— Вы же лучше других знаете, чего они желают, да, ваша милость? — не без яда усмехнулся Элдер. — Вам лучше всех нас известно, что нам надо.
Я остановилась и развернулась к моему собеседнику. В его глазах был прежний вызов, а еще обида. Элдер злился на меня за отказ от его намерений, однако мне думалось, что больше его обижала формулировка, чем крушение надежд на право обладания незнакомой ему девушкой.
— И тем не менее, — произнесла я, продолжая наблюдать за графом. — Вы, как никто другой, знаете вашего брата. Это было понятно из слов вашего отца о том, что вы ему потакаете. Значит, между вами существует близость. И тогда вам известны его помыслы. И если уж мне, увидевший, как он стал задумчив после моего рассказа о бароне Гарде, понятно, что его сиятельство заинтересован в девушке, против которой высказался ваш отец, то вы об этом знаете точно. Ведь так?
Элдер ответил упрямством во взгляде, однако я продолжала на него смотреть, и граф сдался:
— Хорошо, вы правы. Бран влюблен в ту девушку, и только отец с его угрозой лишения наследства и благословения останавливает брата от решительного шага.
— Но коммерсант дает за дочь хорошее приданное, насколько я помню, — отметила я. — Стало быть, его сиятельство не будет нуждаться. Его титул останется с ним, а благословение… — я усмехнулась, — без него можно обойтись.
— Однако Бран потеряет положение в обществе, — возразил граф. — Двери домов наших знакомых перед ним закроются. Он окажется среди людей не своего круга.
— Будет сидеть в театре в одной из верхних лож, — отмахнулась я.
— Ваша милость, вы же понимаете, о чем я говорю! — воскликнул мой собеседник. — Дело не в расположении ложи в театре, дело в ином! Эти люди ниже его по рождению, они не благородны…
— Выходит, его сиятельство испачкал себя своей любовью? — полюбопытствовала я. — Выходит, эта девушка — грязь под начищенными ботинками Брана Гендрика?
— Нет! — возмутился Элдер. — Она — прелестное и чистое создание! Отчего вы всё время передергиваете, ваша милость?!
— Всего лишь делаю выводы, — пожала я плечами.
После развернулась и продолжила путь к зимнему саду, граф последовал за мной. А когда поравнялся, снова предложил руку, и я не стала отказываться. Мы уже дошли до стеклянных дверей, за которыми открывалась цель нашего маленького путешествия, но так и не вошли. Теперь остановился Элдер.
— Хорошо, я признаю, ваши мысли в отношения моего брата верны. Он действительно влюблен и к графине Неттоп, как и к баронессе Мадести, не питает симпатии. Я признаю, что отказ ему от семьи Тенерис уберег вашу сестрицу от возможного печального существования с мужчиной, сердце которого отдано другой. Хотя также признаю, что время может исцелить рану и подарить новое чувство к женщине, которая живет рядом…
— Спорно, ваше сиятельство, весьма спорно, — прервала его я. — Неприязнь может перерасти в смирение и привычку, но, думается мне, вряд ли в глубокое чувство. Ибо фундаментом этих отношений служит чужая воля и страх быть порицаемым в обществе, а стало быть, признание собственной слабости.
— Протестую! — мотнул головой Элдер. — Отчего вы говорите — слабость?
— От того, дорогой мой граф Гендрик, что это слабость. Что есть страх? Страх — это слабость души. Ваш брат боится потери наследства, положения в обществе, пересудов, пожалеть о своем выборе, наконец. Иначе он был бы смелей и решительней. А раз боится, стало быть, и любовь его слаба. Я бы могла понять, если бы речь шла о всём вашем роде, но дело касается только его, а потому сделать выбор намного проще, однако он не решается.
— Вы его совершенно не знаете, — вновь не согласился его сиятельство.
— Зато я знаю человека, сила духа которого, как и его чувства к девушке, не подходящей ему по положению, оказались достаточными, чтобы сделать выбор в ее пользу. И, поверьте, он ни пожалел о своем выборе ни разу. Барон Гард счастлив. Он любит и любим, а потому Боги одарили его наследником, который растет на радость своему отцу и матушке. Прошу, — я открыла дверь и сделала приглашающий жест.
