– Может… – первая жена потерла подбородок, раздумывая над моими словами: – Может, ей незачем выдумывать? Но есть что-то в ее прошлом такое, о чем говорить не хочется. Не зря же сказала про братьев, которые могли бы ее защитить. А если она жалеет, что не было мужской защиты, то и сестры ей не нужны, потому что бесполезны.

– Думаешь, с ней случилось что-то дурное? То, что лишило ее обычного детства, в котором есть что вспомнить и рассказать? Хм… Если учесть попытку отравления, то вполне может быть, но кто из них жертва? Мейлик, Хенар или обе? – Эчиль пожала плечами, а я отвернулась от нее и устремила взгляд в окно, за которым царило бесконечно долгое лето Белого мира. – Если на них идет охота, то это бы объяснило, зачем ей понадобилась защита Илана и почему рвется к мужу. Хм… – повторила я и вновь взглянула на Эчиль. – Любопытная гипотеза.

– Что? – не поняла меня свояченица, и я улыбнулась:

– Предположение любопытное.

– А-а, – протянула Эчиль и важно кивнула, соглашаясь.

И вправду, отчего я так упорно приписываю Хенар и ее дочери службу илгизитам? Быть может, Эчиль думает верно и в прошлом этих двух женщин есть нечто трагическое и печальное, что мешало им наведываться в родной таган матери прежде и что лишило Мейлик детства, о котором у нее не осталось воспоминаний, лишь сожаление об отсутствии братьев. И в Зеленые земли они бежали, чтобы спастись от неведомой пока угрозы, а не просто вернулись после смерти мужа… Хотя именно его смерть и могла освободить мать с дочерью. Или же, напротив, их несчастья начались после печального события… И что же там тогда было? Этого не узнать, пока не вернется наш посланец.

Но ведь было подстрекательство Хасиль, да и на допросе Мейлик показала зубы, а жертва не станет кусать обвинителя, ей это попросту несвойственно. Жертва привыкла сносить удары судьбы и несправедливость покорно.

– Не сходится, – наконец произнесла я.

– Что не сходится? – спросила Эчиль с любопытством.

– Если с Хенар и Мейлик произошло нечто ужасное, о чем они обе предпочитают молчать, но терпели столько лет, то эти женщины должны быть тихими и покладистыми, чтобы избежать новых бед. Таб не полезет в пасть рырха, он постарается сбежать. А Хенар устроила целый спектакль, требуя пустить ее к дочери… представление устроила. Она не приходила к моему дому ни разу за те дни, что ворота старого подворья были закрыты, но стоило мне покинуть Иртэген, и вот она уже голосит и обвиняет меня во всех грехах, чем привлекает людей и заручается их поддержкой. А Мейлик, перед тем как отрава дала себя знать, огрызалась на мои слова и обвиняла в ответ. Да и Хасиль она все-таки подбила выйти на сангар и вложила ей в голову нужные слова. Они обе доказали, что могут показать сопротивление и хотя бы попытаться нанести удар. Илан из них троих выглядит более невинным, чем обе женщины. Они не похожи на табов. Возразишь?

Эчиль некоторое время размышляла, а после кивнула и заговорила:

– Вот ты говоришь – таб. Он и вправду сбежит от рырха, но если рырх нагонит, то выставит рога и будет защищаться. На допросе ты обижала Архама, Мейлик вступилась, потому что любит его. Это правильно. Разве ты бы не вступилась за Танияра, если бы тебе говорили про него плохо? Вступилась, ты всегда напускаешься на тех, кто хочет обидеть твоего мужа. Вот и Мейлик сделала то же самое. А то, что она Хасиль надоумила пойти на сангар, то ты говорила, что и саму Мейлик могли надоумить сделать это. А еще и Хасиль сама хороша. Может, третья жена и не думала даже ее подговаривать и просто сказала, что думает, а глупая вторая жена побежала, чтобы показать, будто это она сама всё для мужа делает. Только ей в голову не пришло, как дело повернется.

– А Хенар?

