И пока мы шли до курзыма, кажется потратив не менее пары часов на такие вот разговоры со встречными, я о своих переживаниях уже не вспоминала. Они были, никуда не делись, но притаились в глубине сознания, не мешая дышать полной грудью. Оживилась и Эчиль, похоже, и ей требовалось отключиться от своих мыслей. Даже Юглус, чаще стоявший невозмутимой тенью за моей спиной, всё больше принимал участие в обсуждении сплетен, и это дало понять, что и за его показным равнодушием вовсе нет покоя.

Только рырхи, устав от бесконечных остановок, тихо ворчали и занимали себя играми. А игры их были своеобразными. Могли развлекаться друг с другом, носиться по улице, едва не сбивая с ног прохожих, а могли и подкрасться к моему очередному собеседнику и прихватить того за ногу. Не больно, но пугали людей изрядно. А когда поняли, что так болтун быстрее уходит своей дорогой, пришлось и вовсе следить за ними, прикрикивая то и дело, потому что пускать в ход зубы и лапы они начали всё чаще.

– Разбойники, – отчитывала я их после очередной такой выходки. – Бессовестные!

– Откуда в рырхах совесть? – усмехнулась Эчиль. – У них вон какие зубы, а с такими зубами совесть не нужна.

– Уа-а, – в зевке проскрипела Торн, показав свое полное согласие с первой женой.

– Вот-вот, – указала на нее свояченица. – Никакой совести.

Так мы и дошли до курзыма, а спустя еще минуту окунулись в его неповторимый пестрый мир. Зубастая и бессовестная троица плелась некоторое время рядом со мной, но вскоре, устав от бесконечного столпотворения, уже привычно нырнула за прилавки. Они не прятались, просто проходили весь ряд насквозь, до икоты пугая чужих торговцев. А вот свои к ним давно привыкли, даже успели запомнить, кто есть кто.

Более того, зверей баловали, потихоньку кидая им угощение. Поэтому рырхи обожали мясной ряд, вот туда они заходили с особым энтузиазмом, там торговали их лучшие друзья. Мясники были единственными, кому дозволялось прикасаться к гордым хищникам, разумеется, самими хищниками. Правда, панибратства мои подопечные не терпели, но потрогать себя давали, а потом показывали зубы. Этот аргумент был ясен без всяких пояснений.

В общем, за своих зверей я была спокойна и даже рада, что они учатся обходиться без меня и становятся более самостоятельными. И пусть в доме они не желали оставаться, но хотя бы вот так, на небольшом удалении все-таки им было достаточно слышать меня и знать, что я рядом. Но со мной остались Эчиль и Юглус. Последнему время от времени приходилось покрикивать на людей, потому что живая река то и дело разделяла нас. Впрочем, я никуда не спешила, и если ягир отставал, то ждала его, чтобы не доставлять беспокойства и не нарушать обещания, данного мужу.

Эчиль было проще, она брала меня под руку и выпускала только тогда, когда желала что-то посмотреть или же я делала покупку. Так мы и шли неспешно мимо рядов, разговаривая то с продавцами, то с покупателями. Обсуждали торговлю, цены, товары и снова сплетни. Гам и круговерть окончательно подавили мысли, терзавшие меня еще не так давно. Я даже начала делать для себя пометки, на что надо будет обратить внимание Керчуна.

Задержались мы у прилавка, на котором были разложены платья. Я с интересом рассматривала новый фасон, но порадовал меня даже не он, а то, что швея была из Иртэгена. Мое пожелание внести в привычную одежду изменения было воплощено. Женщина не спускала с меня глаз, ожидая, что я скажу. Я улыбнулась:

– Как красиво, есть ли моя мерка?

– Есть, каанша, – просияла она. – Вот гляди, о тебе думала, когда шила. – Она разложила на прилавке еще одно платье, которое до того было скрыто. – Думала, буду ждать, пока наша Ашити придет. Сама бы тебе отнесла, да боязно стало, но раз нравится, то вот, держи.

– Оно восхитительно, – искренно произнесла я, рассматривая легкую, почти воздушную ткань нежно-зеленого цвета с богатой вышивкой серебряной нитью. – А ткань такая откуда? Я подобной еще не видела.

– Брат соткал, – застенчиво потупилась женщина. – Я ему говорю, сделай такую, чтобы нашей каанше подошло, чтоб как раннее лето – приветливая и ласковая была. Говорю, она велела сделать такое, чего и в Курменае нет. Вот и сделал. Пробовал, пробовал, а потом и вышло, что хотел.

