— Вот как, — неопределенно хмыкнул государь.

Герцогиня поднялась на ноги и заходила по гостиной, зябко обняв себя за плечи. Признаться, я наблюдала за ней с искренним интересом. Если бы я не была уверенна в том, кто стоял за моим похищением, то сейчас бы, наверное, даже посочувствовала бедной растерянной женщине, вдруг узнавшей о безумной выходке ее придворного.

Государь не мешал тетушке мерить шагами его покои. Он наблюдал за ней, покусывая губы. Взгляд короля был задумчивым, однако когда я поглядела на него, Его Величество пожал мне руку, а затем встал с подлокотника. Теперь оба Стренхетта были полностью в поле моего зрения. Я имела честь или несчастье, это уж как посмотреть, присутствовать в центре разгорающегося скандала в королевском семействе.

— Объясните же мне, что происходит?! — порывисто обернувшись к племяннику, воскликнула герцогиня. — Я хочу знать, что сотворил человек, которому я всецело доверяла столько времени.

— Боюсь, дорогая тетушка, вас ожидает истинное потрясение, — удрученно вздохнул монарх. — Особенно, когда узнаете, сколько ваших людей втянул в это дело ваш главный конюший. Мне даже кажется, что вы совершенно не научились разбираться в людях, несмотря на ваш почтенный возраст. — Герцогиня открыла рот, но король повел рукой, понудив родственницу промолчать. — Стыдно, ваша светлость, стыдно и преступно быть настолько слепой и недальновидной.

Я успела заметить острый взгляд, который герцогиня кинула на монарха. Однако спустя короткое мгновение передо мной вновь была потрясенная растерянная женщина, которой нанесли предательский удар.

— Как же вы правы, Ив, как правы, — протяжно вздохнув, она покачала головой. — Мне не хватает вашего разума и мудрости, и если бы вы уделяли мне больше внимания… — Герцогиня прервала саму себя и вернулась к креслу. Упав в него, ее светлость горько усмехнулась: — Простите меня, государь, я знаю, что прошу о невозможном. Вам нет дела до женщины, державшей вас на своих коленях, все ваши помыслы отданы дамам, которые готовы дарить вам себя в обмен на благодеяния. Даже сейчас вы выбираете баронессу, несмотря на мою просьбу поговорить со мной наедине. Впрочем, даже не выбираете, вы сразу предпочли мне ее милость.

Государь вернулся на подлокотник моего кресла.

— Не вы ли сами подарили мне баронессу, тетушка? Как видите, я принял ваш дар и безмерно ему рад. Наконец-то вы сумели мне угодить, дорогая родственница. Только, знаете, чего я никак не могу понять? — герцогиня вопросительно приподняла брови: — Зачем вы после решили свой дар забрать, видя, насколько он пришелся мне по душе? Какой вывод мне сделать из ваших действий? Что вам плевать на мои чувства? Или же вам плохо от того, что мне хорошо? Тогда о каких узах крови вы говорите, и почему я должен выделять вас перед кем-то другим, кто мне близок и дорог?

Ее светлость возмущенно округлила глаза.

— О чем вы, Ивер?! — воскликнула она и поднялась с кресла. — О том, что отправила в отставку нерадивую фрейлину? Так вы тогда сами отвернулись от нее. Откуда мне было знать, что баронесса Тенерис стала вам дорога?

Пока я слушала их, мои чувства менялись. Удивление, недоумение, возмущение, негодование, в конце концов, когда обо мне заговорили, как о какой-то вещи. Моя бывшая покровительница вновь вышагивала по гостиной, воплощая собой оскорбленную добродетель. Король следил за ней взглядом, не мешая высказаться. Признаться, в эту минуту мне захотелось наговорить гадостей обоим, и лишь вера в то, что государь играет так же, как и его тетка, удержала на месте. Да и не хотелось показывать, что меня задевают слова негодной женщины, какая бы кровь ни текла в ее жилах, как и ответ короля тоже.

— Весьма любопытный вывод, ваша светлость, но нет, я говорю вовсе не об отставке. Как вы сами имели честь удостовериться, о своих интересах я позаботился сам, — парировал Его Величество. — И вот когда я обрел девушку, с которой мог почувствовать себя живым и счастливым, вы решились отнять ее у меня. И не просто отнять, но пожелали уверить меня в ее предательстве, зная, что за этим последует, — чеканно продолжил он. — Вы желали, чтобы я сам вырвал себе сердце, не так ли? Вы приговорили нас обоих. Но кто вы такая, чтобы вершить людские судьбы? Отвечать! — вдруг выкрикнул король, и я невольно сжалась от силы гнева, прозвучавшей в его голосе.

