– Милости Белого Духа, добрые люди, – прервала я сладкоречивого посетителя. – Назовитесь.

– Это, – вновь заговорил «лис», – мой брат, уважаемый всеми…

– Просто имена, – снова прервала я его.

– Так ведь я и говорю…

– Это муж мой Меккер, – в этот раз прервала мужчину женщина и указала на долговязого скромника. – А я, стало быть, жена его – Сурук.

– Я Алчун, – буркнул мужчина с ожогом.

– А я его брат – Мингис, – наконец представился «лис».

Молчал пока только Меккер. На его щеках продолжали цвести алые розы, и взор, скромно потупленный, не отрывался от пола. И, разглядывая своих посетителей, я пришла к выводу, что говорить будут Сурук и Мингис. Муж первой был чересчур впечатлительным и, судя по румянцу, натурой тонкой душевной организации, а брат второго, скорее всего, был немногословный и бесхитростный человек.

Определившись с первыми впечатлениями, я спросила:

– Что привело вас ко мне?

Сурук и Мингис слаженно шагнули вперед, подтверждая мои наблюдения, и вместе произнесли:

– Справедливости, – сказала женщина.

– Милости, – произнес «лис».

Сдержав улыбку, я попросила:

– Разъясните, о чем спорите.

– Он, – палец Сурук указал на Алчуна, – мерзкий вор.

– Закрой рот! – прогрохотал последний, и Меккер, охнув, отозвался:

– Ты что, Алчун…

– И ты закрой!

Ударив ладонью по столу, я призвала спорщиков к тишине и обратила взор на Мингиса-лиса. На его устах мгновенно расцвела улыбка, и мужчина заговорил:

– Велика твоя мудрость, каанша, а красота…

– Распелся, – фыркнула Сурхэм и тут же прикрыла рот ладонью, поймав мой взгляд. И из-под ладони донеслось: – Молчу.

– Уважаемый Мингис, – мягко заговорила я, – если ты пришел сюда петь сладкие песни, то к чему было просить суда каана? Благодарю за приятные слова, но мне хочется услышать, о чем спорят Меккер и Алчун. Уважаемая Сурук, скажи ты.

– И скажу, – воинственно откликнулась женщина. – А то, что Алчуна вором назвала, так оно так и есть. Вор он и есть.

– За… – загремел в ответ оскорбленный Алчун, но Юглус сжал его плечо, принуждая к молчанию, и мужчина закрыл рот сам.

– Слушаю, – кивнула я Сурук, предлагая продолжить.

– Я и говорю, что во…

– Суть, – уже тверже потребовала я, прервав очередное оскорбление. – Если Мингис будет лить с языка буртан, а ты обзываться, то Юглус проводит вас обоих на улицу, а я буду слушать Меккера и Алчуна. Меня все поняли? – Ответом мне стал слаженный кивок четырех голов. – Говори, Сурук.

– Так я и говорю, – буркнула женщина обиженно. – Говорю, что Алчун украл у нас мгизанчи. Забрал и не отдает, а он от нашей мгизы!

Я перевела взгляд на Алчуна, и в дело вступил Мингис.

– Мой брат рассудил по справедливости, мудрая Ашити, – произнес «лис». – Ты ведь подумай только, их мгиза во двор к Алчуну зашла, там и родила. А пока рожала, все посевы затоптала и испоганила. И как же теперь быть? Стало быть, Меккер с женой сытые и довольные будут, а брат мой, его жена и детишки голодной смертью помирать станут? – голос Мингиса, набравший силы, вдруг драматически стих, и в глазах блеснула влага. Клянусь! – И как же быть теперь, уважаемая Ашити? Разве же не должны соседи по совести отдать мгизанчи моему брату? Он родился во дворе Алчуна, а значит, и жить ему там. Ведь как люди говорят? Где родился, там и дом твой. Вот и выходит, что дом маленького мгиза – это дом Алчуна. Так и мгиза Меккера рассудила. Иначе пошла бы рожать к нему на двор, а видать, плохо ей там живется, вот дитя свое и родила в другом дворе. Доли лучшей ему желала. – Я хмыкнула, а тагайни ввернул: – Ты лучше иных понять ее сможешь.

– Почему же? – полюбопытствовала я. Сурхэм и Юглус мое любопытство разделили и устремили на Мингиса заинтересованные взгляды.

– Рырха, о своих детях заботясь, тебе их отдала. Ты приняла детенышей и заботишься о них. Вот и мгиза Алчуну своего детеныша доверить захотела, а он о нем заботиться станет. Чем мгиз хуже рырха?

