— Своему! — воскликнул граф. — Вы уже говорите – своему!

— А как иначе? У меня есть столько же прав, сколько у любого другого жителя Камерата…

— Шанриз стойте! — потребовал его сиятельство. Он поднял вверх указательный палец, требуя внимания, после выдохнул и заговорил уже спокойней: — Итак, вы желаете стать королевой…

— Чего?! — совершенно неблагородно воскликнула я. — Вы с ума сошли? Дядюшка!

— Стоп, — опять велел граф. — Кажется, мы зашли в тупик. Вы сказали, что вас не устраивает роль любовницы, и значит, хотите стать женой, верно?

— Совершенно неверно, — мотнула я головой. — Это же надо такое придумать! Да как вы могли обо мне такое подумать, ваше сиятельство?! Хвала Хэллу, я в своем уме, дядюшка, и он меня еще не подводил.

— У-уф, — шумно выдохнул его сиятельство и прижал ладонь ко сердцу. — Я уж подумал… — он хмыкнул, но тут же вновь ко мне развернулся: — Тогда о чем вы толкуете?

— О карьере, разумеется, — ответила я, всё еще чувствуя себя оскорбленной. — Я хочу сделать карьеру на поприще общего образования и внести в него некоторые реформы, которые смогут помочь изменить наш мир. Но для этого мне необходимо покровительство короля, его поддержка и дружба.

— А теперь со всеми подробностями, — приказал граф.

В резиденцию мы вернулись уже с наступлением темноты. Дядюшка шел в молчании, усваивая всё услышанное. Время от времени он качал головой и произносил так тихо, что я едва могла расслышать:

— Да-а… — или же: — Надо же…

Мне оставалось лишь ждать, к чему он придет в своих размышлениях. Так мы добрели до конюшен и передали скакунов конюхам. Аметисту я погрозила пальцем и велела думать над своим поведением. Не знаю, собирался ли он заняться сим полезным делом, но кивнул и фыркнул одновременно, я посчитала это согласием и послала коню воздушный поцелуй. После взяла его сиятельство под руку, и мы направились в сторону дворца.

— Что же вы всё молчите, дядюшка? — не выдержала я. — Неужто я так поразила вас, что вы не сыщете слов?

Он накрыл ладонью мою руку, лежавшую на его локтевом сгибе, и слегка похлопал по ней.

— Я всё думаю, как же забавно распорядились Боги, — наконец, заговорил его сиятельство. — Я так упорно пестовал своих сыновей, готовя их к придворной службе, присматривался к отпрыскам иных ветвей, чтобы отыскать себе достойную смену, а нашлась она вовсе не там, куда я смотрел. Девица, коей полагается, если и принести пользу роду, то своим замужеством, готова выстраивать карьеру и рваться к высотам, где ей нет места. Мужчины же либо вовсе не имеют склонности к службе, выбирая более спокойное существование, либо готовы служить, но вдали от двора, либо вовсе не подходят, хоть и тщеславны сверх меры. И как я уже говорил когда-то, будь вы мужеского пола, то я бы уже извернулся, но устроил вас в один из кабинетов, но к моему великому сожалению вы та, кем рождены, и этого нам не изменить.

— Но, дядюшка… — поспешила я возразить, однако теперь меня шлепнули по руке, и я прикусила язык.

— Я не закончил, — строго произнес граф. — Итак, вернемся к вашим намерениям. Как я уже сказал – вы та, кем рождены и этого не изменить. По этой причине на государственную службу вам не поступить. Как не получить иной должности при дворе, кроме тех, что жалуют дамам. Но ни одна из них вас не устроит. Либо вы прислуживаете, как сейчас, либо просто присутствуете при Дворе, выполняя номинальные обязанности, за которые платят недурное жалование. Однако вас интересует не доход с должности, а ее смысл. Такие должности для вас закрыты. И как бы мы с вами не извивались, чей бы зад не лобызали, нам не выбить вам даже право посещать собрания, и уж тем более иметь на них право голоса и право высказывать свое мнение. Вас попросту не будут слушать. И потому, — я вскинула взор на дядюшку, ожидая, что он скажет. До этой минуты я успела испытать возмущение, гнев, отчаяние, а теперь вдруг ощутила надежду. — И потому вам нужен покровитель. Не просто соратник и друг, а тот, кто принимает решения. Но это вы и сами прекрасно понимаете, что без государя вы не сможете ступить и шагу. А теперь главное – это ничего не меняет в вашем будущем, Шанни. Как бы вам ни хотелось этого избежать, и я был бы даже рад, если бы мы сумели обойти столь пикантную деталь, как страсть монарха, но только она даст вам власть над ним, какая бывает у женщины над мужчиной.