Граф Гендрик подчинился. Он поднял руку, чтобы придержать дверь, и я первой вошла внутрь. В молчании мы дошли до пруда. Я присела на скамейку и устремила взгляд на рыбок.
— Знаете, — произнесла я с улыбкой. — Нянька часто рассказывала мне сказки про морских обитателей, и когда мы приходили сюда, я всё ждала, что со дна поднимется Жабий царь, или появится раковина, слушая через которую, можно понять, о чем разговаривают рыбы. Я даже просила магистра Элькоса сотворить мне такую раковину.
— И что же? — спросил Элдер, присаживаясь рядом. — Сотворил?
— Да, — усмехнулась я. — Иллюзию. Правда, это я поняла позже, когда подросла. Но в тот день, когда он протянул мне морскую раковину и велел смотреть в воду и слушать, рыбки поднимались на поверхность и разговаривали со мной. Они называли меня по имени и рассказывали свои истории. Я сидела здесь так долго, что прослушала эти истории по нескольку раз. Это-то после и подсказало мне, что сделал магистр. Но в тот день я была самым счастливым ребенком на свете.
Я посмотрела на Элдера и увидела, что он улыбнулся, и поняла — граф, наконец, расслабился.
— Наверное, вы были прелестным ребенком, — сказал он и сам себе ответил: — Конечно, прелестным. Иначе и быть не может, раз уж выросли такой красавицей.
— Полноте, — отмахнулась я. — Не спорю, я миленькая, но бывают женщины и краше. К примеру, Амберли. Четкость ее черт поразительна. Как художник, вы не могли этого не отметить. У нее восхитительные глаза. Такие длинные ресницы, черные, как смоль. И брови тонки и изящны. Да и цвет глаз… Он не напомнил вам весеннего неба?
— Баронесса Мадести безусловно хороша, — не стал спорить со мной Элдер. — Однако ваша красота неоспорима. — Он ненадолго замолчал, однако вскоре посмотрел на меня и произнес: — Скажите, из чего вы сделали свой вывод, что мы с вами непременно будем несчастливы? Я согласился с вами в отношении брата, но почему не доверяете мне? Мое сердце…
— Остановитесь, — я подняла руку, предостерегая его сиятельство от громких заявлений. — Прошу вас самого задуматься о том, что вы собираетесь сказать.
— Я говорю о том, что знаю в точности. И данность такова, какова есть. Я к вам неравнодушен, даже больше…
Вновь вынудив его замолчать, я поднялась со скамейки и отошла к пруду. Присев, я опустила пальцы в воду. Несколько рыбок подплыли к моей руке, одна даже ткнулась в палец прохладным носом и уплыла, потеряв интерес, а следом за ней и остальные. За моей спиной послышались шаги. Элдер присел рядом. Его взгляд был устремлен на воду, он смотрел на мое отражение.
— Из чего сложилось ваше чувство? — спросила я и повернула к нему голову. — Не спешите с ответом. Я по-прежнему прошу вас задуматься. Учитывая, что вы совершенно не знали меня, как, впрочем, не знаете и теперь.
— Вы мне понравились, когда я впервые увидел вас, — ответил граф.
— Вы уже знали, что меня прочат вам в жены?
— Да, матушка говорила о том, что ваше семейство не прочь породниться с нашим. Она говорила это еще за год до вашего совершеннолетия, много рассказывала, описывала, какая вы. Отец одобрил, мне оставалось лишь дождаться вашего взросления, чтобы взглянуть на вас и дать окончательный ответ.
Я распрямилась, потерла руки и, дождавшись, когда его сиятельство встанет напротив, сказал:
— Стало быть, вы шли на смотрины. Вас приучили к мысли, что я ваша невеста. После вы обнаружили, что обещанная вам девушка не вызывает вашего отвращения, дали свое согласие на наш брак и уже почитали меня своей. Верно? И из этого родилась ваша привязанность. Я ведь правильно понимаю?
В его взгляде вновь было упрямство. Элдер некоторое время сверлил меня взглядом, кажется, желая опровергнуть, однако выдохнул и пожал плечами:
— Может и так. Только к чему вы это говорите, ваша милость? Когда мы встретились во второй раз, и вы показали себя в картинной галерее, мне понравилось то, что я увидел…