Однако вместо ее светлости я увидела лицо несомненно более приятное и желанное. Барон Гард появился, когда до начала представления оставалось совсем немного времени. Он прибыл один, остановился в дверях и окинул взглядом собравшуюся публику. Меня его милость не заметил до тех пор, пока я не подняла руку. На лице его мелькнуло смятение, будто Фьер не понимал, что ему теперь следует сделать. Я улыбнулась, и мой добрый друг, заметно расслабившись, улыбнулся в ответ и направился в нашу сторону.

В отличие от графини Энкетт барон Гард ни на кого не налетал, не начинал речи, которые могли привлечь чужое любопытство и породить сплетни. Фьер подошел к моему семейству с почтительным приветствием. И если моя матушка его уже знала, то отец видел впервые. Однако граф Энкетт познакомил их, и, пройдя необходимый ритуал и испросив позволения поговорить со мной, Гард, наконец, добрался до своей цели.

— Вы прекрасно выглядите, ваша милость, — сказал он, окинув меня пытливым взглядом. — Хвала Богам и вашему покровителю, я вижу, что ваши глаза сияют, и это не может не радовать.

— Со мной всё хорошо, ваша милость, — легко отмахнулась я.

— Я рад это слышать, баронесса, — улыбнулся Гард. Он перевел взгляд на Амберли. Я познакомила барона с сестрицей, дождалась, пока они закончат обмениваться любезностями и уже собралась вернуть себе внимание Фьера, но к нам подошли.

Это был молодой человек, который присутствовал на представлении Амбер свету. Поздоровавшись с родителями, он попросил позволения поговорить с баронессой Мадести-Доло, а, получив его, увлек Амберли учтивой беседой. Сестрица, румяная от смущения и удовольствия, уделила молодому человеку внимание, и мы с Гардом оказались предоставлены сами себе.

Теперь можно было разговаривать свободней. Указав ему взглядом в сторону от родителей, я приняла предложенную руку, и мы отошли. Место, где бы нас не могли услышать, найти не представлялось возможным, потому мы просто остановились в нескольких шагах от моего семейства.

— Я ожидала, что ее светлость не преминет явиться сюда, — сказала я негромко.

— Хотите поговорить с ней? — спросил меня Фьер с легким удивлением.

— Напротив, не хочу ее даже видеть, — ответила я. — Однако удивлена, что герцогиня не использовала возможность сверкнуть в обществе.

— Она бы и рада, но… — Гард развел руками, но вдруг ухмыльнулся и закончил: — С ее светлостью приключилось несчастье, она умудрилась простудиться, и теперь лежит в постели и страдает от жесточайшего насморка. Сами понимаете, в таком виде она не может показаться на людях.

— Вот как? Но как же магистр? — искренне удивилась я.

— Уважаемый магистр Элькос сообщил, что израсходовал все свои запасы энергии, чрезмерно истощен и не сможет помочь ее светлости в ее просьбе, — барон вновь усмехнулся. — С тех пор, как объявили о вашей отставке, наш дорогой маг стал несколько желчен, особенно в отношении королевской тетки. Потому, и так считаю не только я, лечить ее Элькос отказался в отместку за интриги против вас, баронесса.

И вновь мне было приятно. Мой старый добрый друг и покровитель, защитник и избавитель от родительского негодования, и сейчас продолжал оставаться верным своим симпатиям. Дядюшка, с которым мы виделись на следующий день после моего отказа королю, рассказал, что теперь они неплохо ладят с магистром. Они и до этого не враждовали, но с тех пор, как я объединила в заботе обо мне этих двух мужчин почтенного возраста и жизненного опыта, маг и граф Доло стали почти друзьями. Они теперь часто встречались, чтобы отдохнуть от заботы в приятной компании за бокалом легкого вина и в интересной беседе.

Что до окончательного прекращения наших отношений с королем, дядюшка сказал так:

— Что ж. Будем надеяться, что это не скажется дурно на нашем роде. В конце концов, он должен оценить вашу честность и вспомнить о нашей преданности и верной службе. И если вскоре меня ожидает отставка, то, возможно, место при Дворе получит кто-то из моих сыновей. И пусть они не стремятся сделать карьеру, но придется взять себя в руки и научиться отстаивать наши интересы. Или же протолкнем вашего батюшку. Однако… — он бросил на меня взгляд: — Как же жаль, что вы уродились девицей.

