– Есть хочется, – со вздохом сказала я, слушая жалобы собственного желудка.

– Скоро поедим, – заверил меня деверь.

– Любопытно, как мы раздобудем еду, – проворчала я себе под нос, но Архам услышал и загадочно ответил:

– Увидишь.

«К Фендару поведет», – сообщил мой муж.

Он появился недавно, пока я ждала возвращения его брата. «Дыхание Белого Духа» не пробудилось, хоть я пыталась войти в нашу с Танияром реальность, но остаться наблюдателем дайну было позволено. И то, что он не видел ни моего похищения урхами, ни засады илгизитов и нашего спасения, я поняла после слов:

– Вы в Курменае? Хвала Отцу, я боялся, что путь выйдет долгим и вам могут помешать.

И сейчас Танияр не спешил покинуть меня. Результатом незримого присутствия дайна стало разоблачение тайны его брата, и я спросила, обращаясь к мужу:

– К Фендару?

Архам обернулся. Он пристально поглядел на меня и спросил:

– Танияр рассказывал про Фендара?

– Да, – уклончиво ответила я, теперь ожидая пояснений от самого сокрушителя тайн. И они последовали: «Я рассказывал тебе про него. Халим Фендар, помнишь? Он учил нас с братом ирэ, и я учил тебя по его науке».

– Ох, – выдохнула я, разом поняв, о ком говорил мне супруг.

И мысли мои заметались. Халим – ученый человек, которого Вазам пригласил к своим сыновьям, чтобы обучить их письму. Его метод и вправду было легок для усвоения, но… Но! Если он обучил сыновей каана Зеленых земель всему, что знал сам, то в Курменае тоже забыли те ирэ, которые сохранились у илгизитов. Тогда узнать большего мне не удастся, как я втайне надеялась при мысли об этой частичке Белого мира.

– Как же досадно, – пробормотала я.

– Что досадно? – одновременно спросили меня братья.

– Потом расскажу, – ответила я обоим сразу.

– Не хочешь идти к Фендару? – все-таки попытался уточнить Архам. – Он хороший.

«Халим – добрый человек», – поддержал его Танияр.

– Я переживаю вовсе не о Фендаре, – сказала я.

– А о чем? – вновь одновременно спросили братья.

– Поговорю с Фендаром, тогда и отвечу, – произнесла я и встряхнулась: – Идем.

И вскоре мы с Архамом и с бестелесной тенью Танияра рядом с нами шагали по дороге, ведущей в харат, то есть главное поселение Курменая. И пока мы туда шли, я всё пыталась уловить хоть что-то, что отличало бы эти места от других таганов, но пока ничего особенного не видела. Разве что одежды наших попутчиков, которых становилось всё больше, были ярче и пестрее, чем в Айдыгере, да немного иной орнамент. Но в остальном разницы не ощущала.

Те же рохи тащили возки с товарами, которые везли своих хозяев на местный курзым. И на нас с Архамом люди поглядывали с хорошо знакомым любопытством. Я старалась смотреть на них поменьше, чтобы не вступать в спор из-за цвета моих глаз. Однако успевала примечать и прохожих, и проезжих, и даже двух ягиров на саулах, проехавших по краю дороги, не требуя пропустить их.

– Ох, – вдруг снова охнула я и, прежде чем Архам или Танияр задали вопросы, произнесла: – А в моем мире воины ехали бы иначе.

– Как? – тут же спросил Архам.

– Они бы ехали посередине дороги и требовали их пропустить. А если бы ехал какой-нибудь аристократ, то его слуги бы и вовсе хлестали простолюдинов, требуя пропустить.

– Кто ехал? – не понял деверь.

– Аристократ – человек высокого рождения… знатный. Например, тебя можно назвать аристократом, потому что ты сын главы тагана.

– Я бы не стал хлестать людей, я просто бы объехал, – ответил Архам. – Саул не повозка, он легко обежит преграду.

– И этим твой мир честней и чище, – улыбнулась я.

– Тебе нравится наш мир? – полюбопытствовал бывший каан.

– Да, – ответила я. – Мне этот мир очень нравится. Люди честные и открытые, немного наивные, но зато их души чисты.

– А если бы ты не встретила Танияра?

– Танияр – дар Белого Духа, – я снова улыбнулась. – Но о мире я говорю в целом, не сосредотачиваясь на одном человеке.

– Хотела бы вернуться назад?

Я повернула голову к деверю и с минуту вглядывалась в него, но, кроме простого любопытства, ничего не заметила.

– Нет, – я покачала головой. – Наверное, я бы хотела передать весточку тем, кому я дорога, что жива и счастлива, чтобы они не оплакивали мое исчезновение. Но я бы не хотела менять новый дом на старый. Мне здесь хорошо, я и вправду счастлива.

