«Врет, – меланхолично произнес объявившийся дайн. – Это он мне в ухо шипел, что надо спрятаться и, пока причитать не начнут, не выходить».

– Точно Танияр сказал? – с широкой улыбкой спросила я.

Архам на миг запнулся, посмотрел на меня и ответил:

– Ну… почти. Может, и вместе придумали.

Рядом усмехнулся мой супруг, а я подбодрила деверя:

– И что было дальше?

– Дальше нас нашли, случайно, – ответил бывший каан, а Танияр фыркнул.

«Угу, случайно. Я ему говорил – не ерзай, а Архаму не сиделось. – Я скосила глаза в его сторону, и супруг пояснил: – Нужда. Не выдержал, пополз под столом, хотел потихоньку выбраться. То одному ладонью на ногу встал, то другого в колено боднул. Потом самому на руку наступили, Архам завыл. Тут нас за уши из-под стола и вытащили. Но я один брань каана слушал, брат в кусты сбежал, оттуда только счастливо охал».

– Пороли прилюдно? – сдерживаясь изо всех сил, полюбопытствовала я.

– При гостях, – усмехнулся деверь, а мой супруг добавил: «Как Архам из кустов вышел, так на лавке и разложили обоих». – И я, перестав сдерживаться, расхохоталась.

В эту минуту мне бы тоже хотелось рассказать что-нибудь забавное, и, наверное, у меня было немало веселых историй из детства, но я их не помнила и вспоминать себе запретила. И всё дело в том, что после того, как вновь обрела Хэлла, я всё чаще задумывалась о своем прошлом. Помимо воли собирала воедино всё, что всплыло из глубин сознания за то время, что я провела в Белом мире.

Вроде и крохи, но мне вдруг начало казаться, что забытая жизнь уже дышит мне в затылок. Знаете, этакое ощущение плотины, в которую бьются бурные волны взбунтовавшейся реки. Еще миг, и сопротивление плотины будет прорвано. И до того ярким было это впечатление, что я испугалась. Поддавшись малодушию, я запретила себе думать о том, что осталось за спиной. И потому новых историй о себе, особенно о детстве, поведать не могла…

К полудню мы покрыли немалое расстояние. Меня уже некоторое время мучило желание спешиться и передохнуть от седла. А еще был голод. Завтрак в седле стал уже привычным, но надоел до ужаса. Хотелось забраться на стул на кухне и, слушая болтовню Сурхэм, лакомиться ее булочками, макая их в перетертые сладкие ягоды. Я безумно соскучилась по моей жизни в Иртэгене!

Она была мила моему сердцу, грела душу, и вынужденное промедление вызывало раздражение. Всё, чего мне хотелось, – это вернуться в свой дом, к своей жизни, которая нравилась мне настолько, что за предложение что-то поменять я могла бы и наговорить гадостей на языке площадей и улиц, если не побить. Но главное, я хотела к моему обожаемому супругу, который олицетворял собой разом всё самое дорогое, что у меня было.

И мысли о том, что наше свидание всё еще откладывается, неизменно привели меня к тому, что я поджала губы и фыркнула на всадника, промчавшегося мимо. Клубы пыли окутали нас с Архамом, и я проворчала:

– Как же я устала от дороги…

– Капризничаешь? – уточнил деверь, явно полюбивший это слово.

– Угу, – промычала я.

– Почему?

– Хочется передохнуть, – ответила я.

– Скоро остановимся, – заверил Архам. – Тут есть небольшое озерцо. На его берегу и передохнем. Можно и искупаться, вода там сейчас теплая.

– Было бы неплохо, – оживилась я. – И поесть.

– И поедим, – усмехнулся бывший каан.

Дайн был с нами совсем недолго. Вскоре после того, как внес свои дополнения в рассказ брата, Танияр снова исчез. Он вообще все дни пути появлялся нечасто и ненадолго. И ночных свиданий у нас не было. Впрочем, тут причиной скорее была я сама. Обычно к вечеру я валилась с ног, точнее, из седла… а потом уже с ног. Засыпала, едва касаясь головой подушки. Возможно, жалея, супруг не нарушал моего отдыха.

