Мне никто не ответил. Ив постукивал по столу кончиками пальцев. Его рассеянный взгляд был устремлен в сторону, и казалось, что монарх вовсе отключился от происходящего. Я глядела на советников. Они избегали моего взгляда, но сами смотрели на короля, ожидая его реакции. Не сдержавшись, я усмехнулась и поднялась со своего места. Я понимала сановников, но не могла снести этого трусливого молчания. Впрочем, они – не я, с ними король не будет вести долгих споров. Хотя и меня он уже начал слышать много хуже, чем было раньше. Пройдет не так много времени, и его слух для меня закроется.

— Проклятье, — тихо выругалась я и отошла к окну. — Будто в лабиринте блуждаю. О, Хэлл…

Никто не призвал меня к порядку и не потребовал вернуться на место. Я стояла спиной к советникам и королю и продолжала слушать тишину. Мои губы вновь скривила усмешка. Покачав головой, я подумала, что мне и вовсе не зачем присутствовать на Совете. Этот фарс не предназначался для принятия каких-то изменений, лишь помогал Иву еще сильней затянуть тиски.

— Нижайше прошу прощения, Ваше Величество, — негромко произнес молчавший до того граф Бескитт – советник, не имевший иной государственной должности, но служивший еще отцу Ивера, — однако выскажусь. Если вы желаете, чтобы ваша супруга была счастлива и полна сил, то не стоит ее лишать того, что приносит герцогине радость. Мы все знаем ее светлость еще с тех пор, как она появилась в вашем дворце. Еще будучи семнадцатилетней девушкой, ее светлость не скрывала своих взглядов. Мы посмеивались над взбалмошной и самоуверенной девочкой, однако, получив возможность перейти от фантазий к делу, герцогиня окунулась в непредназначенную для дам деятельность с головой, и ни разу за эти годы мы не слышали от нее слов об усталости. Она не выказала ни недовольства, ни разочарования. Шанриз Тенерис нужно принимать такой, какая она есть, или же… выбрать иную особу на уготовленную роль. — Я порывисто обернулась и уже не сводила взгляда с советника. Ив тоже глядел на него, играл желваками, но пока не прерывал. — Эта птица поет только на свободе, в клетке же она утеряет голос, яркость оперения и сам смысл своего существования. Ее светлость права, убрав Совет, как причину, угрожающую беременности, стоит лишить ее и всего прочего. В конечном итоге, заседания происходят не каждый день, да и мы не всегда имеем возможность принять в нем участие. Помнится, я два года был вынужден находиться при посольстве в другом государстве, но по возвращении вновь занял прежнюю должность. От Совета угрозы беременности будет не больше, чем от прогулки в коляске по дурной дороге. Я хочу, чтобы королева радовала взор своего супруга, как и в пору, когда они были связаны лишь узами взаимной привязанности. Вы ведь и сами говорили об этом, государь, что желаете того же самого.

— Я… — Муннмур на миг замолчал, но продолжил: — Я согласен с его сиятельством. Ее светлость – натура кипучая и, лишая ее того, что дорого сердцу герцогини, мы гасим свет ее души.

— Гасим свет ее души! — с пафосом воскликнул король и поднялся из-за стола. — Да у меня не советники, а поэты!

— Простите, государь, но ведь это так, — осторожно произнес Атленг. — Огонь пылает, пока у него есть подпитка, однако лиши пламя поленьев, и оно угаснет. Останется лишь холодный очаг.

— Ваше Величество, — заговорил Коод, — если вы скажете нам, чего желаете, мы примем и поддержим это, как ваши верноподданные… даже если в душе будем не согласны. Но раз уж нам дано право высказаться, то мы говорим, разве не это долг ваших советников?

Монарх промолчал. Он приблизился ко мне и остановился напротив, не спуская пристального взгляда. Я глаз не отвела. Это было похоже на поединок, где ни один из противников не желал отступать. Мы и были противниками в эту самую минуту. Должно быть, Ив видел то, чего опасался – его советники приняли мою сторону. И я поняла, почему он желал лишить меня права голоса. Именно поэтому, чтобы мое мнение не перевесило его мнение. Снова ревность, снова борьба за главенство, на которое я не претендовала.

