— Принцесса делает вид, что меня вовсе нет, — усмехнувшись, ответила я. — Да у нас с ней и нет возможности часто встречаться. Когда она приходит к брату, я нахожусь в своем кабинете, недалеко от которого стоят гвардейцы. Им велено никого не пропускать ко мне, кроме государя, моего начальника и лиц, которые приносят мне письма и бумаги. Но если мы с Селией встречаемся, она проходит мимо с задранным носом, как и вся ее свита. Меня это смешит, но вида я, разумеется, не подаю.

— А герцогиня?

— Себе не изменяет. Жалит, но с милой улыбкой. Впрочем, ее яд в мою кровь не проникает, задело лишь одно — она запретила Фьеру общаться со мной, прикрывшись заботой о нем. Якобы король будет недоволен. Графине Энкетт также запрещено приближаться ко мне.

— И что же? Гард сторонится вас?

— Между нами теперь завязалась переписка, — усмехнулась я. — Его милость страстно полюбил чтение. Он теперь часто посещает библиотеку, где забирает книгу с моим посланием, а после возвращает ее со своим. Иногда мы обмениваемся записками через наших слуг, но нечасто, чтобы это не бросилось в глаза. Библиотека вообще оказалась полезнейшим местом, там можно не только брать книги или передавать письма, но и устраивать тайные свидания. Правда, случайные встречи не могут быть нарочитыми, потому мы «столкнулись» с Фьером среди стеллажей всего пару раз.

— Стало быть, он от вас не отказался, — улыбнулся дядюшка.

— Хвала Хэллу, я не ошиблась в его милости, когда решила сблизиться. Да и графиня Энкетт меня не забывает. Иногда ко мне подходит ее супруг, чтобы передать весточку или просто пожелание доброго здоровья, а иногда она оставляет в письмах Гарда собственную приписку. Так что выходит, что в стане герцогини есть два моих сторонника, которые готовы предупредить о готовящейся пакости или передать, что творится у меня за спиной.

— Были пакости? — подался вперед его сиятельство.

— Пока только слухи, кои настолько вздорны, что одна противоречит другой. В остальном, за мной всегда следует охрана, потому решиться на открытую подлость непросто. Государь сотворил из меня какое-то сокровище, право слово.

— Вы и есть сокровище, — улыбнулся граф Доло. — И не только для короля, но для всего нашего рода.

— Полноте, дядюшка, — отмахнулась я. — Он своей фаворитке руки нацеловывает при любой возможности, даже смотреть тошно. Странно, что еще в покои Серпины не поселил. Она навещает его вечерами, а после уходит в комнаты, предназначенные ей, как фрейлине.

— Вот и задумайтесь, — усмехнулся дядюшка, — почему вас он окружил заботой, а графиня Хорнет, хоть и посещает его спальню, продолжает обслуживать королевскую тетку.

— Пф, — фыркнула я и задумываться над отношениями государя и его любовницы не стала. Будто поинтересней мыслей нет. Вот еще…

Родителей я тогда, конечно же, тоже навестила. Однако послушав матушкины причитания, увещевания и требования взяться за ум и уйти со службы, на коей девице не место, я решила, что в следующий раз приеду, когда соскучусь посильней. Да и Амберли витала в облаках своей любви, а постоянно слушать о графе Гендрике мне было не так интересно, как просто отдохнуть и подурачиться. Только вот сестрица теперь ощущала себя взрослой дамой, и она охотней показывала мне свои достижения в живописи, чем хваталась за подушку или спешила поддаться моему «дурному» влиянию. Так что дома я не отдохнула ни душой, ни разумом. А потому вернулась во дворец без всяких сожалений.

— Шанриз.

Голос короля вернул меня из воспоминаний в кабинет к окну, за которым шел снег. Я обернулась и присела в реверансе. Государь кивнул, прошел к столу и, сдвинув в сторону письма, на которые мне предстояло ответить, уселся на их место.

— Вы грустите, — отметил Его Величество, не спеша перейти к сути дела.

Ко мне он заглядывал нечасто, обычно с каким-нибудь делом. К примеру, когда надо было отправить его письма или документы. Иногда с замечаниями, но их было крайне мало и более всего они оказывались несущественной мелочью, на которую мне мягко пеняли. Потом задавалась пара вопросов ни о чем, и государь уходил. Сейчас в его руках ничего не было, а потому оставалось гадать, что понадобилось от меня монарху.

