– Но разве место жены не подле мужа? – вопросила я.
– Ты тоже не подле мужа…
– Мой муж – каан, – со значением ответила я. – Ему дела велят отлучаться. А как закончит, так вернется ко мне и будет рядом. А ваш муж ушел с матерью. Он продал невинную кровь своих детей за кровь убийцы. Не равняй наших мужей, твой недостоин и волоска на голове Танияра. Тьфу он, а не мужчина. Позор своего отца. Вот Танияр – иное дело. Вазам бы гордился им, если бы был еще жив. Но его убила Селек, и младший каанчи простил и принял смерть отца от рук матери. Он никогда не был достоин челыка.
– А Танияр достоин? – вскинулась третья жена. – Он привел в таган кийрамов! Людям не нравится, что они тут ходят! Архам никогда бы этого не позволил. Он был лучшим кааном! Это Танияр не стоит его волоса.
– Ты ведь любишь своего мужа, Мейлик?
– Люблю! – в запале воскликнула она.
– Значит, считаешь его хорошим мужем?
– Да!
– Да что в нем хорошего? Ты здесь, а он там, и Хасиль таскает тебя за волосы. Если бы не я, то ты сейчас была бы лысой. Тебя некому защитить, так разве так поступает хороший муж?
– Хасиль глупая и злая!
– А Архам ее выбрал, – вновь ввернула я. – Даже двух дочерей от нее прижил, а потом бросил так же, как Эчиль, которую привез из другого тагана. И как тебя, которую любил больше остальных своих жен. Нет, плохой человек Архам, бестолковый.
– А Танияр ее не выбрал? – едко усмехнулась бывшая каанша. – Он тоже с ней был, а она к Архаму ушла. Его выбрала, а не твоего ненаглядного Танияра.
– Танияр дурного человека бы не приблизил, – покивала я. – Наверное, Хасиль все-таки не так плоха. Кто красивей ее в тагане? Даже ты не так хороша, как она. Отчаянная, смелая. Вон на сангар вышла и высказала, что думает. Кто на такое бы отважился? Нет, сильная женщина Хасиль. Если бы Архам ее любил, то, может, сейчас бы и не бегал по лесам с матерью-убийцей.
– Хасиль? – округлила глаза Мейлик.
– Хасиль, – кивнула я. – Мы все считаем ее глупой, а она вышла на сангар, и народ ее слушал. Не ту жену полюбил Архам, не ту. Хасиль всем хороша. Красивая, смелая, умная. Обдумала всё, нашла слова, чтобы людям сказать, и вышла…
– Сама?! – воскликнула третья жена.
Я не видела, но была уверена, что Берик и Эгчен, с интересом следившие за ходом нового допроса, сейчас подобрались в ожидании ответа бывшей каанши. И он последовал раньше, чем она успела ухватить смысл моей фразы:
– Да что она сама могла надумать? Только и может, что отравой плеваться. Если бы не я…
Мейлик оборвала себя и встретилась со мной шальным взглядом. Я улыбнулась и полюбопытствовала:
– А что ты?
– Ничего, – мотнула головой Мейлик.
– Если бы ты не подсказала ей? Ты это хотела сказать? Значит, ты надоумила Хасиль выйти на сангар, – утвердительно произнесла я, и лицо бывшей каанши вновь скривилось. Впрочем, слез уже не было.
– Я ничего такого не говорила, клянусь! – воскликнула Мейлик.
– А что говорила?
– Я… мы… – Мейлик с жадностью допила воду и стиснула стакан пальцами. Женщина поглядела на меня с мукой. – Ашити, клянусь, я не желала зла! Да, мы говорили с Хасиль. Мы говорили о нашем муже. Как было бы хорошо, чтобы он снова был с нами и чтобы всё было как прежде. Да, я злилась на Танияра, потому что это из-за него стало всё так плохо. Говорила, что Архам никогда не привадил бы кийрамов. Что Танияр рушит порядки, что он прогнал посольство Елгана, а они наши братья!
– Кто сказал, что Танияр прогнал Туора? – уже иным тоном спросила я.
– Так сам он, сам! – воскликнула женщина. – Когда уходил, тогда и сказал. «Ваш каан с кийрамами за столом сидит, а нас прогнал», – вот как сказал. Соседка моей матери слышала, она говорила, я Хасиль передала. – Она потерла горло ладонью, тяжело вздохнула и продолжила: – А еще вот о чем с Хасиль говорили, что было бы хорошо, если бы нашелся смельчак, который бы людям глаза открыл на Танияра, тогда, может… – Мейлик болезненно покривилась, а когда заговорила, голос ее прозвучал хрипло: – Может, люди приняли бы Архама обратно.
