– Все из-за меня! – истерично выкрикнула девушка.

Альен пересек каюту, подхватил ее и прижал к себе, но Тина уперлась ему в грудь кулаками, отчаянно мотая головой и бессвязно выкрикивая, чтобы он не приближался к ней, потому что она зло.

– Я – гадина, ядовитая гадина! – надсаживалась девушка, вырываясь из рук Альена. – Мое дыхание отравляет воздух! Я несу всем только несчастья, уйди! – Она вдруг вцепилась в жилет молодого человека и заглянула ему в глаза. – Ты должен бежать от меня, иначе я погублю тебя.

– Да куда же я от тебя денусь, если в тебе моя жизнь? – ответил молодой человек, с силой прижимая голову мадемуазель Лоет к своему плечу. – Глупая. Твоей вины нет ни в чем произошедшем, слышишь? Тина!

– Все из-за меня, – снова выкрикнула она, выворачиваясь. – Это все я, одна я!

Молодой человек только крепче сжал девушку, пока ничего ей не говоря и не доказывая, давая выплакаться и затихнуть. Но Тина продолжала обвинять себя, умоляла забыть о ней, просила остановить ее как угодно.

– Мне нельзя жить, – хрипела она. – Я приношу одни несчастья. Я еще никого не сделала счастливей, только расстраивала. Маменьку, папеньку, дедушку Мовильяра, бабушку и дедушку Ламбер. Я наказание, а не сокровище. Я только разрушаю…

– Тогда почему я почувствовал себя живым только рядом с тобой? – тихо спросил Альен, зарываясь пальцами девушке в волосы. – Почему я чувствую себя счастливым, когда ты рядом?

– Ты ошибся, Альен Литин, – выдохнула Тина. – Выбирай Луситу, она больше подходит тебе. А я… я… – Голос ее вновь сорвался, и девушка разрыдалась с новой силой.

Вэйлр Лоет стоял с другой стороны, прижавшись лбом к двери, сжимая и разжимая кулак. Лицо его исказилось болезненной гримасой, пока он слушал выкрики и самобичевание дочери. Затем поджал губы и, чеканя шаг, вышел на палубу. Обвел взглядом тех, кто остался в живых после гибели шхуны, и произнес спокойно, не повышая голоса, но его услышали все:

– Если еще хоть одна сволочь посмеет обвинить мою дочь в своей трусости, глупости и нерешительности, клянусь всем, что для меня свято, – я растерзаю его на куски и скормлю свиньям в ближайшем порту. Это же какими ублюдками надо быть, чтобы свалить на девицу вину за то, что вы не осмелились быть мужиками, когда пришло время? И за то, что, как слепые щенки на запах молока матери, полезли вперед, когда вам было сказано дать сначала атаковать «Счастливчику» и лишь потом идти на подмогу? Вы, бараны, запороли все – а виновата Тина?! Я не держал вас, и вы могли убраться в Пьен сразу, как только мы очистили шхуну от пиратов. Сохранили бы и корабль, и большую часть команды. Но вы повели себя как девица, которую вините в своих бедах, и потащились следом, решив, что вы герои. А вы слюнтяи, черт вас всех дери!

– Они резали глотки парням и кидали их в воду, – глухо отозвался Верта.

– И вы побоялись задеть мертвецов? Моя дочь сильней, отважней и отчаянней вас. И мне не жаль ни вас, ни ваших людей, Верта, потому что в море выживает тот, кто может подыхать, но цепляться за жизнь зубами, вгрызаясь до костей, и кто ударит первым, потому что… – Вэй невесело усмехнулся и закончил: – Потому что жизнь пирата такова: или ты, или тебя. Благодаря этому закону даже слабая женщина становится сильней самого сильного воина.

– Но мы не пираты! – закричал капитан Верта.

– Тогда сидите на берегу и не лезьте в игры Лиги, – рявкнул Лоет и развернулся, чтобы уйти.

– Мы хотели спасти наших парней, – отозвался один из матросов с погибшей шхуны.

– В Алгардте, – Вэй остановился и ответил, не оборачиваясь, – Тина стала свидетелем сговора негодяев о похищении дочери мэра. Кто ей была та девчонка? Никто, пустое место, но моя дочь поспешила спасти ее, чуть сама не став добычей. Она повела себя глупо и наивно, но… Но я горд, что у моей девочки чистое благородное сердце. И я не позволю ни одному собачьему потроху растоптать это сердечко своими грязными сапогами! Я все сказал.

