А потом прозвучал сигнал, оповестивший о начале представления, и свет в зале погас, только на стенах в рожках остались горящими свечи, но они не разгоняли воцарившийся сумрак, лишь указывали путь к дверям, если кому-то потребовалось бы покинуть зал. Заиграла музыка, и занавес открылся, открыв нашему взору «поляну в лесу»….

— Ох, — выдохнула сестрица.

На губах Гарда мелькнула улыбка, кажется, его позабавила реакция моей сестрицы. Я скосила на него взгляд, но быстро поняла, что это не насмешка, всего лишь добродушная ирония, и тоже улыбнулась. А после устремила взгляд на сцену. Сегодня давали «Отверженную добродетель». История девушки, пожертвовавшая всем ради любви, и о предательстве ее возлюбленного. Матушка, уже зная исполнителей главных ролей, заверяла, что в конце мы все будем непременно рыдать, потому что актеры играли бесподобно. Оставалось дождаться финала и проверить справедливость ее утверждений.

Дождавшись, пока мои родные увлекутся спектаклем, я склонилась к Гарду и едва слышно спросила:

— Так что там за история с Дренгом?

— Вы будете изумлены, — также тихо ответила мне барон. — Этот проходимец, Олив, недавно притащил во дворец…

Договорить он вновь не успел, потому что неожиданно вспыхнул свет. Актеры прерванные на середине реплики, повернулись к зрительному залу, а следом за этим, согнулись в поклонах. Зал, ложи, балконы и галерка стремительно поднялись со своих мест. Поспешили встать и мои родители. Переглянувшись, мы с Гардом последовали их примеру. Никто не смотрел на сцену, к ней повернулись спиной. Мужчины склонили головы, женщина прижали ладони к груди, заменяя этим жестом реверанс. Король! Только его появление могло прервать представление и заставить зрителей, музыкантов и актеров вскочить со своих мест.

Я опустила взгляд на королевскую ложу и ощутила, как гулко забилось сердце. Даже не думала, что почувствую такое волнение, увидев государя. Лицо обдало жаром, руки начали подрагивать, и захотелось сесть, потому что в ногах тоже появилась слабость. Это было подобно удару… А еще через мгновение…

Он бы не один. Короля сопровождала молодая женщина с рыжими волосами. Она держала Его Величество под руку, когда он входил в ложу. Но когда монарх приветствовал подданных, графиня Хорнет, а в личности женщины я не сомневалась, отстала. И лишь когда он сел, ее сиятельство устроилась рядом. Я видела, как государь посмотрел на нее, взял за руку и поднес ее к своим губам. И хвала Богам, что можно уже было сесть, потому что я упала в свое кресло и скрыла за веером болезненную гримасу.

Свет снова потух, актеры скрылись за занавесом, чтобы начать спектакль заново. Но я уже не слышала ни звуков музыки, ни голосов артистов, потому что в стук сердца сейчас затмевал все прочие звуки. Наконец, я убрала веер от лица, шумно выдохнула и посмотрела на сцену, не столько интересуясь происходящим там, сколько для того, чтобы не смотреть в королевскую ложу.

Гард незаметно сжал мою руку. Я посмотрела на него, и барон склонился ко мне.

— Так вот, — заговорил он. — Дренг притащил во дворец ваш портрет и устроил его у себя в комнатах.

— Что? — чуть громче, чем следовало, изумилась я.

И вдруг ощутила признательность. Известие было до того ошеломляющим, что я в одно мгновение забыла о только что увиденном.

— Шанни, — обернувшись, шепнула матушка.

— Извините, ваша милость, — ответила я.

Мы поднялись с Гардом со своих мест и отошли к самой двери. Это действие осталось незамеченным.

— Откуда он взял мой портрет? — спросила я шепотом.

— У некоего Гендрика, — также шепотом пояснил Фьер.

Округлив глаза, я осознала, что проходимец Дренг увел у меня из-под носа обещанный Элдером портрет. Выходит, услышав о нем еще на представлении свету Амберли, его сиятельство запомнил, а после явился в дом Гендриков и стребовал с художника его работу… Надеюсь, что хотя бы хорошо заплатил…

— И что же было дальше? — немного нервно спросила я.