Герцогиня порывисто развернулась. Лицо ее в один момент стало пунцовым, глаза расширились, но с губ сорвалось возмущенное:

— О чем вы говорите, Ив?! В чем опять желаете обвинить? То я травлю собственную лошадь темной магией, то опаиваю этого негодяя, этого напыщенного индюка — Ришема! А теперь и вовсе занялась похищениями? И кого?! Сумасбродной девки, которая скоро достанет вас до печенок, и вы сами от нее избавитесь?

— Довольно, — ледяным тоном произнес Его Величество. — Довольно извиваться, ваша светлость, вы опоздали. И опоздали настолько, что явиться ко мне имело смысл лишь с искренним покаянием. Однако вы пытаетесь пустить мне пыль в глаза, а значит, раскаяния нет. Впрочем, именно от вас я ничего подобного и не ожидал, а весь этот разговор затеял лишь из нездорового любопытства. Хотелось узнать, насколько далеко вы готовы зайти, чтобы обелить себя и утопить тех, кто исполнял ваш приказ. И вы бы утопили, но доводить разговор до полного абсурда мне уже не хочется. Да и время давно за полночь, а потому терять его мы не станем. Мы все устали, а вам еще собираться в дорогу…

— В дорогу?! — потрясенно воскликнула герцогиня. — Вы изгоняете меня? Но куда?!

— Домой, конечно же, — учтиво ответил король, и его тетушка побледнела.

— В одно из моих поместий? — спросила она, и монарх отрицательно покачал головой.

Губы его скривила издевательская ухмылка, а через мгновение король произнес:

— Ваши поместья конфискованы в пользу казны Камерата, ваша светлость. Вы остаетесь властительницей Аритана, и хоть он входит в состав моего королевства, но все-таки остается самостоятельным герцогством, в отличие от того же Ришема. А потому я не могу позволить вам, ваша светлость, иметь собственность на моих землях. Это порождает ненужные притязания. Да и зачем вам все эти поместья, когда у вас есть весь Аритан?

— Но я там не хозяйка! — вскричала герцогиня. — Они ненавидят меня, Ив!

— Права называть меня по имени я вас тоже лишаю, ваша светлость. С этой минуты вы обязаны обращаться ко мне не иначе, как государь, Ваше Величество, мой господин. Впрочем, вам всё это известно. Вы свободны, ваша светлость, и пусть вас судят Боги, а мой суд свершился. Прощайте.

Он отвернулся, показав так, что разговор окончен, и направился ко мне. На лице короля было написано удовлетворение, а вот его тетушка всё еще не могла осмыслить произошедшее. Я видела это по ее растерянному взгляду, по тому, как открывается рот, словно она собиралась что-то сказать, и вновь закрывается, потому что слов не находилось.

Не услышав удаляющихся шагов, государь обернулся, я была уверена, что сейчас он изломил бровь в фальшивом изумлении:

— Мне призвать гвардейцев, чтобы они сопроводили вас до покоев?

И ее светлость ожила. Она упала на колени, простерла руки к племяннику и воскликнула:

— Смилуйтесь, государь, молю вас! Я невиновна!

Монарх протяжно вздохнул. Он бросил на меня взгляд и направился к родственнице, но не велел ей встать с колен, стоял рядом и смотрел сверху вниз на самозабвенные страдания герцогини. А она страдала! Накрывшись ладонями, ее светлость надрывно всхлипывала. Я услышала, как король усмехнулся. Он нагнулся, оторвал руки тетушки от ее лица, и я увидела, что оно сухо. Слез не было.

— Вы дурная актриса, ваша светлость, — отметил Его Величество. — Та, кого вы отправили в театр, справилась со своей ролью лучше. И пока изображала даму в слезах, и когда, скинув парик и благородное платье, мыла туалетную комнату в образе служанки. — Я перевела взор на короля, но всего его внимание было отдано тетке. — Ее задержал мой гвардеец — телохранителем ее милости, когда та пыталась скрыться за дверью, через которую вынесли баронессу. Буду честен, она долго держалась, даже ее наряд, обнаруженный в корзине с тряпьем, не смог заставить ее сознаться. И Экус, истекая кровью после ранения, нанесенного ему Ришемом, мучился от боли, но клялся, что хотел отомстить за свою госпожу, оскорбленную моей фавориткой.