И он покинул палубу и вернулся к каюте Тины. На мгновение замер, слушая ее судорожные всхлипы, а после решительно вошел, забрал дочь из рук Альена и показал ему взглядом на дверь. Как бы ни хотелось молодому человеку остаться, но он кивнул и молча вышел, оставляя отца и дочь наедине.

Закрыв за собой дверь, Альен прижался к переборке спиной и закрыл глаза, вслушиваясь в тишину, нарушаемую только всхлипами Тины и едва слышным воркованием большого, сильного и опасного мужчины.

– Хон и Вэй ее успокоят, – прошептал молодой человек.

Мадемуазель Лоет сидела на коленях отца, как в недалеком детстве, крепко обхватив его руками за шею. На голове ее усердно работал лапками паук, а теплая ладонь папеньки скользила по спине, все более погружая девушку в состояние странного покоя и апатии. Все произошедшее вдруг показалось страшным сном, только Тина знала, что ничего ей не приснилось. Была шхуна, на которой она провела столько увлекательных дней, были люди, с которыми она разговаривала, смеялась, здоровалась за руку. Был старый Мартель…

– Это было его последнее плаванье, – прерывисто вздыхая, произнесла Тина. – У него есть внук, с которым он хотел выходить в море рыбачить.

– Кто? – спросил Вэй, целуя дочь в висок.

– Мартель… Старик-матрос с «Алиани». Он был такой добрый, такой… – голос девушки сорвался, она вжалась лицом в плечо отца, тихо подвывая.

Лоет прикрыл глаза. Он всегда чувствовал себя беспомощным, если плакала женщина, раздражался и говорил гадости, но это было не по злобе, а от бессилия. А сейчас ему было просто тяжело и до крика жаль девчонку, искавшую в нем защиты. Его дочь, его чудо, его маленькое сокровище наконец столкнулась с тем, к чему она так стремилась. Увидела истинное лицо жизни Лиги, овеянного в девичьей головке духом романтизма и приключений, а он, такой опытный и мужественный, не мог найти слов, чтобы успокоить ее. И все-таки это был урок, жизненный, важный, необходимый девчонке урок. И они все, кто сейчас находился на «Счастливчике», получили такой урок в свое время.

Он, Вэйлр Лоет, – когда столкнулся с предательством товарищей на королевской службе и шел связанным ко дну, читая молитвы и выпутываясь из веревок. Впрочем, сколько этих уроков и оплеух он получил за время своей насыщенной жизни? А сколько их еще получит его девочка, сотрясающаяся в рыданиях на отцовских коленях? И не оградишь, не спасешь, не защитишь. Как бы он ни старался, она отхватит все, что уготовила ей жизнь, и остается уповать только на то, что сегодня Тина получила самую сильную оплеуху.

– Если бы я не притащила эту проклятую карту…

Вэй отодвинулся, внимательно разглядывая дочь. Приподнял ее голову за подбородок, осторожно стер с покрасневшего личика слезы и сурово сдвинул брови.

– Так это ты притащила Ржавого и второго пирата к тем складам?

– Что? – опешила Тина.

– Не могла выбрать другого места? Вечно ты не думаешь, что творишь, мартышка пустоголовая, – продолжал Лоет, все больше издеваясь и ерничая. – Бедный Лени, ты рукой Ржавого зарезала его, а потом заставила подыхающего мерзавца выкинуть себе под ноги карту. А где ты вынудила покойника раздобыть эту карту? Тоже кого-нибудь пришила? Глотку вспорола или брюхо? Хотя я знаю, с чего ты начала. Ты водила рукой милого Беса, когда он рисовал свою карту и шифровал послание на обратной стороне. Все сделала, чтобы сегодня потопить «Алиани». Даже бедолаге Верта рот ладонью накрыла, чтобы не отдал приказ палить в «Зарю» из всех орудий.

– Папенька, что вы такое говорите?! – воскликнула девушка, возмущенно глядя на отца.

– Правду, – пожал плечами Вэй. – Это же все ты. А кто еще? Если хорошенько порыться в истории, твои грехи возрастут стократно.

– Да как вы можете иронизировать?! Люди погибли…

– Они гибнут каждый день, – отчеканил Лоет. – На море отдать жизнь можно тысячами способов. Шторм, судороги, пираты, королевский флот. К дьяволу, Тина, это жизнь! Какого черта ты взваливаешь на свои хрупкие плечи непомерную тяжесть вселенской вины?