А днем толком поговорить не получалось, потому что рядом был Архам. Я пока ни разу не обнаружила нашей связи с Танияром. Тут причиной был сам деверь. Нет, дело вовсе не в недоверии или каких-то сомнениях в отношении него. Всё очень просто. Бывший каан был за время пути откровенен. Если уж и стоило сказать, что брат слышит его признания, то в момент, когда Архам делился затаенным, а не сейчас. Мне казалось, что подобное открытие будет ему неприятно. Это как заглянуть человеку в душу, а после сообщить, что ее превратили в какой-нибудь проспект, по которому топчутся все, кому вздумается.

И по этой причине я до сих пор не знала, чем был занят супруг в ожидании моего возвращения. Да что там, я даже не могла сама отправиться к нему и подглядеть. Днем мы были в дороге, вечером могла думать только о постели. И даже те пару раз, когда я все-таки намеревалась заглянуть к мужу, заснула, только желая пробудить «Дыхание Белого Духа». Поначалу я злилась, после вспомнила о тагайни и их принципах. Всему свое время, в конце концов, решила я. И нагляжусь на него вживую, и уж тем более не позволю сбежать от ответа, когда он окажется в моих руках. Расскажет всё! Деваться дайну некуда.

Тем временем мы свернули с большой дороги на дорогу поменьше, а потом съехали и с нее. А где-то через четверть часа добрались до озера. Натянув поводья, я приложила ладонь козырьком к глазам, прячась от слепящих солнечных бликов, игравших на водной ряби. После глубоко вдохнула теплый ароматный воздух и шумно выдохнула.

– Как же красиво, Архам, – сказала я, любуясь безлюдными берегами небольшого лесного озерца. – Хорошо.

– Угу, – промычал в ответ деверь.

Он спешился, заложил руки за голову и блаженно потянулся. После снял сапоги, следом рубаху и направился к озеру. Уже подойдя к кромке воды, бывший каан обернулся.

– Чего сидишь? – полюбопытствовал Архам. – Ты же вроде устала от седла. Вода теплая, – он подмигнул и уверенно шагнул в озеро.

Я еще с минуту смотрела, как мой деверь сильными гребками разбивает водную гладь, после спешилась сама и, скинув туфли-кейги, направилась к воде. Поддернув подол, я вошла в озеро по щиколотку.

– Ох, – вздохнула я, вода была и вправду приятной.

Устремив взгляд на Архама, я некоторое время смотрела на него с завистью. Никакого купального костюма у меня, разумеется, не было, а плавать в нижнем белье казалось верхом неприличия. И ладно бы рядом был супруг, но ведь это его брат, по сути, посторонний мужчина.

Между тем Архам, будто дразнясь и подначивая, перевернулся на спину, раскинул руки, и до меня донеслось:

– Как же славно…

– Славно ему, – проворчала я.

Моя зависть разрослась до небес, и это вернуло раздражение. Да что там! Я рассердилась на бывшего каана за то, что ему славно, а мне нет!

«Свет моей души, ты злишься», – Танияр вернулся так же неожиданно, как и исчез до этого.

– Злюсь, – буркнула я.

«Что случилось между вами?»

– Архам купается, а я нет, – с какой-то детской интонацией ответила я.

«И ты купайся, – сказал супруг. – Почему не идешь?»

– Но мне же придется раздеться, – возмутилась я.

«Разве на тебе нет рубашки?»

– Есть, конечно, – фыркнула я.

«Тогда что тебя останавливает? Снимай платье и заходи в воду».

– Но это же нижняя рубашка, – с нажимом ответила я.

«Жизнь моя, ты в Белом мире, нас рубашкой не испугаешь, – усмехнулся дайн, я ответила возмущенным взглядом в пустоту, и он добавил: – И не смутишь. Не терзай себя понапрасну, искупайся».

Я вновь посмотрела на Архама. Он продолжал наслаждаться, и я поджала губы, начав себя уговаривать. И вправду, отчего я так всполошилась? Я же не где-то там, где мораль требует от женщины высшего сословия заходить в воду в огороженном от всеобщих взглядов месте, а в Белом мире. Здесь разрешены не только добрачные связи, но и существует костер по окончании праздника лета. А я всего лишь сниму платье и войду в воду в нижней рубашке и штанах. Не голая ведь! К тому же супруг дал свое дозволение, и о чем еще думать?

– Не о чем, – ответила я сама себе и решительно сняла платье.

«Хочу быть там с тобой, – услышала я голос дайна и ясно уловила в нем улыбку, – но без Архама. И без рубашки».