— Но дружба – это тоже связь, только духовная, — попыталась я возразить, и граф вздохнул.

—  Дорогая моя, дружба – не ваш случай. Для такой дружбы, о какой толкуете вы, должны быть иные прецеденты. Вы не должны быть ему интересны, как женщина, но вызывать уважение и желание прислушаться к вашим рассуждениям. Однако чтобы заставить себя слушать и как-то влиять на мнение, между вами должно быть давнее знакомство и доверие. К тому же ваш возраст. Шанни, вы слишком юны, чтобы в вас видели серьезного, умудренного жизненным опытом, советника, уже зарекомендовавшего себя, как человека мудрого и дальновидного. Сейчас вы – девочка с необычными фантазиями, и только. Понимаете, дитя мое? И потому я предлагаю вам два пути, по одному из которых мы будем следовать дальше. Первый: если вам претит роль королевской любовницы, если вам вовсе не хочется быть объектом его страсти, то нужно, как бы это ни было горько, выкинуть из головы фантазии и покинуть службу при герцогине. Вы вернетесь домой, мы подберем вам жениха – пока в них нет недостатка, уж вы мне поверьте. Обещаю одобрить лишь того, кто вам придется по сердцу.

— А второй путь? — мрачно спросила я.

— Продолжать уже начатое, — ответил дядюшка. — Не спешите кивать, я не закончил. Вы должны отдавать себе отчет в том, что уже привлекли высочайшее внимание, что вам уже благоволят, видя в вас женщину, благосклонности которой желают. На вас уже предъявлены права, и все прочим запрещено глядеть в вашу сторону, как и вам запрещено поощрять мужское внимание и принимать ухаживания. Теперь ваш отказ и признание в отсутствии интереса к нему, как к мужчине, повлечет за собой худшие последствия не только для вас, но и для всего рода.

— Но как же первый путь?! — воскликнула я.

— Если вы прервете свою игру сейчас и удалитесь от Двора, объяснив усталостью от придворной жизни и желанием вести привычное для вас существование, мы еще можем сохранить позиции. А вот если останетесь, значит, продолжится развитие ваших взаимоотношений с государем. И вот когда он сделает решительный шаг, когда игры будут уже неуместны, ваш отказ может оказаться фатальным. Или вы заставите его потерять от вас голову, чтобы после получить желаемое. Или же бросайте всё прямо сейчас. Только эти два пути, Шанриз. Первый – наиболее безопасный и безболезненный, второй – более благополучный для всех нас, но он ведет вас в его постель. Подумайте хорошенько прежде, чем ответить. Чем вы готовы поступиться: честью или фантазиями – и тогда скажете мне свое решение. Даю вам два дня на размышления, а после мы поговорим. Я хочу, чтобы вы четко понимали, к чему идете. Вы меня услышали?

— Услышала, ваше сиятельство, — кивнула я.

Он взял меня за плечи и развернул к себе лицом:

— Отбросьте упрямство и фантазии, Шанриз. Только трезвый ум, только чистый взор, никакой туман не должен вам закрывать вид на ваше будущее, потому что сейчас решается именно оно. И я еще раз спрашиваю – вы меня услышали?

— Я вас услышала, ваше сиятельство, — повторила я.

Кивнув мне, граф возобновил путь, и я вместе с ним. Проводив меня до моих комнат, дядюшка ушел, а я осталась в смятении чувств. Нужно было обдумать всё, что сказал мне его сиятельство и решить, чего я хочу, и чем готова ради этого пожертвовать. Но я не чувствовала сил решать сейчас что-либо. И пока Тальма помогала мне переодеться ко сну, я едва слушала, что она говорит. Уловила только, что за мной присылала герцогиня, потому что я так и не появилась у нее в этот вечер. Наверное, приходил король и не застал меня, иначе бы ее светлость не отправила бы никого на мои поиски. Но и от этой мысли я отмахнулась. Я была я с дядюшкой, а потому ничего ужасного не произошло.