Рик Саттор вертелся с боку на бок, представляя, что может сказать ему отец. Он не раскаивался в том, что разобрался с Рене и его дружками, но волновался из-за того, что нарушил слово, данное коммандеру. Мальчик жмурился до мушек перед глазами, ворчал, вздыхал, даже пару раз всхлипнул. Он пытался придумать себе оправдание, но так и не нашел его, потому сдался и решил говорить только правду.

А потом младший Саттор вспомнил про Якоба Стивенса:

– Вот бы завтра приехал Яша, – помечтал он вслух. – Яша бы так сказал, что папа еще и похвалил бы меня. Э-эх…

Утром мальчиков выпустили на свободу. Все были бледными, притихшими, кроме Егора Брато, он был спокоен, кажется, даже выспался. Сильно трясся Денис Форд, бесконечно вздыхал Эдуард Аретино, молчал Никифор Бэнь. Люк Рене и Рик Саттор обменялись хмурыми взглядами и отвернулись друг от друга.

– Приводите себя в порядок, – велел дежурный офицер. Капрал Реджинальд был занят группой. – Потом вас отведут на завтрак.

Не сговариваясь, Рик и Егор держались рядом. Они не разговаривали, но улыбнулись друг другу, и Саттор отошел от Брато, чтобы зайти в освободившуюся кабинку.

– Только попробуй опять наябедничать, – услышал Рик шипение из-за двери, – мы тебя так побьем…

Саттор приоткрыл дверь и увидел, как Форд и Рене подступили к Егору.

– Встретишься со своей мамочкой, – кривляясь, произнес Форд.

– Мамочка, – противно пропищал Люк, кривясь, словно плачет.

Брато побледнел. Глаза его стремительно меняли цвет на красный.

– Ма-а-ама, – продолжал паясничать Рене. – Я хочу к тебе…

Форд неожиданно отскочил в сторону, Люк успел полуобернуться, когда ему на плечи опустились ладони Рика Саттора. Он оттолкнул белобрысого, и тот, упав на пол, заголосил:

– Помогите! Не бей меня!

– Что орешь, кадет? – дежурный офицер открыл дверь.

– Саттор меня бьет! – выкрикнул Рене.

– Все вышли! – гаркнул офицер. – Будете заходить по очереди.

Больше их одних не оставляли. Завтракали мальчики в опустевшей столовой, когда другие кадеты уже отправились на занятия. После сидели в казарме под присмотром подошедшего капрала Реджинальда. Со своими подопечными он не разговаривал. Только велел одеваться, когда ректор вызвал их к себе в кабинет.

– Тебе сильно влетит? – шепнул Егор Брато.

Рик пожал плечами.

– Научишь меня также драться? – снова спросил Егор.

Саттор застегнул форменную куртку и повернулся к кадету, пару секунд смотрел в глаза, сейчас больше напоминавшие тлеющие угли, и кивнул.

– А ты мне с математикой поможешь? – спросил он.

– Конечно, – не раздумывая, согласился Брато, и мальчики пожали друг другу руки.

– Кадеты, стройся, – приказал капрал.

Они вышли на улицу. Снег, падавший с утра, уже прекратился, выглянуло солнце, и теперь мягкие хлопья, устилавшие уже слежавшийся снег, переливались в холодных лучах небесного светила. Плац и маленькие улочки академического городка чистили провинившиеся кадеты и курсанты. Техника в Академии была в исправном состоянии, роботы-уборщики тоже, но труд еще никогда не вредил нарушителям установленных правил, потому ребята частенько выполняли хозяйственные работы. Малышей к ним начинали привлекать со второго года обучения, правда, кадеты младшей группы в грубых нарушениях еще не были замечены. «Золотые детки», – так их обычно называли. Обычно. Младшая группа этого года сломала стереотип о милых безобидных малышах.

Капрал шел рядом со своими воспитанниками, поглядывал на них задумчивым взглядом, но повторения утренней истории не было. Мальчишки казались примерными детьми, словно и не устроили кровавое побоище накануне вечером. Щеки кадетов зарумянились на легком морозце, и если бы не глаза, в которых отражался испуг от скорой встречи с ректором и родителями, можно было бы подумать, что дети совершенно безмятежны.

– Просто ангелочки, – усмехнулся Реджинальд себе под нос. – Только спиной к ним нельзя поворачиваться, спустят с лестницы.