— Мне, признаться, тоже, — ответила я ему, и мы слаженно вздохнули.

Сегодня его сиятельства не было, после возвращения в столицу ему приходилось подолгу задерживаться в своем Кабинете. Однако его сыновья появились следом за Гардом. Раскланявшись со своей родней, графы с супругами отошли от моего семейства. Мы с Фьером проводили их взглядами и вернулись к нашей беседе.

— Как поживает ваш приятель? — спросила я, против воли ощутив, как затаила дыхание, потому что с Дренгом было связано иное имя…

— Его сиятельство развлекается тем, что раздражает государя, — усмехнулся барон. — Впрочем, для них обоих подобное времяпровождение привычно. Правда, вчера Олив превзошел сам себя, и это едва не стоило ему доброго отношения Его Величества. Король был зол настолько, что даже повысил голос, отчитывая фаворита вовсе за какую-то ерунду.

— Что сотворил его сиятельство? — изумилась я.

Барон бросил на меня лукавый взгляд и собрался ответить, но в этот момент к нам вышел театральный распорядитель и объявил о том, что представление вот-вот начнется. Матушка тут же нашла меня взглядом и поманила к себе.

— Идемте, — сказала я Фьеру. — Мне будет приятно, если вы посмотрите спектакль в нашей ложе.

— С удовольствием, — склонил голову Гард и подставил мне руку.

Энкетты покинули нас не с пустыми руками, у них уже имелось приглашение посетить наш городской дом, куда мы должны били перебраться через два дня и остаться уже до весны. Чета их сиятельств заверила, что побывает у нас с удовольствием, и они удалились в свою ложу, а мы прошли туда, откуда должны были смотреть представление. Гарду принесли стул, потому что на него места уже не было.

Лучшие места по этикету отдавались женщине. Таковыми считались кресла в первом ряду, что совершенно понятно, а мужчина, если ему не хватало кресла спереди, садился позади дам. Наша ложа была небольшой и рассчитана как раз на четыре места, одно из которых находилось позади первых трех. Гарду поставили стул рядом с креслом батюшки, но я попросила поменяться со мной местами, уж очень хотелось послушать историю про выходку Дренга. Отец поджал губы, не особо одобряя мою затею, но все-таки согласился, и я уселась рядом с Фьером.

По залу катился рокот голосов, поскрипывание сидений, звук шагов и шорох платьев. Но всё это звучало приглушенно и ненавязчиво, будто стыдясь нарушить уединенный покой этого места, жившего по собственным законам. Обоняние ласкал запах, сложившийся из целой гаммы ароматов: от свежего дерева и лака до тончайших духов и одеколонов. Это был запах чуда, до которого осталось всего несколько минут.

Еще горела люстра, в которой вместо свечей, были зажжены магические светильники. Еще возились в оркестровой яме музыканты, еще продолжали подходить последние зрители, и занавес, словно полог тайны, скрывал от взоров сцену с подготовленными на ней декорациями.

— Как же это всё… замечательно, — произнесла восторженная Амберли.

Улыбнувшись за ее спиной, я скользнула взглядом по нескольким этажам с ложами, в которых сидела нарядная публика. И чем выше располагались ложи, тем менее знатными были ее обитатели. Ближе всех к галерке расположились со своими семьями коммерсанты: торговцы, банкиры, хозяева заводов и мастерских. Их доходы могли позволить им сидеть рядом с нами, но рождение не давало такого право. На галерке расположились и вовсе бедняки, которые любили театр не меньше, чем аристократия, занявшая партер и три яруса с ложами.

А потом мой взгляд остановился на ложе, находившейся от нас сбоку, но всё равно хорошо приметной. Она была просторной с позолоченной отделкой и несколькими рядами кресел. Одно из них, с высокой спинкой, предназначалось правителю Камерата. На короля правила этикета не распространялись, он сидел в первом ряду, независимо от наличия женщин рядом с ним. Но сейчас ложа пустовала, и я только порадовалась этому. Моя обида была еще сильна.