Едва успокоенная его словами, потому что они были справедливы — никто не озирался и не искал меня взглядом, я вновь вскинула голову и посмотрела на его сиятельство.

— Думаете, он может прийти?

Граф усмехнулся и кивнул:

— Если уверился, что увидел вас, то — да, вполне может. Он ведь был влюблен в вас, дитя мое, и влюблен безответно. Ничто так не западает в душу, как любовь к женщине, которая осталась недостижимой мечтой. Он не забыл вас к тому времени, когда вы исчезли, потому должен помнить и теперь.

— Ох, дядюшка, — повторила я, зябко потерев ладони.

Его сиятельство потянулся и потрепал меня по коленке:

— Ну-ну, Шанни, успокойтесь. Меня бы больше взволновало, если бы вас заметил Дренг, а то и еще хуже кто-то из свиты, кто желает выслужиться перед монархом. Однако Ришем утаит от короля свое открытие, уже хотя бы для того, чтобы использовать его неведение в своих целях. Но, — граф поднял вверх указательный палец, — если, конечно, он не решил, что обознался. Мы будем молить Богов о том, чтобы решил.

Покивав, я улыбнулась, однако вновь стала серьезной:

— А если его светлость все-таки уверен в своем зрении и зайдет?

— Пусть заходит, — пожал плечами граф Доло. — Последний раз я лично общался с герцогом до вашего исчезновения, но после между нами связи не прервались, как я имел честь вам рассказывать. Деловая переписка между нами сохранилась, как и поздравительные письма. Так что если его светлость заглянет к нам, то я приму его со всем радушием и гостеприимством. Если зайдет разговор о вас, то мы пообщаемся и на эту тему. По его вопросам и по выражению лица мне не составит труда понять, ожидает ли он подтверждения своим подозрениям. И когда он поймет, что говорить о вас мне тяжело и больно, то найдет ответы на свои вопросы и уйдет, уверенный, что ошибся. Не переживайте, дитя мое, и не забывайте, где я провел большую часть моей жизни. Королевский Двор и Тайный кабинет многому учат, а уж притворяться и подавно.

— Вы совершенно правы, дядюшка, — улыбнулась я. — Впрочем, как всегда. Это я что-то стала чересчур мнительна. Да и сама эта прогулка… Даже не верится, что смогла поддаться сиюминутному порыву и совершенно не учла возможных случайностей…

Его сиятельство негромко рассмеялся и задержал на мне теплый взгляд, и я потупилась со смущенной улыбкой.

— Знали бы вы, дорогая, какой была ваша тетушка в пору, когда вынашивала наших сыновей, — ответил граф. — А вспомните, как утешали Амбер, когда той вдруг придумалось, что Элдер охладел к ней, потому что нос ее стал картошкой и живот не влезает ни в одно приличное платье, какое могло бы понравиться ее супругу. Вы тогда с доброй иронией рассказывали мне про эти чудачества.

Вспомнив страдания моей «несчастной» сестрицы, когда она была в тягости, я рассмеялась и покачала головой. Однако уже через пару минут помрачнела и протяжно вздохнула. Граф Гендрик тогда и сам недурно утешал свою впечатлительную жену, моя помощь ему особо и не требовалась. Но кто будет утешать меня, если мне взбредут в голову разные нелепости, вроде носа картошкой?

— Ну вот, — усмехнулся дядюшка. — Осталось лишь захлюпать носом и объявить что-нибудь вроде: «Вы совершенно не понимаете моих страданий, Сейрос! Бездушный и черствый вы человек».

Он опять рассмеялся, явно воспоминая и другие высказывания своей супруги в тягости, а я лишь тускло улыбнулась, и граф замолчал. Дядюшка некоторое время смотрел на меня, а после встал с кресла и протянул мне руку. Ответив ему удивленным взглядом, я все-таки вложила свою руку в раскрытую ладонь и поднялась на ноги. Его сиятельство привлек меня в себе и с отеческой нежностью погладил по волосам. Но вместо успокоения я ощутила и вовсе острую жалость к себе. Не сдержавшись, я захлюпала носом, и дядюшкины объятья стали крепче.

— Всё непременно будет хорошо, Шанни, — сказал его сиятельство. — Верьте мне, как верили всегда. Я просто знаю, что у вас не может быть иначе. Вы ведь любимица Богов, иначе как бы вы оказались не в Бегренсе, а в Белом мире, где вас ожидали долгие столетия?