– Хорошо, – кивнул Архам. – Танияра слишком долго обижали. Он лишился матери, отца и… брата. Если оставишь его, ему будет очень больно. Пусть будет счастлив с женщиной, которую выбрал, он заслужил.

– Я ни за что не оставлю его, – заверила я. – Не по своей воле, это уж точно. – А чуть помолчав, добавила: – Ты тоже еще будешь счастлив. Эчиль сильно обижена на тебя за многое, но она тебя любит, я это видела.

Деверь, только что смотревший на меня, пока я говорила, отвернулся. Он не спешил с ответом, и мне подумалось, что я навязываю Архаму женщину, к которой он не испытывает никаких чувств. А если так, то, сводя деверя с его первой женой, я делаю их обоих несчастными. Может, Архам и сойдется с Эчиль, но лишь потому, что придется куда-то приклонить голову. А она заслужила быть любимой, чувствовать тепло и нежность от мужчины, который окажется рядом. И если это так, то не стоит продолжать.

– Прости, – снова заговорила я, так и не дождавшись ответа. – Наверное, ты видишь свое будущее иначе. Эчиль – хорошая и добрая женщина. Я полюбила ее всей душой, она стала мне не только подругой, но и сестрой, как и Танияру. Потому говорю о ее чувствах, но у тебя ведь есть собственные. Не так давно твое сердце принадлежало третьей жене… – Архам неприязненно передернул плечами. – К тому же есть еще и Хасиль. Она тоже твоя жена, и я знаю, что этой женщиной ты был увлечен. Эчиль же тебе навязала мать, и женился ты на ней не по сердечной склонности…

– Эчиль мне дорога, – прервал меня деверь. – Из всех моих жен я всегда почитал ее больше остальных. – Я изумленно вздернула брови. – Да, Ашити. Мейлик я любил. Мне казалось, что с ней я становлюсь свободен. Женитьба на ней стала первым и единственным, что я сделал, нарушив клятву. Не видел в этом плохого. Двух жен я взял тех, на кого указала мама, третью выбрал по сердцу. И женился быстро, чтобы она не успела помешать. Мейлик была со мной нежна, покладиста, я отдыхал с ней. Но почитал больше нее я все-таки Эчиль. За терпение, за то, что никогда и ничем не укорила, хоть и было за что. Я виноват перед ней и знаю, что не простит. А простит, так не забудет.

– А рядом с Эчиль тебе было тепло? – спросила я, когда он прервался.

Архам снова повернул ко мне голову и задержал взгляд, но был этот взгляд устремлен сквозь меня, словно бывший каан сейчас бродил где-то далеко отсюда, в своем утраченном прошлом. Наконец отвернулся и кивнул.

– Да, было. Давно. Потом я чувствовал себя виноватым перед ней и старался меньше подходить. Да, мне было тепло с Эчиль. Я не любил ее, как Мейлик, но была… – он поджал губы, явно подбирая слово, а после уверенно произнес: – Нежность. Да, я чувствовал к ней нежность. И мне нравилось говорить с ней. Потом я привел Хасиль, а зимой…

– Я знаю, что произошло, – сказала я, поняв, что он не хочет произносить вслух то, что сделала Хасиль и за что не понесла никакого наказания.

Архам бросил на меня взгляд, и мне показалось, что он сейчас закроется, но деверь все-таки заговорил:

– Я не должен был приводить Хасиль. Она мне нравилась, очень нравилась. Самая красивая девушка Зеленых земель, бойкая, языкастая. Я даже завидовал Танияру и злился, когда увидел его с Хасиль. А потом подумал, что это справедливо. Я забрал у брата челык, значит, ему должна достаться первая красавица нашего тагана. Мне казалось, что она любит Танияра, и никак не мог понять, почему он тянет. А когда он уехал, Хасиль вдруг начала ко мне ластиться. Я тогда сильно разозлился на нее. Думаю, ну как?! Всего несколько дней назад у брата на шее висела, а сейчас готова мне на шею кинуться. Отругал ее и велел ко мне не подходить. А как вышло, что с ней сошелся, сам не пойму. Хасиль пришла повиниться, сказала, что дурного в голове не было. Я ее слушаю, а сам глаз отвести не могу. В голове мутиться, все мысли об одном. А потом дурман сошел, да уже всё сделано. Так на душе тяжко было, да тут мать насела – женись да женись. Говорит, Танияр девушку долго обманывал, так хоть сейчас ты не обмани. Говорит, любит же тебя и тебе по сердцу. Да только я не потому женился.