После празднеств герцог не уехал сразу, но перебрался из дворца в свой столичный особняк. И пока няньки, привезенные из Ришема, возились с принцем, его отец занимался делами, и нашими общими в том числе. Чтобы Ив не бесился, я всегда брала с собой кого-нибудь в сопровождение, чтобы мы с Нибо не оставались наедине. И хоть рядом были мои телохранители, но третье лицо в наших встречах несколько примирило Его Величество с обществом зятя рядом со мной. Тальма превратилась из камеристки в мою частую спутницу. Не сказать, что бы мы подолгу и каждый день проводили время с его светлостью, но и периодических встреч в течение двух недель нашего общения монарху хватило с лихвой.

Так вот в ту пору, когда камеристка сопровождала меня в моих деловых разъездах, и Нибо к нам присоединялся, Тальма вела себя в его присутствии подчеркнуто отстраненно и холодно. И это не задела бы его светлость, потому что нет ничего странного в том, что прислуга при беседе господ хранит непроницаемый вид и держится особняком, если бы однажды не произошел неприличный казус.

Ришем в тот день задержался, чем вынудил ожидать себя. И пока он отсутствовал,  мы с Тальмой вели непринужденный разговор. Камеристка пересказывала мне сплетни, ходившие среди дворцовой прислуги. Их тоже бывало полезно послушать, да и заняться было более нечем. Моя служанка, заполучив главную партию, заливалась соловьем, ведя свое повествование в лицах и с различной интонацией. Попутно она пускалась в рассуждения, выказывая собственное отношение к сплетне, и была до того увлечена, что пропустила момент, когда за ее спиной прозвучало бодрое:

— Доброго дня…

Договорить его светлость не успел, потому что Тальма, взвизгнув от неожиданности, порывисто обернулась и, прежде чем успело осознать и сдержаться, выругалась:

— Задери вас псы Аденфора, ваша светлость! Тьфу, чуть душа со страху не выскочила. Кто ж так к людям подкрадывается? Вьюр из чащобы, как есть – вьюр! Ой, — запоздало опомнилась камеристка, кого назвала мелкой зловредной нечистью, обитавшей по поверьям в лесных чащобах.

— Хм, — озадаченно хмыкнул Ришем. — Дорогая моя, я выше ростом и явно привлекательней вьюра.

— А повадки те же, — проворчала Тальма и добавила тем же тоном: — Простите великодушно, это я от испуга. Более такого не повторится.

— Вот уж нет, — запротестовал Нибо. — Можешь не сдерживаться. Это даже некое разнообразие. Обычно мне дают иные эпитеты: восхитительный, прекрасный, очаровательный, непревзойденный…

— Ой ли, — отвернувшись, усмехнулась себе под нос Тальма. — Хвастун непревзойденный, так уж точно.

— Что ты сказала, дорогая?

— Говорю, так и есть, как говорите, ваша светлость, — соврала камеристка.

— Но я слышал несколько иное.

— Вам послушалось, ваша светлость, — заверила его Тальма.

— То есть я еще и глухой? Глухой хвастливый вьюр? — уточнил герцог.

— Как вам угодно, ваша светлость, — важно кивнула моя служанка. — Как скажете, так и будет.

— Стало быть, продолжаешь оскорблять? — полюбопытствовал Ришем.

— Вот уж наговариваете вы на меня, ваша светлость, — не согласилась моя нахалка. — Как оскорбила, так и извинилась. Не со зла я, испугалась просто. В раз виноватая, так уж слова поперек не скажу. Вы о себе говорите, что сами желаете. Кто я, чтобы возражать вашей светлости?

И пока она говорила, брови герцога Ришемская приподнялись, и он протянул:

— Да-а-а… — после перевел взгляд на меня и спросил: — Скажите, Шанриз, часто вам достается от вашей камеристки?

— Я Тальму никогда не пугала, — пожала я плечами. — Так что у нее попросту не было повода наговорить мне гадостей.

— Да что б у меня язык отсох, если я своей госпоже дерзить стану, — истово заверила Тальма.

Нибо прищурился, окинул служанку непроницаемым взглядом с ног до головы, а после объявил:

— А мне даже понравилось. Тальма, сдается мне, что мы с тобой поладим.

— Чего? — опешила камеристка.

Герцог с таинственным видом уселся рядом со мной в коляску, поцеловал руку и велел кучеру:

— Трогай, любезный.

