Я ничего менять не собиралась, да у меня ничего и не было. А вот мешочек, где лежали и кэсы, и арчэ — имелся. Мне дал его Танияр еще в нашу первую прогулку по курзыму, правда, я тогда не воспользовалась его любезностью. А сейчас кошель оказался кстати.

— Чего купить хочешь? — полюбопытствовала Сурхэм. — Если чего приглядишь, без меня не покупай, я сторгуюсь.

— Это не для торга, — улыбнулась я и, тряхнув кошелем, назидательно произнесла: — Это для разговора.

— Неужто хочешь за разговор платить? — изумилась прислужница.

— Нет, Сурхэм, — усмехнулась я. — Заплати одному за разговор, и другие просто так рта не откроют. Я собираюсь использовать деньги, как повод завести беседу.

— Не пойму я тебя, Ашити, — покачала головой старуха, и я пообещала:

— Увидишь.

День выдался чудесным, как, впрочем, все предыдущие дни. Дождей еще не было ни разу. Танияр говорил, что они начнутся, когда земля начнет сохнуть, а пока ей хватало влаги, отданной зимними снегами. Удивительный мир… Но не об этом.

— А платье бы попроще надела, — проворчала Сурхэм, когда мы уже вышли из дома. — Люди и так говорят…

— Пусть говорят, — легкомысленно отмахнулась я. — У меня нет иной одежды, кроме той, которую мне дал Танияр. И если он считает, что я должна одеваться именно так, то в спорах нет смысла. Мне нравятся эти наряды, а кому не одобряет, тот пусть смотрит в сторону. А кто примет меня, какая я есть, тому будет безразлично, что на мне надето, хоть вовсе без одежды.

— Тоже верно, — кивнула прислужница. — А всё ж на курзым каанши не ходят…

— Так ведь и я не каанша, — возразила я.

— А одета даже лучше, чем жены каана.

— О том пусть они своему мужу скажут, мне какая печаль?

— И опять верно, — усмехнулась Сурхэм. — Вроде и я правильно говорю, а ответишь — вижу, что ошиблась. И откуда ты такая взялась?

— Из священных земель, — я ответила ей широкой улыбкой, после взяла под руку, и мы направились к рынку.

С нами никого не было, но я в точности знала, что неподалеку «гуляют» ягиры, приставленные ко мне Танияром. Их охрана была незаметной и ненавязчивой, но они должны были вмешаться, если кто-то захочет обидеть меня. Алдар говорил мне об этом, чтобы придать уверенности на время его отсутствия. На самом деле, я не ощущала смятения или настороженности. У меня была цель, и я шла к ней, а потому допустить малодушия не могла. Это бы испортило дело. Так что я была преисполнена боевого духа. Но за заботу была, конечно же, благодарна.

— Того и гляди глаза из головы вылезут и за нами поскачут, — ворчала Сурхэм на тех, кто оборачивался нам вслед. — Дикари, как есть дикари. И чего таращатся?

Я важно кивала, соглашаясь, хотя в душе посмеивалась над женщиной. Без злобы, просто было забавно слышать от нее слова недовольства, но главное, они были. Прислужницу Танияра я заполучила окончательно.

— Чего глаза лупишь, Тамалык?! — все-таки не сдержалась Сурхэм, когда мы проходили мимо женщины, по виду ровесницы прислужницы.

— Ну что ты, Сурхэм, — я укоризненно покачала головой. — Уважаемая Тамалык с нами здороваться желает, разве не так? — И, не дожидаясь какого-либо ответа старухи, явно готовой ринуться в бой, я прижала ладонь к груди и чуть склонила голову: — И тебе милости Отца, добрая женщина. Пусть Он пошлет удачи тебе и твоему дому.

— И вам милости Белого Духа, — больше машинально, чем осмысленно, буркнула Тамалык.

Я остановилась и развернулась к ней, не забыв приветливо улыбнуться:

— А не была ли ты сегодня на курзыме? Есть ли там на что поглядеть?

— Да на что там глядеть, — отмахнулась Тамалык. — Так и тащат всякий хлам, лишь бы кэсы побольше набрать. А за что? Тьфу, а не товар.

— Да ты что? — изумилась я и покачала головой. — Совсем глядеть не на что?

