состояние воинов Белого мира. Ягиры не обнажают чувств и мыслей, но лишь со стороны кажутся истуканами.

— Благодарю покорно, — едко откликнулся его светлость. — Вы и этого превосходства меня лишили.

Я развернулась к нему и воззрилась с изумлением.

— Но послушайте, Нибо, к чему вам это соревнование? Вы красивы, умны, остроумны, тоже умеете быть шалопаем, а еще воинственным и безжалостным, если это требуется. Я сама была тому свидетелем. Почему просто не оценить нового знакомца по достоинству и не сдружиться с ним, как вы привыкли делать? Танияр вам не враг и не соперник. Более того, скоро мы вернемся в Белый мир, а вы останетесь со всеми вашими достоинствами и недостатками. Зачем это ерничество и фырканье, к чему самому себе усложнять жизнь?

— Из-за вас, — несколько резко ответил Ришем и сбавил тон: — Простите. Вы вновь правы, я ревную. Я не обманывал вас, когда делал все прежние признания. Был совершенно искренним, однако, увидев дайна, ощутил острейший укол этого не лучшего чувства. И его, и ваше к нему отношение.

— Но вы уже видели подобное…

— Нет, не видел, — ответил его светлость и вновь поднялся на ноги. — Прежде всё было иначе, и вы восприняли меня изначально неверно лишь потому, что я неверно оценивал вас. Вы представлялись мне наивной глупышкой, раз позволили управлять собой. Это после я осознал, что вы вовсе не наивны, несмотря на юный возраст, и уж тем более не глупы. И что всё время вели собственную игру — тоже. Я выбрал образ повесы, рассчитывая на красоту и напор, чем вас и оттолкнул. Но он вовсе не превосходил меня, разве лишь одним обстоятельством — был нужен для воплощения ваших чаяний. Что мог дать и я, сложись всё иначе. Ваш прежний… муж, не сочтите эту запинку за оскорбление, я лишь не желаю упоминать ни имени, ни титула, — я согласно кивнула, и герцог продолжил: — Так вот, когда вы были с ним, я не чувствовал его превосходства над собой. Он не умней, не хитрей меня, и внешне он мне тоже не соперник.

Я улыбнулась, но всё-таки склонила голову в знак согласия. Теперь и я не стала бы превозносить монарха над Ришемом. Прежде, пока я толком не знала их обоих, то выбирала короля за ощущение его внутренней силы. Однако же теперь я точно знала, что Ив не столько силен, сколько самолюбив, а его власть — это инструмент, чтобы настоять на своем. В то же время, вроде бы осторожный герцог мог вести свою игру, ступая по краю пропасти. Так что нынче я не стала бы восторгаться скрытым зверем внутри государя Камерата, как это делала в семнадцать лет, потому что зверь этот был хоть и умен, но вовсе не мудр.

— Более того, — продолжал его светлость, — я точно знал, что вы не любите его. Да, было время, когда вы увлеклись, что вовсе не удивительно. Юная неискушенная девица легко поддалась на некую харизму взрослого мужчины, однако же голову не потеряла. Влюблены были, а полюбить всем сердцем так и не смогли. Приняли, как своего мужчину, как мужа, но не полюбили. А теперь вы любите. Каждый ваш взгляд, подаренный супругу, каждое касание, даже голос — всё это пропитано неприкрытым любованием и обожанием. Когда вы рядом с ним, я, наконец, вижу слабую женщину, полностью отдавшую себя своему мужчине. А еще я вижу, как он нежен с вами и заботлив, отдавая свое тепло взамен полученному от вас. Всё это так непохоже на то, что я наблюдал раньше, что не могу не признать свое полного и окончательного поражения. — Он вздохнул и усмехнулся: — Признаться, еще не так давно я верил, что ваши восхваления дайна — не что иное, как слепота влюбленной женщины. Мне верилось, что я по-прежнему превосхожу вашего избранника, к тому же сложившиеся обстоятельства… Но вот он врывается в наш мир, весь такой восхитительный и грозный, вы пожираете его взглядом, и я понимаю, что всё изменилось. Это сбило с ног… — Нибо бросил на меня взгляд исподлобья: — Стало быть, я похож на брюзгу?

— Похожи, — улыбнулась я.

Герцог вздохнул и вновь усмехнулся:

— Я услышал вас, дорогая. Обещаю, взять себя в руки и не огорчать вас. Еще и в этом проиграть ослепительному дайну я не желаю, — последнее было сказано с иронией, и ее Ришем явно отнес к самому себе, однако добавил: — Если магистр станет задевать меня, я отвечу ему. Элькос — известная язва. — Я развела руками, показав, что меня их взаимоотношения с магом не касаются.