С того момента он поглядывал на Тальму с прежней таинственностью, время от времени ухмылялся и даже подмигивал, чем привел мою служанку в состояние крайней подозрительности и волнения в ожидании подвоха. Так его светлость щелкнул говорливую камеристку по носу, и с того дня Нибо не оставлял ее в покое, забавляясь сам и забавляя Тальму. Сколько бы она ни ворчала, сколько бы ни вздергивала подбородок, но и она получала удовольствие от пикировок с его светлостью, я это отлично видела, а потому не отчитывала герцога и не одергивала его.

Но вернемся на тракт, где нас нагнал его светлость. Нибо помог мне забраться в седло, после лихо запрыгнул на своего скакуна, явно красуясь мастерством, я лишь снисходительно усмехнулась. Ришем фыркнул и на этом закончил свои игрища. Я пустила Аметиста шагом, и герцог, быстро нагнав меня, пристроился рядом. А следом за нами возобновил свое движение и весь кортеж.

— Итак, — произнесла я, — что погнало вас в Канатор, Нибо?

— Как это что? — округлил глаза его светлость. — Я скучал по вас и по вашему жалу, Шанриз. Никто не умеет так искусно впрыскивать мне под кожу яд, как ваша светлость. Даже Тальма не сравнится в этом мастерстве со своей хозяйкой. Мы давно не виделись…

— Довольно, — прервала я поток словоблудия. — Вы уже исполнили все ваши обязательные упражнения и показали себя, теперь можете переходить к делу.

— Вы – гадкая женщина, — надулся герцог, и я ответила ему насмешливым взглядом. Он хмыкнул, а после улыбнулся уже без всякой театральности: — Можете не верить, но я и вправду скучал по вас. Мне приятно ваше общество, а этой радости в моей жизни не так уж и много. Но вы правы, я мчался за вами не из праздного желания увидеться. У меня есть дела в столице, и я подумал, отчего бы не скрасить путь вашим обществом?

— Стало быть, едете в столицу, — кивнула я. — К королю?

— Нет, дорогая, не все мои дела требуют появления в королевском дворце, вам это известно лучше других, — усмехнулся его светлость. — Так вот, раз уж мы почти соседи, а ваше общество мне неизменно приятно, я решил, что было бы недурно присоединиться к вам. Не прогоните?

— Оставайтесь, — милостиво позволила я, и Нибо с широкой улыбкой склонил голову.

Рассеянно улыбнувшись ему в ответ, я скользнула взглядом по своей карете, увидела в окошке личико баронессы Стиренд и живо обернулась к герцогу, мне было, что сказать его светлости.

— Раз уж вы будете сопровождать нас до конца путешествия, то у меня к вам просьба, — Ришем ответил внимательным взглядом. — Та девушка, которая едет в моей карете…

— Баронесса Стиренд-Кайст, — с пониманием кивнул герцог.

— Я прошу вас не заигрывать с ней.

— Помилуйте, ее милость не произвела на меня никакого впечатления, — возмутился его светлость.

— И этого ей тоже показывать не надо. Я прошу вас выбрать линию поведения, при которой вы будете с ней вежливы, но не холодны. Без флирта, но и не игнорируя намеренно.

Ришем устремил на меня изумленный взгляд, после тряхнул головой и возмутился:

— Вы меня в конец запутали, ваша светлость. Чего вы от меня хотите?!

— Я хочу, чтобы Ильма не влюбилась в вас к концу пути, — ответила я. — Она уязвима. Я не желаю, чтобы сердце девушки было разбито от безответной любви, но и не хочу, чтобы она лишний раз ощутила отчуждение. Ее милость и без того полна предрассудков в отношении себя. А потому не выделяйте ее среди остальных, но и не обходите вниманием вовсе. Надеюсь, вы понимаете, что я пытаюсь до вас донести.

— Стараюсь изо всех сил, — заверил меня Ришем. — Я буду с ней в общении осторожен.

— Благодарю, — я склонила голову, а затем сменила тему беседы: — Как поживают ваши очаровательные малыши?

Взгляд Нибо потеплел, и он улыбнулся:

— Вряд ли в этом возрасте и в их положении можно жить дурно. Его Высочество полон тяги к приключениям, няньки едва поспевают за ним. Незадолго до моего отъезда шалун ободрал себе нос, но даже не заплакал, представляете? Топал и бранился на корень, за который запнулся. Такой же отчаянный и отважный, как все ришемцы. А его сестрица делает первые шаги. Умилительнейшее зрелище. Наттель – прелестный цветок, я ее обожаю.