– Ашити.

– А! – взвизгнула я от неожиданности, чуть не слетев со скамейки, на которую встала на колено. – Кто здесь?

– Не кричи, это я, – произнес знакомый голос с той стороны ограды.

– Архам, – поняла я и на миг испытала желание обругать брата моего мужа, потому что сердце мое всё еще заходилось от испуга.

– Да, я, – подтвердил бывший каан, и я, бросив взгляд на вход в сад, шагнула к закрытой калитке.

Он отвел рукой зелень, свисавшую с его стороны, посмотрел на меня и сказал:

– Милости Белого Духа, Ашити.

– И тебе милости Отца, Архам, – ответила я и вдруг поймала себя на том, что жутко соскучилась по этому приветствию.

Было в нем что-то доброе, светлое и уютное, как дорога домой или любящие объятия, и пожелание благоволения Создателя согрело мою душу. Я улыбнулась мужчине, глядевшему на меня спокойным внимательным взглядом, он был серьезен, но это было мелочью. Главное, он остался верен Белому Духу, а значит, есть надежда вернуть Танияру брата. Впрочем, спешить с окончательными выводами я не стала. Кто знает? Возможно, он действует по наущению матери или жены, а то и обеих сразу.

– Ты хорошо живешь, – как-то нервно произнес Архам. Он обернулся, проверяя, что никто не стоит за его спиной. – Нравится у илгизитов?

Прищурившись, я смерила бывшего каана ироничным взглядом.

– Всё ищешь грех в пришлой, Архам? – полюбопытствовала я. – Твоя любимая жена – дочь великого махира. Твоя мать продалась илгизитам, желая избежать кары Создателя за убийство Эйшен. Она убила твоего отца и желала смерти брату. А ты знаешь, что те землекопы, по ходу которых на твое подворье приходили илгизиты, были отравлены Селек? Их остовы до сих пор лежат там. И после всего этого ты пришел упрекать меня? – Мой деверь склонил голову и теперь глядел исподлобья, и я продолжила: – А знаешь ли ты, что те женщины, имена которых присвоили твоя дорогая женушка и ее нянька, были убиты? И муж настоящей Хенар вовсе не погиб, он до сих пор жив, как и ее сын. Этих двоих спас шаман, а вот женщин били наверняка. Похитили сундуки с их рукоделием, чтобы было что выдать за свою работу, и Акмаль об этом знала. Она шла в твой таган, чтобы выйти за тебя замуж, родить сына и воспитать его в вере отступников. А когда ты стал бы ей не нужен, потому что был бы уже новый каан, ей на помощь пришли бы и враги Белого Духа, чтобы захватить и поработить твой народ и испоганить священные земли. И лишь благодаря нам с Танияром ничего этого не случилось… пока. – Теперь Архам и вовсе отвернулся, но уйти не спешил. Однако видеть его чувства я не могла, брат моего мужа их спрятал. – А знаешь, кто подал нам руку помощи, когда братья по крови захотели ударить нам в спину? – Он бросил на меня взгляд. – Кийрамы, пагчи и унгары. Они все сражались с нашими воинами плечом к плечу, гибли, но не дрогнули и не бежали. И что же ты теперь мне скажешь, Архам – сын Вазама?

Он снова развернулся ко мне, некоторое время смотрел в молчании, а затем произнес:

– Я… – Вдруг вновь отвернулся и, усевшись на землю, прижался спиной к калитке. – Мне просто больно, Ашити. Прости.

В это мгновение до меня донесся едва уловимый скрип уличной дверцы – вернулся бальчи. Присев, я, просунув руки сквозь решетку калитки, накрыла плечи деверя ладонями. Он вздрогнул и вывернулся, чтобы увидеть меня.

– Пришел прислужник, – зашептала я. – Он глаза и уши махира. Бальчи сейчас будет искать меня, встретимся вечером, когда будет уже темно.

– Хорошо, – кивнул Архам.

Едва успев отойти на пару шагов, я все-таки обернулась, но бывшего каана уже не было. Я даже не слышала шороха его шагов.

– Растворился, будто тень, – усмехнулась я и поспешила к своему надзирателю, который уже, наверное, успел дойти до входа в сад.

Уже сидя за столом, я размышляла о том, как же мне встретиться с деверем и поговорить, не опасаясь соглядатая. Впрочем, первое сделать было просто. Мне не ставили условий, с кем видеться, а с кем нельзя. Более того, было сказано, что я сама решаю, с кем желаю общаться. Архам мне не чужой человек в отличие от его матери или жены, так что калитку бывшему каану я могла открыть без всяких опасений. Но вот насчет беседы…

– Хм, – промычала я, меланхолично отщипывая от лепешки небольшие кусочки.

Я не собиралась давать ему заданий или же открываться. Это будет всего лишь разговор, во время которого я, возможно, смогу понять, насколько вообще можно доверять брату моего мужа. Если меня что-то насторожит, то в следующий раз я ему попросту откажу в своем обществе.

Однако верить в то, что Архам все-таки друг, хотелось. Это принесет пользу мне и облегчит боль Танияра от предательства брата. Сейчас мой муж принял его уход и вычеркнул из своей жизни и памяти, но легче ему от этого не стало. Брата дайн любил и долгое время был верен ему, несмотря на то что Архам шел на поводу у своей матери.

– Пусть он окажется верен тебе, – прошептала я, устремив взор в потолок. – Отец, молю.

А после, вздохнув, принялась за трапезу, которую потребовала с единственной целью – остаться наедине с книгой хоть ненадолго. Впрочем, вталкивать в себя еду не пришлось, аппетит присутствовал. И когда я покинула «столовую», то уже не стала медлить.

– Бальчи, я передумала, – сказала я, не глядя на прислужника. – Хочу увидеть Рахона уже сегодня. Сейчас.

– Идем, – ответил тот, и мы отправились на поиски пятого подручного.

Искать долго не пришлось. Илгизит уже ждал меня при входе на астон-ката. Удивления я не испытала вовсе. К чему оно? Если махир слышит меня через бальчи, а подручный слышит махира?

– Ты говорила о завтрашнем дне, – с иронией заметил Рахон.

Я пожала плечами.

– Здесь совершенно нечем заняться, – ответила я. – Пока обедала, я поняла, что отдохнула. Потому не вижу причины отказывать себе в единственном развлечении, которое у меня есть.

– Но в тагане ты не скучала, – сказал илгизит.

– В тагане у меня всегда было дело, там скучать было некогда. Идем в хатыр, повеселимся, – усмехнулась я.

Занятия продлились почти до ночи. Наверное, никогда еще я с такой жадностью не отдавалась знаниям. В конце концов, Рахон, вроде бы с охотой учивший меня, взмолился:

– Дай хоть воды глотнуть!

– Тебя мучит жажда? – удивилась я.

– И голод тоже, – ответил илгизит. – Тебя они тоже должны мучить, уже вечер.

– Моя жажда иная, Рахон, – сказала я, аккуратно вырисовывая новую ирэ. – Я жажду знаний. Неужели что-то может быть сильней этого?

– Может! – воскликнул пятый подручный. – Мои глотка и утроба.

– Какой ты безыскусный, Рахон, – укоризненно заметила я.

– Не знаю, как ты назвала меня, но еще я очень голодный, – проворчал илгизит.

– Так вели подать сюда и не страдай, будто малое дитя, – отмахнулась я и указала на следующую ирэ: – Что она означает?

Пятый подручный потряс над головой сжатым кулаком, но на меня впечатления это не произвело, и Рахон сдался – урок продолжился. Впрочем, настроение моего учителя заметно портилось. Еду в хатыр приносить было не принято, а я не желала покидать насиженного места. И, помучившись еще с час, илгизит объявил:

– Сегодня ты стала умней, чем была еще вчера. Нельзя умнеть слишком быстро, иначе лопнет голова, тогда учиться уже будет нечему.

– Еще немного знаний в меня влезет… – попыталась я возразить, но Рахон оборвал:

– Из меня уже ничего не вылезет. Я устал, хочу есть, пить и придушить тебя. Придушить хочу больше всего.

– Какой нервный, – фыркнула я и поднялась на ноги. – А я-то еще хотела рассказать тебе о своем мире, что помню, разумеется.

Илгизит, уже довольно потиравший руки, замер, а спустя мгновение снова сел и посмотрел на меня выжидающе.

– Но нет, – развела я руками. – Ты грозишь мне смертоубийством, а потому я больше не стану отнимать твоего времени. Бальчи.

Прислужник, стоявший неподалеку, первым направился на выход. Я последовала за ним, и вслед мне понеслось:

– Теперь я хочу придушить тебя в два раза сильней!