Откинувшись на спинку кресла, я с новым интересом рассмотрела наглеца, а затем, вновь подавшись вперед, спросила:

– Мгиза умерла в родах?

– Жива и здорова, – мрачно произнес Алчун. – Забор мне сломала.

– А что матери делать, когда ее дитя в чужих руках? – возмутилась Сурук. – Она к детенышу своему рвется! – После обернулась ко мне и опять ткнула пальцем в Алчуна: – А он ее гонит! И мгизанчи не отдает! И кто он? Вор и есть! У-у-у, – потрясла кулаком женщина.

– Но ведь я же прав? – мало интересуясь мнением публики, вопросил у меня Мингис.

Я улыбнулась и ответила:

– Нет. Рырха перед смертью о своих детенышах заботилась, а мгиза жива и сама в силах позаботиться о своем дитя.

– Вот! – воскликнула Сурук, толкнув мужа локтем в бок. Тот охнул и потер ушибленное место. – А я говорила! Говорила, что должен отдать нам детеныша! Мгиза наша? Наша. И мгизанчи тоже наш. Слыхал, Алчун, что тебе сама каанша сказала? Отдавай!

– Не отдам, – насупился тот.

– Почему? – спросила я.

– Так ведь брат мой в разорении, – вновь заговорил Мингис. – Меккер и Сурук не желают помочь его горю, вот Алчун и оставил себе мгизанчи. Это плата, уважаемая Ашити.

– Хороша плата, – хмыкнула Сурук. – Мгизанчи за пучок травы. Да и трава-то, тьфу. У меня такой полон огород. А мгиз – это мгиз…

– Я готова вынести свое решение, – вновь хлопнув по столу ладонью, провозгласила я. – Мгизанчи должен быть возвращен Меккеру.

– Так… – вскинул голову Алчун, но я вскинула руку, и он замолчал.

– Меккер же должен восстановить разрушения, которые учинила его мгиза. Потоптанный урожай тоже должен быть возмещен натурально, то есть Меккер отдаст часть созревших посевов Алчуну или же их стоимость, которая будет определена мною по стоимости схожих трав на курзыме. Что выбираешь, Меккер?

– Да дам я им то, что вытоптала мгиза, – фыркнула Сурук вместо мужа.

– Я поставлю забор, – произнес Меккер и с укоризной взглянул на супругу: – Я же говорил тебе, что надо поставить.

– Как отдаст мгизанчи, так и поставишь, – едко ответила та.

– Быть по сему, – подвела я итог и спросила: – Слышали ли меня танхыны?

– Слышали, – с готовностью ответила за себя и за Юглуса Сурхэм. – Всё слышали.

Алчун и Мингис переглянулись. Брови брата с обожженным лицом еще больше съехались к переносице, и «лис» поспешил заговорить:

– Велика мудрость твоя, каанша, только разве же это…

– Мгизанчи возвращается к своей матери, – повторила я, понимая, что вертлявый братец пытается помочь присвоить детеныша мгиза. Еще бы! Пучок петрушки или теленок (выражаясь привычным для меня языком)? Конечно же, теленок, который еще и достался даром! Игра была вовсе не тонка, а потому не стоило затягивать это дело. – Более споров слышать не хочу. Юглус.

Мой телохранитель усмехнулся и подтолкнул ушлого Мингиса с братом к выходу. Сурук поклонилась, благодаря за исход дела в их пользу. После задрала подбородок и вышла из кабинета с видом победителя. Меккер задержался. Он обернулся ко мне, опять зарумянился и с умиленным вздохом произнес:

– Ох и хороша же ты, уважаемая Ашити…

– Меккер! – рявкнули из-за двери.

– Ой, – вздрогнул дамский угодник и поспешил за женой.

Мы с Сурхэм проводили их взглядом, после переглянулись, и я усмехнулась, а прислужница покачала головой:

– Ой и бессовестные. Мингис известный плут. Ишь чего удумали с братом, мгизанчи присвоить за так. Еще и к тебе пришли, совсем совести нет.

– Он решил, что с женщиной договориться проще, – ответила я с улыбкой. – Красивых слов скажет, польстит, и маленький мгиз на дворе у Алчуна жить останется.

– Нашел кому песни петь, – хмыкнула Сурхэм. Она покачала головой и направилась к выходу. – Пойду погляжу, как твое слово чтят. Я им, – и, погрозив в дверь кулаком, прислужница поспешила на продолжение представления.

– Сходи, потом расскажешь, – ответила я.

– Всё расскажу, – заверила меня Сурхэм уже из-за двери, а потом и вовсе покинула дом.