– А что Хенар? Ты сказала, что она не шла, пока ты была в Иртэгене. Вот тебе и твоя жертва. Табу было страшно идти к рырху, а когда ты уехала, то бояться стало некого, вот и решилась. А когда ее люди начали слушать, так еще и расхрабрилась, как та же Хасиль. Ей огня и хватило до твоего возвращения. Сама суди, Мейлик к матери каждый день бегает и сидит там целый день. Если ей нужна защита, то у матери и ищет…

– Не только у матери, – напомнила я. – Смелости хватает к родне Селек бегать на тайные встречи.

– Так ведь ради того, чтоб к Архаму уйти и с ним быть.

– Хм, – я усмехнулась и медленно склонила голову. – Возможно. На данный момент ясно только одно – Мейлик нечего рассказать о своем детстве, а выдумывать она не желает, потому предпочитает уйти от ответа. Как бы там ни было, это лишний раз подтверждает, что этим женщинам есть чего опасаться и скрывать. И чтобы узнать точно чего, подождем точных сведений, а ты еще попробуй что-нибудь вытащить из нее.

– Попробую, – ответила первая жена. – А что Илан?

Отрицательно покачав головой, я ответила:

– Ничего нового.

На самом деле новое было, но не для Эчиль, она об этом уже знала, но мне стоит поведать вам обо всем, что произошло со дня, когда в доме бывшего советника проводился обыск. Признаться, он удивил меня. Я ожидала, что после того, как Илан узнал об отравлении Мейлик, он пойдет к Хенар, чтобы поговорить, возможно, о том, где она была помимо него. Но нет, к вышивальщице кузен Селек не пошел… до следующего утра, пока еще не пришла третья жена, и ушел до ее появления. Точнее, до нашего появления, потому что именно в то утро я ходила с Мейлик к ее матери.

Впрочем, это было оправданно, если всё было так, как Илан рассказывал. Тогда Мейлик и вправду хотела через него найти мужа, и, понимая, как может быть истолкован его визит, постарался не навести на третью жену подозрения в неверности мужу. Обо мне, по крайней мере, он позаботился, когда выбрал более долгий путь к месту встречи, но не выехал через те же ворота, что и я. Так что защитой чести Мейлик и могло быть продиктовано желание прийти к Хенар, пока она была в одиночестве. А могло быть и что-то еще, нам всё еще оставалось гадать. Но не обо всем.

Например, я точно знала, что после нашего ухода и до момента, когда Танияр собрал народ на сангаре, Илан произвел дома повторный обыск. Он не отправился в какое-то определенное место, как могло быть, если бы бывший советник точно знал, где хранится корень тэрде, и теперь наш подозреваемый спешил избавиться от опасного порошка. Нет, он именно обыскивал, словно хотел убедиться, что ему действительно никто не подкинул отраву, а ягиры попросту ее не заметили. Об этом донес наш осведомитель, приставленный к Илану.

Он же рассказал, что после того, как бывший советник перевернул собственный дом, он пошел к старшему брату – Нихсэту, где пробыл до призыва явиться на поляну, куда братья и направились вместе. После поляны вернулся к себе и до следующего дня за пределы своего подворья не выходил. А утром навестил Хенар, и, о чем они говорили, узнать уже было невозможно.

Однако с тех пор Илан еще пару раз ходил к вышивальщице в отсутствие Мейлик. С третьей же женой не встречался пока ни разу, и сама она к бывшему советнику мужа не спешила. А после визитов к Хенар Илан опять шел к Нихсэту, но старший брат ни с кем из двух женщин так ни разу и не увиделся. И толковать всё это можно было как угодно. Ответить могли бы сами подозреваемые, но они этого делать как раз не собирались, а я не спешила обнаружить, что все они находятся под пристальным наблюдением.

– А Керчун? Он что-то узнал? – спросила Эчиль, выдернув меня из размышлений.

Вопрос о Керчуне легко объясним. С ним мы встретились после того, как я посетила Хенар и узнала о торговце сладостями. Мы тогда, как и собирались, со свояченицей отправились на курзым. У меня не было возможности рассказать ей о разговоре с вышивальщицей и ее откровениях, и потому мое целеустремленное шествие к ряду, где располагались торговцы сладостями, немало удивило первую жену.

– Ашити, тебе хочется сладостей? – спросила она, когда заметила, что я сильно замедлила шаг.

– Каанша, слаще моего товара не найдешь, – широко улыбнулся мне иртэгенец Миньхэ.