— Говорю, что хотела бы посмотреть украшения, но не вижу, где они находятся, — ответила я.

— Так поискать надо, — деловито сообщила прислужница. — Для того на курзым и приходят.

— Чтобы искать? — я в удивлении приподняла брови.

— Чтобы походить, посмотреть, с людьми поговорить, а купить что-то можно между делом, — важно пояснила Сурхэм.

— Как раз то, чем я и хочу заняться, — усмехнулась я.

Однако подумала, что делать всё вышеперечисленное можно и на более упорядоченном рынке, где будут соблюдаться правила торговли. Впрочем, эту мысль я оставила при себе, но пометку для себя сделала, которую надо было внести в список замечаний, который я решила вести по ходу личного знакомства с внутренней жизнью таганов. Для чего — я еще не знала, однако никто не говорил, что однажды это не пригодится.

Украшения обнаружились достаточно быстро, они были разложены на бочках, которые тут же и продавались другим торговцем.

— Можно еще походить, — сказала мне Сурхэм. — Эти не единственные. На курзыме закон — хочешь найти лучше, иди дальше. Первыми становятся те, кто появился последним, им дальних мест уже не хватило.

— Походим, — заверила я и направилась к бочкам. — Милости Отца, добрые люди, — произнесла я с лучезарной улыбкой. — Пусть пошлет он вам удачи в торговле и большой барыш.

— И тебе милости Отца, пришлая, — ответил бочар.

— Все мы пришлые, — пожала я плечами. — В этот мир, в эту жизнь. Но приходя, мы получаем имя. Мое имя — Ашити. Его дала мне моя мать — вещая Ашит. А какое имя дали тебе, уважаемый бочар?

— Микче, — ответил мужчина. — Так назвал меня отец. А кто твой отец, Ашити?

— Белый Дух, — сказала я. — Отец у нас один, Микче.

Он окинул меня высокомерным взглядом, даже открыл рот, чтобы ответить, но я опередила:

— Будь осторожен, Микче, Илгиз уже обернулся в твою сторону.

И бочар рот закрыл, после отвел глаза и проворчал:

— Согласен.

— Тогда ты согласишься и с тем, что раз Отец у нас один, то, выходит, ты мне брат, а я тебе сестра.

— Какая ты мне сестра, пришлая… — начал мужчина, и я покачала головой:

— Ай, Микче, ты уже смотришь в черные глаза Илгиза, а он видит тебя, Микче.

— Ты — пагчи, — вмешался другой мужчина, хозяин украшений. — Кто бы из тагана…

— Сколько же у Илгиза друзей на землях его старшего брата, — я удрученно вздохнула.

— Что ты мелешь, пришлая? — посуровел торговец украшениями. — Поди-ка ты отсюда, пока…

— Что? — полюбопытствовала я. — Нарушишь еще одну заповедь Отца?

— Я знаю заветы Отца…

Подняв руку, я остановила мужчину и отрицательно покачала головой:

— Знал да начал забывать. Я напомню. Белый Дух вылепил первую женщину из снега, и Илсым выносила ее, чтобы дать жизнь. После Он слепил мужчину, и Великая Мать выносила и его. Каждый мужчина и женщина были сотворены Белым Духом и вышли из чрева Праматери.

— Истинно, — важно кивнула какая-то женщина, успевшая подойти к нам. Впрочем, вокруг нас собралось уже не менее человек шести, и все с интересом слушали спор, пока не спеша вмешаться. Им было любопытно узнать, что говорит пришлая, и меня это устраивало.

— Благодарю, уважаемая, — я с улыбкой склонила голову, потом снова перевела взгляд на моих оппонентов. — Выходит, все мы дети одних родителей. Так?

— Мы похожи на Белого Духа, — возразил бочар.

— Ты видел его, Микче? — полюбопытствовала я. — Кому-то он является в виде животного, и никто не может сказать, какой его облик истинный. — Тут люди обозначили возмущение, и я снова подняла руку, призывая к молчанию. — Но разве кто-то сможет возразить, что дети могут быть похожи не только на отца, но и на мать? Кто скажет, какого цвета глаза у Илсым? А какого цвета волосы Нушмала? А кожа Увтына? Он так смугл, что сливается с ночной темнотой.

— Он таков, чтобы не пугать людей, — произнесла та же женщина.

— Верно, — я снова улыбнулась ей. — Только порождения Ужаса могут разглядеть его.