— Олив поставил его так, что с порога казалось, будто вы сидите в кресле и смотрите на входящего. Я сам попался, — Гард тихо хмыкнул: — Зашел к Дренгу, увидел вас, и у меня открылся рот от неожиданности. Лишь через мгновение осознал, что смотрю на картину. Не знаю, что за человек этот Гендрик, но мастер он отменный. Так точно передан ваш образ, даже эта завораживающее лукавство в ваших глазах. И цвета… Невероятное сходство с оригиналом, очень живо написано. Было бы в полный рост, можно было бы и поклониться, приветствуя. — Он снова хмыкнул. — Но продолжу. К вечеру, не дождавшись своего любимца, государь решил навестить его. Он открыл дверь…

— И? — теперь хмуро спросила я.

— Как рассказывал Дренг, застыл на пару минут, пригвожденный к месту. Стоял и смотрел, а когда отмер потребовал у нашего пройдохи ответа — что всё это означает. И знаете, что ответил этот безумец? Дренг сказал, что раз вы теперь освобождены от высочайшего внимания, то он решился жениться на вас. — Я вновь округлила глаза, а Фьер усмехнулся. — Еще сказал, что давно к вам неравнодушен, и что сдерживал его только интерес государя. Однако теперь, когда Его Величество более в вас не заинтересован и нашел себе новое увлечение… — барон прервал сам себя и буркнул: — Простите.

— Продолжайте, — кивнула я.

— Так вот, раз всё так удачно сложилось, то он, граф Олив Дренг, готов сделать тот самый шаг, на который не решался долгие годы. Теперь же ему встретилась девушка по сердцу, и он готов сделать предложение. А портрет принес, чтобы любоваться своей избранницей, пока она не рядом с ним.

— Дренг и вправду…

— Ну, что вы, Шанриз, — отмахнулся Гард. — Дренг, если и влюблен, то во всех женщин на свете разом, а жениться соберется за день до смерти. И уж поверьте, зачать наследника он успеет еще до последнего вздоха.

— То есть он не влюблен в меня? — уточнила я.

— Нет, — улыбнулся Фьер. — Он вам симпатизирует, но как человеку. Вы ему нравитесь, как и мне.

— Уф, — выдохнула я с облегчением, и барон тихонько рассмеялся. — Продолжайте. — Вот теперь я ощутила живейший интерес. Итог проделки фаворита мне был уже известен, но хотелось подробностей.

— Государь пришел в крайнюю степень раздражения, — не стал возражать моему требованию его милость. — Он вдруг вспомнил, как вольно вел себя Дренг на каком-то торжестве. Что ответил глупость, будто бы опозорил своего короля, и всё в таком духе. И чем больше выговаривал, тем сильней прорывался его гнев. В конце концов, Его Величество пригрозил своему любимцу опалой и изгнанием из дворца, если тот не возьмется за ум. Но в конце своей речи, когда буря поутихла, король объявил, что вы для Олива неподходящая невеста. И если тот собрался жениться, то государь подберет ему достойную девушку. После крикнул камердинера графа и велел вынести из покоев любимца «эту мазню», как выразился наш венценосец. Впрочем, уже на лестнице по приказу короля портрет был передан стражу, и о его дальнейшей судьбе Дренг узнал уже от магистра, потому что ему пока запрещено являться на глаза монарху. Хотя, как признался Олив, он переживал, что государь испортит чудесную картину, потому что его гнев на вас был силен…

— Так что же сталось с портретом? — спросила я, сейчас отмахнувшись от королевского недовольства в мой адрес.

— Он находится в кабинете государя, в его личном кабинете в покоях, — с улыбкой ответил Гард. — Стоит у стены, повернутый к ней вашим ликом. Элькос видел, когда навещал короля, и пока тот выходил из кабинета, маг взглянул на картину, положение которой было слишком необычным, чтобы не обратить внимания. К тому же Дренг уже успел пообщаться с магистром, и тот, сам чувствуя любопытство, решил разузнать о судьбе портрета. Найдя его, был удовлетворен и рассказал об этом графу.

— Отвернул к стене, — фыркнула я.

Барон укоризненно покачал головой:

— Усыпите женщину, Шанриз. Думайте трезво. Он не избавился от портрета, а унес к себе. А то, что отвернул… так ведь государь всё еще борется со своим влечением к вам…