– А я вам скажу, как называется, что сейчас сделала Хасиль, а затем продолжим наш разговор, – ответила я и подняла раскрытую ладонь. – Считайте со мной, любимые дети Белого Духа. – И начала загибать пальцы. – Оговаривала правящего каана, оспаривала его решения, подрывала доверие народа к правителю, подговаривала вас на бунт. И что прикажете делать каану с теми, кто ему откажется подчиняться? Подчиниться самому? Начнется безвластие, тогда каждый последний урх станет кааном помыкать и ему указывать. Выходит, наказать должен? Он – правитель, а правитель – отец своему народу. Какой отец позволит, чтобы ему дети указывали?

А такая Хасиль вам в голову мысли опасные вкладывает. Вы заволнуетесь, подниметесь и к каану пойдете. Ему кнут в руки брать, вам страдать, а Хасиль на подворье за крепкими воротами сидеть останется? Она подстрекатель и не пойдет впереди вас. А послушаетесь, и что же выйдет? – Я усмехнулась. – Архам языком матери говорил, Танияр, как вы считаете, моим, а вы все языком глупой Хасиль молоть станете? – И я ощутила прилив злости. – Что может знать брошенная жена бывшего каана?! О чем толкует она? Танияр собратьев прогнал и войной грозил?! Она рядом сидела? Она своими ушами слушала? Но вам рассказала, о чем не знает, а вы рты раскрыли и слушаете лишь потому, что кийрамы вам не нравятся. А когда ягиры гибнут за тушу таба – нравится?!

Можете не отвечать на мой вопрос – не ходили войной кийрамы на тагайни ни разу. Охотиться заходили, а войной ни разу не пришли. Ни одного поселения не сожгли, ни единой семьи не вырезали! Многие из вас их даже в глаза ни разу не видели, но галдите и ненавидите всем таганом! Дичи им пожалели! А то, что теперь мы с их стороны как за стеной, не подумали? Кийрамы нашей защитой стали. Нужда будет, придут и помогут, а надо будет, и мы им не откажем. Мы соседи с ними и всегда соседями были, а вот врагами никогда. Так кому таба жалко?! Кто с голоду умрет, если кийрам дичи в нашем лесу настреляет?

– Да, войны не было ни разу, – согласился со мной мясник Андыр. – Но и добра не видели.

– Не видели, – согласились с ним, и я усмехнулась:

– Видели. Видели добро! Я такой случай знаю. Он произошел с Эйшен – матерью Танияра. Еще ребенком она заблудилась в лесу и едва не стала добычей зверя. Кийрам отбил девочку, привел к себе в дом. Они с женой накормили ее, обогрели и оставили до утра. А утром охотник отвел ее к границе тагана, а сам позади крался. Да не со злым умыслом! Приглядывал, пока Эйшен не добралась до дома. И думается мне, что не одна она такая, кому помогали кийрамы. Только рассказывать боитесь, чтобы не узнали, что вы общались с дикарями. Спесь мешает отдать им должное. Эйшен вот повзрослела и отнесла дары охотнику, который ее спас, и сыну рассказала. Может, и еще кому говорила, только я эту историю от Танияра услышала. И как после этого вы будете говорить, что добра от них не видели? Есть добро, и его было бы больше, если бы вы нос не задирали и против себя кийрамов не злобили, когда по зиме у голодного кусок мяса под угрозой смерти из рук отнимаете.

– Ох и наговорила ты, каанша, – буркнул мясник.

– А ты сам подумай, уважаемый Андыр, – обратилась я к нему. – Забудь о пустой гордости и погляди на то, что я сказала, как простой и честный человек. Сам всё увидишь. Не враги нам кийрамы и врагами не были. Они в одной с нами вере, одним Отцом мы созданы, одной матерью выношены, а Хайнудару каждый из вас подношения сделать не забывает.

– Ты им не создана, – послышался голос из толпы. – Ты не из нас будешь.

Я пригляделась, но так и не увидела, кто сказал.

– Но Отцом я принята и признана, – ответила я всей толпе. – И чту его законы побольше, чем Хасиль и тот, кто сейчас говорил. Вы забыли, как велел Он верным детям своим жить в мире, так вам мать моя – вещая Ашит напомнила, но и сейчас есть те, кто от Белого Духа спешит отвернуться. А дальше что? Илгизу поклонитесь?

– Нет в нас веры Илгизу, – ответили мне.