— Скорей, пребываю в меланхолии, — улыбнулась я.

— Отчего меланхолия? Устали? Или же что-то вызвало ваше недовольство? Хендис более…

— О нет, — поспешила я заверить государя, — его милость теперь относится ко мне без всякой предвзятости. Мы даже иногда вместе ходим играть в спил.

— Тогда что же? Вы ведь рвались к мужской должности, теперь она у вас есть. Мне кажется, я дал вам то, что вы хотели.

— Я не этого хотела, — отмахнулась я. — Нет-нет, Ваше Величество, я благодарна вам за эту возможность послужить вам. Однако я бы желала иной должности, но если я скажу, то вы сочтете меня безумной.

— Вы безумны, ваша милость, и я это прекрасно знаю, — хмыкнул монарх. — Потому говорите смело.

Бросив на него пристальный взгляд, я попыталась понять, к чему приведут мои откровения, однако решилась высказаться, потому что ничего нового он бы особо не услышал.

— Мне бы хотелось служить в Министерстве образования, государь. Хотелось бы иметь возможность принимать участие в решениях, которые касаются…

— Боги, Шанриз, — прервал меня король. — Вы всё о том же. Вы поймите, душа моя, ваших фантазий не поймут и не поддержат. А я попросту не стану вас назначать туда, где ваше присутствие вызовет смуту. Да ученые взбесятся!

Я вздохнула и вернулась к окну. Обняв себя за плечи, я поглядела на улицу. Мне подумалось, что было бы восхитительно прокатиться на Аметисте…

— Шанни, — мне на плечи легли ладони государя, а спустя мгновение они скользнули мне на талию, а на плече утвердилась голова венценосца. Я напряглась, но от короля шло приятное тепло, да и прикосновения его не были неприятны, и мне не захотелось отстраняться. — Красиво, — сказал вдруг монарх, глядя на снег. — Приятная погода. В такую погоду хочется прогуляться. И я даже знаю, куда. — После отстранился и велел: — Одевайтесь, ваша милость, мы едем кататься.

Я в изумлении смотрела в спину Его Величеству, пока он шел к двери. Моя душа ответила согласием на предложение прогулки, однако с места я не сдвинулась.

— Прошу, — произнес король и отступил, чтобы пропустить меня вперед, но обнаружил лишь пустоту.

Повернувшись, государь поглядел на меня в недоумении. Я лишь коротко вздохнула.

— Вы пустили корни, ваша милость? — полюбопытствовал монарх. — Отчего вы всё еще стоите у окна и глядите на меня так, что я уже предчувствую, как буду сердиться на вас? Что вы там еще задумали? Как желаете оскорбить меня в этот раз? Молчите! — вдруг воскликнул он, подняв руку: — Не вздумайте говорить мне это ваше любимое: «У вас есть женщина».

Хмыкнув, я приподняла брови, ответив ему ироничным взглядом, и государь сварливо вопросил:

— Я угадал? Вы собирались сказать именно это?

— Нет, — ответила я. — Совсем не это, но благодарю, что вы напомнили о графине Хорнет. Думаю, она и вправду расстроится, если вы отправитесь на прогулку со мной, а не с ней. А уж как расстроятся ваши сестра и тетушка…

— Душевный покой моих родственниц вас вовсе не должен волновать, — отмахнулся Его Величество. — Да и ее сиятельства тоже.

— Как угодно Вашему Величеству, — я склонила голову. — Это всё ваши женщины, и мне и вправду нет ни до одной из них дела, даже если в жилах двух из трех течет кровь правящего рода. Третья же и вовсе согревает ваше ложе, а потому она только ваша печаль.

Королю мои слова не понравились. Может непочтительное отношение к принцессе и тетке, а может и пренебрежение, проскользнувшее при упоминании фаворитки. Он поджал губы и ответил мне взглядом исподлобья.

— Уж простите меня, государь, если я показалась вам чересчур прямолинейной, но ведь вы сами признали, что мне не приходится ждать добра ни от одной из них. Поэтому я живу под вашей защитой и передвигаюсь по дворцу в сопровождении одного из ваших гвардейцев. У меня нет повода любить ее светлость, в уж Ее Высочество и вовсе запомнилась мне с той стороны…