— Ах, дядюшка, — всхлипнула я, не в силах остановиться.

— А знаете, дитя мое, я ведь тоже ревновал вас, — неожиданно сказал граф, и я, отстранившись, в изумлении посмотрела на него. Он стер с моих щек слезы и кивнул: — Да-да, дорогая, вы не ошиблись. Я и сейчас, признаться, ревную.

— Но к кому? — озвучила я свое недоумение.

— К вашему отцу, разумеется, к Эйверу Тенерису, — его сиятельство усмехнулся. Он протянул мне платок. Я шмыгнула носом и благодарно кивнула. Слезы, только что щедро лившиеся по щекам, высохли. — Да, Шанни, порой я негодую, думая, отчего же вы не родились моей дочерью. Это ведь несправедливо, согласитесь. Эйвер совершенно иного склада, чем мы с вами, однако произвел на свет девицу, на которую в пору равняться всем мужчинам нашего рода.

— Я не девица, — ответила я.

— Но ведь были ею, — возразил глава рода.

— Бы… ла, — прерывисто вздохнув после пролитых слез, согласилась я и опомнилась: — Дядюшка, как вам не совестно говорить о мое девичестве. Это же неприлично.

— Хм… — озадачился его сиятельство. — Я не вносил уточнений, это вы сами заговорили…

И я отмахнулась в возмущении:

— Довольно же, дядюшка, мне право неловко говорить о таком.

— Но я и не собирался… — начал было граф, но так и не продолжил. Он в задумчивости потер подбородок, потом хмыкнул и произнес: — Однако мы собирались звать Элькоса. Отравлю-ка к нему человека.

— Да уж, это будет недурно, — независимо повела я плечами.

И когда дверь за главой рода закрылась, я вернулась в кресло, фыркнула и… осознала всю нелепость окончания нашего диалога. В эту минуту я ощутила смущение и неловкость даже в большей степени, чем пару минут назад. А после рассмеялась, представив, как был обескуражен дядюшка.

— Да уж, — покачала я головой. — Надо будет извиниться. Выставила его сиятельство каким-то похабником… надо же.

Я снова усмехнулась, а после вздохнула и вернулась мыслями к последним откровениям дядюшки. Понимала, что сказал он это больше для того, чтобы отвлечь меня от страданий. Ошеломил словами о ревности, но был все-таки откровенен. И мне стало приятно. Вовсе не от того, что его сиятельство оспорил право моего батюшки произвести на свет непоседливую и целеустремленную особу. Граф показал этим, что я ему дорога, как родное дитя, его отеческую любовь и гордость.

Впрочем, о том, насколько я стала ему близка, говорило многое. И его сердечный приступ при известии о моем исчезновении. И ревнивые слова тетушки, ее упреки в том, что супруг не переживал так за собственных сыновей, даже когда те были детьми. А теперь вот и неожиданное признание… Улыбнувшись, я прикрыла глаза и подумала о том, что и сама уже давно не воспринимаю его сиятельство только как главу рода и мудрого наставника, но и вижу в нем второго отца. Почему нет? У меня две матушки, так отчего бы не быть и двум отцам? Пусть шаманка Ашит и граф Доло никогда даже не встретятся, но относятся они ко мне одинаково с родительской заботой, а я плачу им дочерним почитанием и любовью.

За этими мыслями я окончательно успокоилась, приняв доводы его сиятельства. И вправду, посмотрим, что принесет нам сегодняшний вечер. Все балы закончены, как и церемониальная часть приемов, а потому после торжественного выезда, как и говорила, наступает обыденная жизнь королевства. И потом герцог действительно мог явиться, его присутствия во дворце не требовалось. Впрочем, дядюшка не уступал Нибо в хватке, а в опыте и вовсе превышал. Он со всем справится.

Вскоре меня пригласили в столовую, где уже привычно находились только хозяева. Мы обслуживали себя сами, и это успело стать традицией за десять дней. Лакея призывали только для того, чтобы поменять тарелки и блюда со снедью. Так его сиятельство желал избежать случайно оброненных фраз, которые могли повлечь за собой домыслы и догадки. Лакеям же объяснили временный отказ от их услуг тем, что их сиятельства пожелали не нарушать устоев жизни в Доме Левит, чтобы сделать приятное своей гостье.