Та повела ладонью над лампой, и огонь, утратив неестественную яркость, вновь стал обычным. Ашит отдала светильник байчи и, сложив руки на животе, устремила взор на илгизита.

– Отпустишь? – нервно усмехнувшись, переспросил пленник. – Зачем врешь?

– Я – хозяин своему слову, – ответил Танияр. – Будь честен – и тебе откроется путь домой. Решишь обмануть – и я узнаю об этом прежде, чем ты закончишь говорить. – Взгляд Дошана метнулся к шаманке, и дайн подтвердил: – Да.

– Х… хорошо, – сглотнув, кивнул пленник. – Я буду честен.

Танияр едва приметно улыбнулся, но эта улыбка вдруг застыла на его устах, и он порывисто обернулся:

– Ашити?

– Только почувствовал? – усмехнулась Ашит. – Давно уж тут подглядывает. – Неожиданно она обернулась и произнесла, глядя мне в глаза: – Уходи, он уже близко. Уйди!

Я оторопело воззрилась в пространство перед собой, не сразу сообразив, где нахожусь и что происходит. Но вот минуло мгновение, и ветер коснулся кожи, ласково погладил по щеке и полетел дальше, унеся с собой мое ошеломление. Шумно выдохнув, я посмотрела на кольцо, но «льдинка» уже подернулась мутью перламутра, как и два камня рядом с ней. Мое перемещение произошло незаметно, даже помимо моей воли.

– Мама видела меня, – это было следующей мыслью.

А после пришла новая: Танияр нашел способ отыскивать илгизитов! А следом появилась догадка: это уже не первый отступник, который попадает в руки дайна и его воинов! Почему я так решила? Так всё просто – взгляд. Танияр смотрел на шавар без любопытства, какое должен бы был испытать, если бы этот медальон попал ему в руки впервые. Он взял его не сразу, как Эгчен показал, а лишь тогда, когда спустился к пленнику. И глядел на него как знаток, а не исследователь. А значит, дайн уже успел собрать звенья хотя бы в одной цепи илгизитов…

– Так, может, потому спешит махир? – шепотом спросила я саму себя, вспоминая встречу с Алтаахом, произошедшую два дня назад.

И вздрогнула, услышав тихий шорох приближающихся шагов. «Он уже близко», – прозвучали в моей голове более важные слова на данный момент, но упущенные мною за тем, о чем подумать можно было после. Впрочем, всё было важным в моем путешествии в Айдыгер, первом за всё время пребывания в Даасе.

– Доброго дня тебе, Ашити, – произнес сам великий махир, снизошедший со своих высей до дартан-ката.

– И тебе доброго дня, Алтаах, – настороженно ответила я.

Он вошел в беседку, устроился со мной рядом и улыбнулся:

– Не опасайся, дайнани, я пришел к тебе без умысла. – После прикрыл глаза и глубоко вдохнул. – А-а, – протянул махир на выдохе, – хорошо здесь. Я уж и забыл, так давно тут не был.

– Чему я обязана чести видеть тебя здесь? – не спеша расслабляться, полюбопытствовала я.

– Мне захотелось навестить тебя, – ответил Алтаах. Он протянул руку, сорвал с куста лист и, размяв его в пальцах, втянул носом запах свежей зелени. – Так пахнет жизнь, – чуть посмаковав незатейливый аромат, произнес махир. – Ты ценишь жизнь больше чудес, я знаю, видел воспоминания Рахона. Шангары тебе были по-настоящему интересны, а полог Покровителя – нет. Значит, к чудесам ты привычна, а вот неизвестные создания занимают тебя.

Я молча ожидала, к чему клонит махир. Впрочем, казалось, что ему мои ответы без надобности. Алтаах снова понюхал пальцы со следами раздавленного листа, вздохнул и зажмурился на солнце, нависшем над садиком.

– Даже странно, что, любя всё это, – махир обвел рукой пространство вокруг себя, – ты столько времени тратишь на изучение ирэ. Зачем они тебе?

Он обернулся ко мне, и я ответила вежливой улыбкой. Пальцы мои помимо воли крепче сжали край скамейки, но произошло это неприметно для моего «гостя», в остальном моего волнения махир не должен был заметить. Старая выучка, пришедшая со мной из прошлой жизни, сработала и в этот раз. Я излучала внимание, доброжелательность, но не больше.

– Ты не ответила, Ашити, – напомнил мой собеседник.