— Зачем ты нам говоришь то, что мы и так знаем? — спросил продавец украшений.

— Затем, что хочу напомнить, о чем вы успели забыть: все Верховные Духи — родня нашему Отцу, хоть и не похожи на него. Он любит их, любит свои создания, всех до единого, а получается, что люди не готовы жить по законам своего создателя. И как только они забывают Его заветы, их находит Илгиз. Он слышит каждое слово отступника. Илсым — Мать всего сущего. Разве же дети одной матери не родные друг другу?

— Твои глаза зелены, — выдвинул мне новое обвинение торговец украшениями.

— У Дурпака глаза тоже зеленые, — я пожала плечами, — но это ведь не мешает тебе сделать ему подношение, прося богатый урожай, верно? — Я осмотрела всех по очереди, а затем спросила у бочара: — Так ответь же мне, Микче, раз мы дети одного Отца и одной Матери, брат ли ты мне?

Бочар некоторое время молчал. Он смотрел себе под ноги и хмурился, но, наконец, поднял на меня взгляд и развел руками:

— Выходит, что брат.

— Милости Отца тебе, мой брат, — прижав ладонь к груди, я с улыбкой склонила голову. — И выходит, что я и не пришлая вовсе, а гость в твоем доме, в Иртэгене. Так разве же гнать меня — не нарушить завет Белого Духа?

— Ой и складно поешь… сестра, — рассмеялся бочар.

— Верно говорит, — кивнула женщина, уже дважды поддержавшая меня. — Она у нас гость, а вы гостя гоните. Нехорошо это.

— Благодарю, добрая женщина, — в третий раз склонила голову.

— Эйшен зови, — сказала она.

— Ашити, — ответила я любезностью на любезность.

Я вновь оглядела людей, столпившихся вокруг нас. Сейчас я не стремилась понять, кто и что думает по поводу моей проповеди, однако улыбка так и не покинула моих губ. А потом я обратилась ко всем разом:

— Скажите мне, добрые люди, у кого в Иртэгене самые красивые украшения? Я бы и здесь присмотрела себе, что придется по сердцу, но раз уж хозяин гонит гостя прочь, то хочу сыскать иного мастера.

Последний, услышав о моих намерениях, встрепенулся, но ничего сказать не успел, потому что заговорила Эйшен.

— У Зинтара, — сказала она. — Ох и знатные у него филямы. А уж браслеты какие… Или вот у Байека. Серьги у него видала, глаз не отвести…

— И чего мелешь?! — возмутился торговец украшениями. — У Зинтара и смотреть-то не на что. Вот у меня филям, так филям. А серьги у Байека такие, что только рыбу на них ловить. — Он поглядел на меня и развел руками над бочками: — Сама гляди, Ашити. Зачем попусту ноги топтать? Я тебе только лучшее покажу. И в цене не обижу. Обидеть гостя — позор, а уж сестру и вовсе грех страшный.

Мы с Сурхэм обменялись быстрыми взглядами, и прислужница хмыкнула, а затем отошла, чтобы не мешать торговцу расхваливать его товар. Я успела увидеть, как от любопытных отделился ягир и растворился в толпе, однако остался где-то поблизости. Охрана свою службу несла исправно.

— Меня Урзалы зовут, — вернул себе мое внимание торговец. — Гляди, Ашити, разве найдешь где-то лучше? Полюбуйся, красота какая. Наденешь, алдар глаз отвести не сможет.

Вот тут я ощутила смущение. Урзалы задел потаенные струны в женской душе, но с непредвиденным чувством я справилась быстро и ответила вежливой улыбкой. После опустила взор на товар и взяла в руки браслет. С интересом осмотрев его, пришла к выводу, что вещь дешевая, простенькая, без изыска, даже грубоватая. И все-таки я надела его на руку, полюбовалась некоторое время и вернула браслет на место. Дальше я присматривалась более придирчиво. Раз уж куплю, то стоило выбрать что-то посимпатичней.

А купить стоило. Уйду без всего, и окажется, что впустую сотрясала воздух. Если Урзалы затаит обиду, то мои слова обернутся против меня. Потрясла пальцем перед носом, теперь пришло время мед лить. И я подцепила большие массивные серьги с затейливым узором.

— Какие чудесные серьги, — сказала я, почти не кривя душой. На вид они и вправду были хороши, но представить, что такая тяжесть окажется вдета в уши, было страшновато.