— А на что смотреть-то собралась? — прищурившись, полюбопытствовала женщина. — Если запасы в доме Танияра закончились, так я и своего продать могу. У меня-то погреб полный. Чего хочешь, есть. А вкусное какое, м-м, — она прикрыла глаза и погладила себя по животу, — нигде лучше не найдешь…

— Ой и не найдешь, — ядовито усмехнулась Сурхэм. — Пробовала я твою стряпню, в рот не взять…

— Да что б твой язык в узел завязался! — возмутилась Тамалык. — Сама-то…

— Зачем же вы ругаетесь? — поспешила я вмешаться, осознав, что передо мной старый недруг моей Сурхэм. — Отец велит своим детям жить в любви и почтении…

— Да разве ж мы ругаемся? — удивилась Тамалык.

— Это и не ругань вовсе, — отмахнулась прислужница Танияра. — Не слыхала ты, как люди-то ругаются. А мы всего двумя словами и перекинулись, чтоб язык не ржавел. Зачем же подругам-то ругаться?

— Так вы подруги? — теперь совершенно искренно изумилась я.

— С измальства дружим, — подтвердила Тамалык, а Сурхэм добавила:

— Я ей на свадьбу галам вышивала. Ох и хорош вышел галам, всем на зависть…

— Только послушайте, что она говорит, бесстыжая! — воскликнула подруга моей спутницы. — Да ты такой галам вышила, что только под ноги гостям стелить можно было. А тот, которому все завидовали, я сама себе вышила. За одну ночь всего, — со значением закончила она.

— Под ноги?! — взвилась Сурхэм, и я поняла, что тут мою дипломатическую миссию нужно заканчивать, а с Тамалык поговорить без ее подруги, а то от их дружбы, скоро искры посыплются, того и гляди соседний дом подожжем.

— А что это там? — вклинилась я.

— Где? — в один голос спросили спорщицы и обернулись в ту сторону, куда я указывала.

— Показалось, — пожала я плечами. — Идем, Сурхэм. — А после снова улыбнулась второй женщине: — Всего хорошего, уважаемая Тамалык. Рада была поговорить с тобой.

Она склонилась ко мне и произнесла громким шепотом:

— Ты одна ко мне заходи, сама всё увидишь и попробуешь.

— Вместе зайдем, — Сурхэм не позволила оставить себя в стороне. — Хочу видеть, как Ашити плеваться от твоего варева станет. Уж хорошей-то еды она уже отведала, теперь черед за…

И я утянула ее, не дав спору разгореться с новой силой, но не забыла кивнуть Тамалык и заговорщицки улыбнуться. Та также заговорщицки прикрыла глаза, отвечая мне. Отлично. Сегодня она расскажет, что пришлая была с ней приветлива и почтительна, скорей всего, добавит какую-нибудь выдумку, но выдумку полезную. Очень хорошо. Идем дальше.

— А галам она на свадьбу надела тот, что я вышивала, еще и нахваливала, — буркнула Сурхэм, и я успокоила ее:

— У тебя чудесные руки. Я тебе верю.

Мир в душе моей спутницы был восстановлен, и мы продолжили наш путь в добром расположении духа. До курзыма у нас больше остановок и разговоров ни с кем не случилось. Похоже, все-таки Сурхэм с Тамалык были и вправду близки, если прислужница Танияра позволила себе прикрикнуть только на нее. На остальных она особо внимания не обращала. Могла горделиво кивнуть, но чтобы грубить, такого она более себе не позволила. Но я всё же попросила ее:

— Если будут похваляться, не мешай. И даже если будут грубить, не спеши вмешаться. Дадим сказаться, что лежит на душе. Я сама отвечу. А ты мне потом расскажешь, кто врал, кто говорил правду.

— А если молчать уже мочи не будет?

— Отойди, но недалеко, — ответила я.

— Ох, — вздохнула Сурхэм, но кивнула. — Если обидят, Танияр меня саулами разорвет.

— Я сильная, выдержу, — заверила я с улыбкой.

Курзым оказался хаосом в полном смысле этого слова. Рядов, которые бы помогали ориентироваться в местоположении необходимого товара, не было. Кто где встал, тот там и торговал. И потому в этой безумной мешанине можно было увидеть сочащиеся кровью свежие куски мяса и расшитые богатым орнаментам платья едва ли не на одном прилавке. Здесь же продавали сладости и разделывали тушки пойманных ночью животных. А подросшая зелень лежала аккуратными кучками рядом с сапожником, тут же правившим обувь.

— Невозможный бардак, — буркнула я себе под нос. — Никакой логики и порядка.

— Что говоришь? — спросила Сурхэм.