– А коли веры Врагу нет, так вспоминайте заветы Отца, – сказала я. – А то в мирных кийрамов камнями кидать собрались, а за тех, кто вам грозит, готовы против своего каана восстать. Эчиль, – позвала я. – Хасиль рядом не было, а ты была. Скажи, что видела и слышала.

Дочь Налыка и первая жена Архама степенно приблизилась ко мне и, развернувшись, окинула собравшихся важным взглядом, а после заговорила:

– Я была на подворье каана, когда пришел брат Елгана – Туор. Своими глазами всё видела, своими ушами каждое слово слышала. Принял их Танияр, как гостей дорогих. За стол усадил, накормил, об их каане справился. Был он добр и приветлив с гостями. Ни слова грубого не сказал. Только Туор заговорил о женитьбе нашего каана на Саулык – дочери Елгана.

– Так Танияр же клятву давал… – удивилась торговка с курзыма.

– Давал, все мы слышали, – кивнула Эчиль. – Да только Туору священная клятва не указ. Он слушать не хотел, всё требовал, чтобы Танияр на Саулык женился. А когда услышал отказ, так угрожать начал. Говорил, что Елган запомнит и отомстит. Вот как дело было.

– Не гнал Туора каан! – послышался голос Ихсэн. – Я тоже там была! Говорил Танияр, что готов быть Елгану другом, но не зятем. А Туор, будто килим упрямый, в свое уперся. Вот как было!

– Всё верно, – нарушил молчание один из сопровождавших нас ягиров, который тоже оказался на приеме кийрамов. – Я тоже за столом сидел. Танияр Туору о дружбе, а Туор про Саулык да про обиду Елгана. Говорил, обещал – женись. А я с Танияром ездил, когда Архам и Селек Елгановой дочери алдара в мужья обещали, его не спросивши. Танияр тогда еще ни слова о женитьбе не сказал, извивался как мог, чтоб с чужим кааном не разругаться и не сделать, как его заставляют. Так Туору и говорил, что с Архама спрашивай. А тот и не слышит будто. Должен, говорит, и всё. Нашим кааном помыкать решил, еще и в его доме! – тон воина повысился, и стало заметно, как в нем кипит негодование.

– Еще чего! – возмутились в толпе.

– Будет еще всякий нашему каану грозить! – поддержали другие. – Вздумали наш таган на колени поставить?

– Пусть эту Саулык хоть кому отдают, у нас Ашити есть!

– Да пусть только сунутся! Гоняли раньше и сейчас погоним!

– Правильно его Танияр прогнал!

– Так ведь не гнал, – снова заговорила я. – Суров был, помыкать собой не позволил, но от дружбы не отказывался. Туор «нет» сказал. С тем и ушел.

– Туда ему и дорога!

– А что же теперь будет-то? – прозвучал более разумный вопрос.

– Каан позаботится о своих детях, – ответила я. – С тем и уехал. Он вас в обиду не даст, люди Зеленых земель. Но уж и вы его в обиду не давайте, не позволяйте ложью пачкать ваши души.

– Наш каан силен и мудр!

– На все ли я вопросы ответила?

– На все, каанша.

– Рырхи остались, что делать с ними собираешься?

– Хайнудар направил ко мне умирающую рырху, – ответила я. – Она отдала мне детенышей. Вы все это знаете. Предать доверие младшего духа я не посмею. Он велел мне заботиться о своих зверях, вот и забочусь. Почему вы их боитесь? Сытый рырх не нападет, а еды на них у нас хватит. А зимой они станут беречь свою землю от пришлых стай. Будут верными помощниками ягирам и охотникам. – Я с улыбкой взглянула на своих подопечных. – Вы их стая, добрые люди. Рырх свою стаю не предаст. Зато чужую не подпустит. Но не думайте, что они будут свободно бегать по улицам Иртэгена. Сейчас они маленькие, и им важно быть рядом со мной. Станут старше, я удержу их. Запросто гулять не будут. Не опасайтесь. Мы с мужем знаем, кого привели в поселение, и в обиду вас не дадим даже моим рырхам, – закончила, теперь улыбаясь и собравшимся. – Теперь всё сказала? – Возражений не нашлось, и я подвела итог: – Ступайте с миром, добрые люди, милость духов с вами.

И когда народ начал расходиться, я уже без всякой улыбки посмотрела на Эгчена.

– Надо допросить Хасиль, – сказала я негромко. – Сама она бы не осмелилась на то, чтобы собрать людей и говорить с ними.

– Верно, – поддакнула Эчиль. – Кто-то надоумил.