В административном корпусе царила деловитая тишина. Капрал приказал снять верхнюю одежду прежде, чем мальчики поднялись к ректорскому кабинету. Кадеты послушно разделись, поправили форму, пригладили волосы, после перекинули куртки через руку, взяли шапки во вторую и вновь построились. Оглядев своих подопечных, Магнус Реджинальд скомандовал:

– За мной, – и маленький отряд начал свой подъем по красивой белоснежной лестнице.

Рику он показался бесконечным и трудным. Ноги с трудом переступали ступень за ступенью, вдруг став ватными. Ощущение тревоги и безысходности стало таким плотным, что мальчик прерывисто вздохнул, жадно глотая воздух. Рик так ясно представлял себе, как он войдет в кабинет, увидит отца, а тот отвернется, не желая смотреть на неблагодарного мальчишку, не оценившего заботу о нем. Глаза защипала, но Саттор сумел сдержать слезы. Еще не хватало расплакаться на глазах Рене и его дружков.

– Кадет Бэнь, подбери сопли, – велел Реджинальд. – Раньше надо было думать, во что ввязываешься.

– Я больше не буду, – всхлипнул Никифор Бэнь.

Капрал ничего не ответил. Он остановился и двери ректорского кабинета, подождал, когда его подопечный подтянутся, а затем нажал на ручку.

– Заходите, – послышался голос Лосева.

Мальчики поежились, но деваться было некуда, и шестеро нарушителей покоя шагнули в кабинет. Последним вошел капрал, закрыл за собой дверь, и Рик тут же встретился со взглядом полковника. Старший Саттор сидел на стуле, как всегда строгий, подтянутый, с прямой спиной. Он смотрел на сына, и тот не выдержал, опустил голову. И все-таки в глазах коммандера не было разочарования, скорей, в них застыл немой вопрос.

– Здравствуйте, кадеты, – поздоровался ректор с новоприбывшими.

– Здравия желаем, господин ректор, – отчеканили мальчики и снова замолчали.

– Господа, – теперь Лосев обратился к родителям драчунов, сидевшим в его кабинете, – вам уже известно, что произошло в казарме младшей группы. С прискорбием отмечу, что противостояние длится не один день. Но если раньше мальчики просто задирали друг друга, не переходя границ, то со вчерашнего дня ситуация обострилась. Я разговаривал с другими кадетами младшей группы, мальчики отмечают недружелюбное поведение одного из присутствующих кадетов. Господин Рене, – ректор повернул голову в сторону светловолосого мужчины, вальяжно раскинувшемуся на одном из кресел, – с вами мне бы хотелось поговорить особо.

– О чем же? – вздернул бровь мэр.

– О поведении вашего сына. Именно Люк создал нездоровую атмосферу в группе…

– Чушь! – воскликнула невысокая женщина, стоявшая рядом с креслом. – Люк – чудесный ребенок!

– Хильда, – одернул жену господин Рене. – Что натворил наш сын, господин Лосев?

– Я ничего не делал, папа, они врут! – воскликнул Люк.

– Кадет Рене, – сухо отчеканил капрал.

– Франц! – воскликнула госпожа Рене. – Ты позволишь так разговаривать со своим сыном? Мальчик имеет право высказаться…

– Хильда, прекрати, – недовольно скривился глава семейства. – Мы в Академии, а не в своей гостиной. Таковы порядки…

– На любом суде подсудимый имеет право высказаться, – возразила женщина, но замолчала.

– Я могу продолжать? – чуть раздраженно спросил Лосев. – Так вот, Люк собрал вокруг себя кружок подпевал…

– Друзей? Вы, наверное, хотели сказать – друзей? – уточнил господин Рене.

– Если так можно назвать тех, кто выполняет его указания, – усмехнулся Лосев. – Например, кадет Форд испортил учебную литературу и тетради кадета Саттора…

– А причем здесь наш сын? – изумленно взметнула брови госпожа Рене. – Кадет Форд, не кажет Рене, с него и спрашивайте.

– Но действовал кадет Форд по наущению кадета Рене. Травля кадета Брато происходила по тому же сценарию…

– Кадет Брато ведь ваш воспитанник, не так ли? – уточнил мэр.

– В данном случае, все шестеро провинившихся мои воспитанники…

– Но виноватым вы выставляете только нашего сына, – заметил господин Рене.