– Замечательно вышло, – сказала Эчиль, опередив меня. – А мне что присоветуешь? Тоже хочу красивое платье, какого ни у кого нет.

И пока она выбирала, я продолжала рассматривать свою обновку. Провела по ней кончиками пальцев и подумала, что непременно встречу мужа в этом наряде. А брата и сестру награжу, непременно награжу и возвышу. Талантливые мастера должна быть в почете. В них будущее нашего тагана. Как же замечательно…

– Ашити! – надрывный мужской крик прогремел среди привычного течения голосов, словно гром в ясный день. – Юглус, защищай!

А следом уловила рядом с собой движение. Звякнула сталь, что-то гаркнул Юглус, и перед самым моим носом что-то сверкнуло. После руку обожгло болью, и я, охнув, схватилась за нее. А еще через мгновение увидела кровь. Мой растерянный взгляд устремился на Юглуса, который кого-то завалил на землю. Это был незнакомый мне мужчина. Он извернулся и бросился под ноги замершим в изумлении людям. Ягир кинулся следом.

– Ашити, – Эчиль сжала мои плечи ладонями, стремительно отвернула ото всех, скрыв своей спиной, и обняла.

– Что эт-то? – неожиданно сбившимся голосом в потрясении спросила я.

– Ашити! – из толпы вынырнул еще один мужчина. Я машинально выглянула из-за сестрицы – это был Илан. Глаза его были расширены, грудь тяжело вздымалась. – Живая, – с облегчением выдохнул он и бросился следом за Юглусом и тем, кто напал на меня.

Напал… Осознание произошедшего наконец дошло до меня, и ноги мои подкосились.

– Что с тобой? – с тревогой спросила свояченица, и вот теперь я ощутила благодарность за то, что она держит меня, иначе бы не устояла.

А затем послышалось рычание и вскрики людей. Машинально повернув голову, я смотрела, как мои рырхи мчатся прямо по прилавкам, безжалостно топча товар, разложенный на них. Звери добежали до меня, принюхались, и Эчиль вдруг указала им:

– Туда побежал. – И они исчезли в расступившейся толпе.

– Что случилось-то? – донесся до меня женский голос, и ей ответили:

– Нашу Ашити зарезать хотели, да Юглус успел ударить поганого урха, только руку порезал…

– Зарезать, – прошептала я и устремила на швею изумленный взор: – За что?

– Да что же это делается?! – воскликнула невидимая мне женщина. – Кааншу убить хотели, а вы стоите?!

– И верно, – пробормотал кто-то. – Чего стоим? Держите убийцу!

И курзым вновь ожил. Словно свора гончих, получившая команду «ату», люди кинулись следом за тем, кто посмел напасть на меня. Если догонят, то разорвут, мелькнула у меня мысль, а следом пришла следующая, и я нахмурилась:

– Надо его допросить…

– Если догонят, не жить ему, и Юглус не отобьет, – ответила Эчиль, подтверждая мои мысли. – Люди сами казнить будут. Больно? Дай посмотрю…

– А? – с непониманием спросила я, снова поглядела на руку и… лишилась чувств. Потрясение оказалось слишком велико.

В обмороке я пребывала недолго, но достаточно, чтобы, открыв глаза, обнаружить себя в незнакомом месте. Впрочем, это было лишь первым впечатлением, потому что голоса, услышанные мною, сразу подсказали, что курзым я так и не покинула. Меня перенесли в конторку мастера Керчуна, и сам хозяин обнаружился в дверном проеме, стоило только повернуть голову. Был он не один. Рядом стояла Эчиль и что-то негромко говорила ученику достопочтенного смотрителя курзыма.

Поморщившись от боли в руке, я села и тут же встретилась с пристальным взглядом Мейтта. Он и его брат с сестрой лежали подле деревянной кушетки, на которой меня устроили. Рырх тоже сел и продолжил смотреть на меня, а следом за ним встрепенулись и Бойл с Торн. Улыбнувшись детенышам, я протянула к ним здоровую руку. И они потянулись ко мне, жалобно поскуливая.

– Они вернулись почти сразу, – произнесла Эчиль, и я подняла на нее взгляд. – Кажется, они чувствуют себя виноватыми за то, что не уберегли тебя. Никогда бы не подумала, что звери могут быть так верны человеку.