— Я не враг тебе, Ив, и никогда им не была. Всё, что я делала, было во имя твое и во славу Камерата. Для меня ничего не изменилось. А для тебя?

Он, наконец, отвел взгляд, но через мгновение снова посмотрел на меня и протянул руку. Провел по моей щеке костяшками пальцев и ответил:

— Ничего не изменилось, кроме условий. Ты больше не будешь моей любовницей, ты станешь женой.

— Тогда почему недоверия жене больше, чем любовнице?

Король ответил недоуменным взглядом, затем нахмурился и спросил в ответ:

— В чем ты видишь недоверие, когда я предлагаю тебе венец? И я искренне не понимаю, почему вместо ожидаемой радости, я вижу в твоих глазах воинственность и непримиримое упрямство.

— Быть может, потому что ты забыл о своем старом обещании?

— О каком же?

— Не позволить солнечному лучу угаснуть, — ответила я и, обойдя короля, собралась вернуться на свое место. Но монарх перехватил меня за руку.

— Почему ты не хочешь принять мои желания?

— Я их принимаю, Ив, — ответила я. — Я пойду с тобой в храм и буду рожать тебе детей, сколько ты пожелаешь. И в этом различие между нами, моих желаний ты слышать не намерен.

— Хорошо! — громко воскликнул монарх. — Королева останется моим советником, — произнес он, глядя мне в глаза. — И будет иметь право голоса. В Кодексе должно быть прописано условие, при котором королева может быть допущена в Совет. Это не привилегия, это должность, полученная ранее и оставленная после свадьбы по усмотрению короля, или же особое доверие при условии, что Ее Величество была властителем до вступления в брак с монархом. В последнем случае право голоса королеве не дается.

— Спасибо, — шепнула я. — Что с остальным?

— Ненасытное пламя, — усмехнулся государь. Он подал мне руку, проводил на мое место, а когда вернулся на свое, произнес: — Что скажете об управлении Канатором?

Здесь я многого не ожидала, но надежда, вспыхнувшая после слов советников, сказанных в мою защиту и поддержку, еще теплилась. Я посмотрела на Бескитта, однако он вновь замолчал, дав возможность высказаться остальным.

— Канатор должен вернуться короне, — произнес Лоф. — Насколько понимаю, так подразумевалось изначально. И если ее светлость передаст супругу свои земли, как приданное, то и управление ими переходит королю до совершеннолетия наследника. В ином случае, мы нарушим уже принятое положение Кодекса об отказе в совместном правлении.

— К тому же сохранение права управления Канатором за Ее Величеством открывает королеве путь к регентству, — добавил Коод. — Это было бы ошибкой.

Меня так и подмывало спросить – почему? Даже регентство можно назначить с оговоркой на волю короля и усмотрение Совета, если монарх не успел назначить регента. Но пока я решила промолчать. Мне и без того предстояло убедить Ива, что место в Совете мне необходимо не ради вмешательства в политику и его указания, а для дела моего рода, потому что он в скором времени мог воспользоваться оговоркой, которую продиктовал. Лишить меня должности советника он мог уже завтра – только королю решать, кто будет входить в его Совет. Так что бой еще вовсе не был выигран.

— Если говорить по правде, то ее светлость – не худший вариант регента, — ни к кому не обращаясь, произнес Бескитт. — Герцогиня вовсе беспрецедентный случай, к которому стоило бы подходить особо. Канатор стал бы прекрасной причиной для поправки и уточнения, однако… Однако эта история может послужить во зло, уж простите старика, ваша светлость, — он посмотрел на меня. — Менее сильный духом и разумом государь, чем Его Величество, может стать жертвой корыстной и честолюбивой особы, которой будут важны только собственные нужды, и как она распорядится полученной властью в дальнейшем… — советник развел руками и закончил: — После свадьбы управление Канатором для королевы невозможно, как и регентство. Мне, признаться, жаль.

— Вынужден согласиться, — отозвался Атленг и бросил на меня взгляд, в котором я прочла извинения.