– Разве этот вопрос требует ответа? – чуть удивленно спросила я. – Ты ведь видел воспоминания Рахона, мне интересно всё, чего я не знаю. Я не остановилась на знании названия птиц, паривших в небе. Спросила и про их врагов, и про кладку.

– Но это всего лишь несколько вопросов, а ирэ ты изучаешь со второго дня, как появилась здесь, – заметил махир.

– Разумеется, – я пожала плечами. – Я изучила все ирэ, известные тагайни. Сначала мама, а потом мой муж были моими учителями. Теперь им стал Рахон. Я пришла из мира, где образованию уделяется много внимания. Культурный человек должен быть грамотным. Должен уметь читать и писать…

– Ты говорила, что знаешь больше, чем положено женщине в твоем мире, – напомнил Алтаах.

– Да, – я посмотрела на небо. – Некоторые знания, которые остались при мне, женщинам не свойственны. Это внутренняя убежденность. А раз тебе известно об этом, то ответ на собственный вопрос ты знал, еще не задав его.

Махир усмехнулся. Теперь взгляда не отводил он, а я же, напротив, поворачиваться к нему снова не спешила. Кажется, я поняла причину сошествия патриарха илгизитов. Но теперь нас, похоже, ожидает то, с чего следовало начать в прошлый раз, – беседа.

– Почему ты отказываешься вернуть себе прошлое? – не разочаровал меня Алтаах. – Ты – неполный сосуд, Ашити. Ты как дерево в летний зной, которое не отбрасывает тени. Ствол есть, ветви, листья, корнями за землю зацепилась, а тени нет. Нечем с путником поделиться такому дереву.

Вот теперь я развернулась к нему и некоторое время рассматривала с новым интересом. Красиво сказал, но суть наизнанку вывернул. Тень была, и путник в ней мог понежиться, если говорить языком махира, но разница была лишь в путниках. Тагайни хватало того, что я могла им дать, а илгизиты смотрели и не видели. Им была нужна не моя «тень», а почва, где дерево росло прежде.

Я встала со своего места, вышла из беседки и, раскинув руки, неспешно покружилась.

– Смотри, Алтаах, вот она я, вся перед тобой. Какой пришла в родной мир и какой к вам попала. Ничего не отвалилось, ветви на месте, крона разрослась, нежься в моей тени. Вы ведь знаний моих хотели, так я готова делиться. К примеру, могу рассказать о налогообложении. Пользуйся. К чему тебе знание имени моих родителей или название места, где я жила? Или, быть может, желаешь узнать имя того, кого увидел в моем воспоминании? Так я не хочу этого. Ты, как и я, видел злобу в его взгляде. Разве же хочу я помнить о том, кто так на меня смотрел? Хочешь, я расскажу тебе, что мы увидели?

– Хочу, – ответил махир, пристально наблюдавший за мной.

– Это мой переход в этот мир, – ответила я. – Меня лишили памяти еще там, раздели и отправили в ледяную пещеру, где я погибла бы, если бы не Ашит. Оттуда меня выбросили со злостью, здесь встретили с улыбкой и заботой.

– Но там есть те, кто тоже улыбался тебе и заботился. Не может их не быть, – возразил Алтаах.

– И пока они не увидели меня мертвой, то могут надеяться на то, что я жива и, возможно, счастлива. Я верю, что это успокоит их хотя бы отчасти.

– Я могу вернуть тебя домой, и тогда они точно будут знать, что ты жива…

– К кому?! – воскликнула я. – Куда ты будешь меня возвращать?! К мужу? Так верни, потому что именно там я была счастлива. Верни, великий махир! Я тоскую по нему, тоскую по матери, по Эчиль, по Берику и Юглусу. По моим рырхам, по саулу, который страдает, потеряв меня. Они все печалятся обо мне. Верни, и я буду тебе благодарна. Но я не хочу в тот мир, где меня лишили памяти, где унизили, раздев до нижней сорочки, где глядят с яростью и ненавистью.

– Твой дом не здесь…

– Но здесь живет моя душа, Алтаах. Именно здесь, а не где-то там.

– Ты просто не помнишь, – с мягкой улыбкой произнес махир и поднялся со скамейки. Он приблизился ко мне и накрыл плечо ладонью: – Позволь мне помочь тебе. Я смогу это сделать.

– Уже не вышло, – напомнила я.

– Если ты согласишься, то выйдет.

Отступив от него на шаг, я склонила голову к плечу и полюбопытствовала: