Ягир улыбнулся, поняв, о чем я всё это время спрашивала, и ответил:

– Ньиндан. Стрелы их наконечников сделаны из ньиндана. Когда берут кусок железа, из которого отковывают наконечники, его сначала расплавляют и смешивают с белым порошком, который получают, когда растирают куски ньина…

– Что такое ньин? – спросила я, понимая, что скоро совсем запутаюсь в его пояснениях.

– Это камень, – заговорил слушавший нас Кэмсул. – Его ищут на речных берегах. Иногда попадаются только крошки, а можно найти и целую жилу.

– Жилы уходят под воду, там залежи, но добраться сложно, потому ищут поблизости к воде. Ньин колют, потом дробят, потом растирают до порошка. И вот этот порошок добавляют к расплавленному железу, а из него уже куют наконечники для стрел, – снова заговорил Юглус. – Такие стрелы носят в особых колчанах, куда не должен попадать воздух. На воздухе ньиндан загорается голубым огнем, а когда наконечник ударяется о стену, ньиндан взрывается, и огонь разгорается.

– И потому им не нужны ни машины, ни лестницы, – прошептала я, глядя себе под ноги. – Они попросту спалят наши стены и войдут…

– Стены спалить не так уж и просто, – ответил Кэмсул. – Ньиндан не вчера придумали, потому успели придумать и асдан. – Я подняла на него удивленный взгляд, и ягир пояснил: – Мы им пропитываем дерево, которое идет на постройку защитных стен. Такое дерево плохо горит…

– Но стена содрогнулась! – воскликнула я, и Юглус улыбнулся:

– Разом ударили много стрел, потому трясло. Там и сейчас должно трясти, но огонь разгорается очень медленно.

– То есть Иртэген выстоит?

– Пока постоит, – сказал Кэмсул.

Я перевела на него взгляд, и тот пожал плечами. Впрочем, я и так поняла: если помощь не придет, то бой через некоторое время разгорится на улицах Иртэгена…

– Боги, – я прерывисто вздохнула, но тряхнула головой, отгоняя слабость, и с улыбкой обернулась к людям. Они прислушивались к нашему разговору, и потому я поспешила заверить их: – Помощь уже в пути, нужно только продержаться. Духи милостивы, выстоим.

Мне в ответ покивали, но тревога из глаз не исчезла. Ощущала ее и я. Сколько продержатся стены под градом неожиданно грозного оружия союзного войска? И сколько воинов они зацепят, пока продолжают обстрел?

– Проверим готовность нашего госпиталя, – деловито произнесла я, чтобы отвлечься от собственных невеселых дум. – Орсун, покажи.

Знахарка с готовностью показала мне, как она обустроилась на моем подворье. В дом не лезли, хоть я и не возражала, но это был дом каана. Как бы ни были любопытны тагайни, но грань любопытству знали и к жилищу правителя отнеслись с почтением – нельзя… даже если очень хочется. Пригласят – войдут, а пока было сказано только про подворье. Впрочем, и места было больше на улице. Однако тучи никуда не делись.

– Если пойдет дождь, раненых заносите в дом, – сказала я.

– Хорошо, каанша, – склонила голову Орсун.

А потом послышался знакомый скрип, и к подворью подкатила телега, доставили первых раненых. Их было трое, и двое оказались залиты собственной кровью. Язгуйчи.

– Сюда! – рявкнула знахарка.

Обернувшись, я увидела, как ее помощницы уже расстилают одеяла, и Хасиль, бледная, но с решительно поджатыми губами, застыла рядом с ними.

– Будет нужна моя помощь, говорите, – сказала я, пока ощущая собственную бесполезность, и мне ответили:

– Справимся, каанша.

Кивнув, я отошла к воротам и устремила взгляд в сторону крепостной стены. Она была мне не видна, но грохот я слышала отчетливо – обстрел продолжался. Привалившись плечом к открытой створе, я отчего-то вдруг подумала о Ветре. Как он там? Наверное, слышит грохот, может, чует запах, который еще не улавливает человеческое обоняние, и волнуется. Не за себя. Саулы, получив своего всадника, перестают тревожиться о себе. У них появляется ценность – человек. И мой Ветер, должно быть, изводит себя, он ведь уже терял меня…

Вздохнув, я посмотрела на Юглуса, глядевшего себе под ноги. И хоть взор его был устремлен в землю, я была уверена, что все его чувства сейчас обострены и душа мчится к крепостной стене. Только долг и дружеское расположение держат его на новом подворье подле меня, но честь ягира требует встать плечом к плечу с товарищами и биться до последнего вздоха.

– Как думаешь, что сейчас делается у вторых ворот? – спросила я телохранителя.

Юглус повернул ко мне голову, но взор еще короткое мгновение был рассеянным, и я утвердилась в своих подозрениях – ягир сейчас не со мной. Однако это длилось всего миг. Он повел плечами, словно стряхнув оцепенение, и теперь посмотрел в ту сторону, где находились вторые ворота, через которые обычно прибывали приезжие и торговцы.

– Там тихо, – уверенно произнес Юглус. – Елган и Налык отправили несколько десятков, может, сотню. Но они не станут нападать, только следят за воротами, а наши ягиры за ними. Если враги прорвутся в Иртэген, тогда те воины, что сейчас ждут с той стороны, ударят. Так они отвлекут стражей. Кого-то убьют, кого-то ранят, но ослабят нашу защиту. А пока стена стоит, они будут ждать.

– Почему? Разве не разумней атаковать и с тыла? Со спины, – сразу же пояснила я, заметив в глазах ягира непонимание. – Они ведь не могут не знать, что наши основные силы здесь, как мы знали, что они придут именно с этой стороны, – я кивнула в сторону, откуда раздавался грохот. – К тому же так они могли бы попытаться прорваться первыми, чем оттянули бы на себя внимание защитников и ослабили оборону.

– Да, это было бы плохо для нас, – к нам подошел Танчын, – но они так не сделают.

– Почему? – я обернулась к нему. – Кодекс… Закон? Это бесчестно?

– Ньиндан, – произнес Кэмсул, встав рядом с Юглусом. – Простых наконечников без числа, из ньиндана много меньше. Кааны будут бить туда, где больше воинов. Когда стена загорится, кто-то погибнет в огне, кто-то выживет, но будет покалечен. Тех, кто поднимет клинки, останется немного – их сомнут и захватят поселение.

– Верно, – кивнул Юглус. – Поэтому те, кто стоит под вторыми воротами, поднимут луки, когда Иртэген падет. Они вступят в бой со стражей на воротах и никому не позволят покинуть поселение. Люди встанут на колени, чтобы сохранить свои жизни.

– Или умрут, – закончил Танчын, и я гулко сглотнула.

– Боги… – А после спросила: – Сколько ударов выдержит асдан?

– Знают только духи, – с улыбкой развел руками Кэмсул, и мне захотелось его стукнуть.

Я с минуту сверлила ягира взглядом, после передернула плечами и вернулась на подворье, чтобы поговорить с раненым, который выглядел целее двух других. Его уже перевязали, и язгуйчи поспешил назад – продолжать участие в защите он был в силах. Мой вопрос остановил мужчину, однако ему особо нечего было рассказать. Стреляли, высунул нос, поплатился за это. Вот и всё. Ему мог бы помочь и Самлек, но к моменту, когда раненого усадили на телегу, травник еще не подоспел.

– Отпусти, каанша, – взмолился язгуйчи. – Зло берет, я же даже не выстрелил ни разу. Отпусти!

– Отец с тобой, – улыбнулась я, и мужчина побежал обратно к стене.

Проводив его взглядом, я протяжно вздохнула и направилась к дому. Моя помощь в госпитале не требовалось, а новых пациентов не было… пока. Обсуждать стратегию наших врагов смысла тоже не было – она была известна и понятна: прорваться и убить всех, кто не покорится. Всё, победа. А гадать, успеет ли помощь и насколько она окажется действенной, даже не хотелось. Сразу приходило на ум, что кийрамы всего лишь охотники, а наши противники – обученные воины, для которых смерть была необходимой для славы данностью. И без долгих размышлений было ясно: кийрамы уступают ягирам. Оставалось лишь верить, что Танияр, Эгчен и Улбах хорошо продумали действия подопечных Хайнудара.

За мной в дом пошли Юглус и рырхи. Детенышам во дворе делать было нечего, да и я не рискнула бы оставить их там, где они считали себя хозяевами. Сейчас лохматая троица и без того была взволнована и раздражена грохотом ломаемой стены. Суета на подворье могла окончательно вывести их из себя, а я хотела помочь раненым, а не добить их.