Она замолчала, и я спросила:
– Сама додумалась или кто-то надоумил?
– Что? – кривясь, переспросила женщина.
– С тобой кто-нибудь вел такие же разговоры?
Мейлик прижала ладонь к груди и вдруг пожаловалась:
– Больно. Жжет. Как огнем… жжет…
Лицо ее сделалось похожим на восковую маску, на лбу и висках обильно выступил пот, и женщина, вскрикнув, повалилась со скамьи на пол. Стакан выпал из ослабших пальцев и покатился по полу. Я в ошеломлении взирала на третью жену Архама, скорчившуюся у моих ног…
– Помо… ги… – прохрипела она и громко застонала от терзавшей ее боли.
– Отравили? – с недоверием спросила я и очнулась. – Знахарку сюда немедленно!
– Белый Дух, – пробормотал Берик. Он распахнул дверь и закричал: – Приведите Орсун!
– Да быстрее же! – выкрикнула я, опускаясь на колени рядом с бывшей кааншей. Женщина затихла, и было непонятно, жива она или муки ее уже закончились. – Мейлик, ты меня слышишь? Мейлик!
Я склонилась над ней и прислушалась – она дышала. Судорожно, хрипло, но дышала, хоть и была без сознания. Быть может, еще было не поздно. Мои мысли заметались, создав в голове поистине грандиозный хаос, и никак не удавалось выудить из моей дырявой памяти хоть что-то полезное. Но наконец сознание зацепилось за что-то дельное, и я произнесла:
– Надо промыть ей желудок, – после потерла лоб подрагивающей рукой и продолжила: – Нужно много воды и вызвать рвоту. Да, вроде так. Боги… что происходит…
Эгчен сжал мои плечи и вынудил отойти к противоположной скамье, здесь усадил и мягко произнес:
– Посиди, Ашити, отдохни. Я знаю, что делать.
– Х… хорошо, – гулко сглотнув, ответила я.
Вскоре вернулся Берик. Он сел со мной рядом, и теперь мы вместе наблюдали за деловитой суетой, которой руководил Эгчен.
– Нас разному учат, – сказал Берик без особых пояснений, я кивнула, и не думая уточнять. Ягиры оберегали свои знания. И даже то, чему сейчас Танияр учил жителей своего тагана, было лишь частью науки, которую проходили воины.
Вскоре прибежала Орсун, а следом за ней вошла Эчиль. Она уселась рядом со мной и некоторое время смотрела на Мейлик, над которой склонилась знахарка.
– Кто мог это сделать? – спросила Эчиль, особо ни к кому не обращаясь.
– Хотела бы я знать, – пробормотала я. Хаос в моей голове успел упорядочиться, и потому этот вопрос занимал меня уже некоторое время.
По всему выходило, что отраву подали в воде, потому что пришла Мейлик совершенно здоровой… Впрочем, я ее увидела уже зареванной и красной. Надо узнать точно. А если яд был в воде, то отравили уже на подворье, и убийца где-то здесь. О чем могла рассказать Мейлик? Чем она была опасна своему отравителю? Это тот, кто подучил ее подтолкнуть Хасиль на сарган, или есть еще что-то?
– Хасиль? – шепотом спросила я себя. Или вторая жена все-таки что-то скрыла и оговорила Мейлик, пользуясь тем, что о ней в Иртэгене мало что знают? Может, просто отомстила за то, что стала жертвой? Проклятие.
– Да ну-у, – протянула Эчиль. – Хасиль на такое не осмелится. Хоть и дрянная она, но трусливая. Если только кто опять подучил. Только не было никого нового на подворье, да она даже прислужниц гнала, когда ты ушла. Сидела у себя, как зверь в берлоге.
Я скосила на нее глаза, и первая жена добавила:
– А я Белек успокаивала, никуда не выходила.
– Как она? – машинально спросила я.
– Уснула сейчас. Мои девочки за ней приглядывают, пока я пошла поглядеть, что еще у нас случилось.
– Пусть воду поменяют, – сказала я и поднялась на ноги. – И посуду хорошо помоют, прежде чем новую воду наливать. Мало ли кто и когда отраву подсыпал.
– Хорошо, – кивнула Эчиль, – велю. Уходишь?
– Да, – кивнула я. – Скоро уйду. А ты, – я посмотрела на нее, – приглядись, прислушайся. Мало ли что заметишь.
– Сделаю, – снова кивнула Эчиль, и я направилась к двери, но уже на пороге обернулась к свояченице: