Ли удивленно приподнял брови, осознавая, о чем спрашивает Стивенс, хохотнул, однако отстал от возмущенного и сгорающего от любопытства адвоката и коммандера, с каменной миной игнорировавшего приятеля. Майор активировал сендер:

– Отец с нами, – коротко сказал он и поморщился от ликующего рева, оглушившего его в ответ. После усмехнулся и продолжил: – Штраф и три месяца реабилитации без понижения в звании… А что гнида? Гнида теперь за свой зад трясется, ему вернулось по полной, – выслушав новый взрыв ликования, перекинулся еще несколькими фразами и поспешил за полковником и адвокатом.

Когда подошло время, Саттор и Стивенс уже стояли у дверей другого зала суда. Якоб деловито поправил очки отточенным изящным жестом. После как-то умиротворенно вздохнул и взглянул на старинные часы, висевшие на стене.

– Полчаса, – произнес он.

– Что – полчаса? – не понял Саттор. Тоже посмотрел на часы. – Пять минут.

– За пять минут не управлюсь, – хмыкнул адвокат, – а вот за полчаса очень даже. Засекай время, через полчаса мы уже выйдем отсюда с решением суда.

– Яша, – полковник нервно передернул плечами.

– А что Яша? Яша знает, что говорит, – возмутился Стивенс. – Ладно, не буду спешить с выводами, но готов спорить на бутылку старого доброго и о-о-очень дорогого вина, что управлюсь за полчаса.

– Откуда средства у бедного полковника Космического Флота? У меня дорогой адвокат и штраф, наложенный судом, – ответил Георг, и ему в грудь уперся палец Якоба:

– Ты – жук, Гоша! Я знаю, что ты прячешь в своем погребке! Адвокат у него дорогой, угу.

– Дорогой моему сердцу, – невозмутимо кивнул коммандер и не выдержал, рассмеялся. – Хорошо. Ты получишь эту бутылку, если справишься за полчаса, и решение суда будет положительным. Если процесс протянется дольше, с тебя твой уютный домик на берегу океана. Нам с сыном будет полезно поваляться на мягком песочке под пальмами недельку-другую.

– По рукам, – Стивенс азартно пожал ладонь приятелю. В это мгновение двери зала суда открылись, и мужчины вошли внутрь.

От военного суда гражданский отличался мало, разве что старым, почти древним обращение к судье «ваша честь», да тем, что передавать документы секретарю Якоб не стал, придержав их пока при себе. Зал постепенно заполнялся людьми. Вошел в зал майор Ли, козырнул коммандеру и пристроился недалеко от него и адвоката. Вплыла Селена Вилкова. Она окинула Стивенса высокомерным взглядом, не обратив на Саттора внимания вовсе. Появился Николас Цой, он был более приветлив и вежливо поздоровался с обоими мужчинами. Зашли те три наблюдателя, что сидели на трибунале, появились и вовсе незнакомые лица, только Рика еще не было. Но Якоб предупредил, что ребенка в зал суда никто не посадит, их с Мегуми вызовут в нужный момент.

Появление судьи встретили почтительным вставанием, выслушали необходимые формулы и оглашение причины заседания. Затем Якоб едва заметно приподнял уголки губ и шепнул коммандеру:

– Ты время засек?

– Угу, – промычал в ответ полковник.

– Не забудь обтереть бутылочку от пыли, – хмыкнул адвокат и поднял руку: Ваша честь, прошу слово.

– Господин адвокат, суд уже вызвал свидетеля со стороны Службы опеки, – заметил судья.

– По этому поводу я и прошу слова, – Стивенс поднялся на ноги. – Госпожа Вилкова не может давать свидетельские показания.

– Причина?

– Прошу внимания уважаемого суда, – торжественно провозгласил Якоб, повел рукой, будто волшебник, и перед залом развернулся экран визуализации, на котором появился первый документ. Его сменил следующий, затем еще один, и Стивенс пояснял: – После посещения комиссией из Службы опеки дома полковника Саттора, мы подали ходатайство о рассмотрении соответствия занимаемой должности госпожи Вилковой. Старший инспектор вела себя крайне непрофессионально, грубо. Порывалась забрать мальчика, еще не имея на то оснований, не ознакомившись с условиями проживания и ухода за ребенком, как и не поговорив с самим Рикьярдом. Ходатайство было принято к рассмотрению и начато служебное расследование. Это заявления еще нескольких семей, где побывала госпожа Вилкова. Как видите, родители жалуются на грубое, даже хамское к ним отношение старшего инспектора. А это заключения специалистов о состоянии детей после встречи с этой дамой.

– Всё это, господин адвокат, вы должны были предоставить вместе с вашим ходатайством в службу, которая разбирается с делом госпожи Вилковой.

– Да, ваша честь, я так и сделал, – согласно кивнул Якоб. – Но я еще не закончил. Госпожа Вилкова, оскорбившись нашим недоверием, позволила себе и вовсе возмутительный поступок. Заручившись поддержкой своего начальства, старший инспектор явилась в мой дом…

– Мы рассмотрим ненадлежащее исполнение обязательств временного опекунства, которые вы возложили на себя, – прервал судья.

– Ваша честь, прошу уделить мне еще немного вашего внимания, я продолжаю пояснять причину, почему старший инспектор Вилкова не имеет права давать оценку опекунства полковника Саттора и моему, так сказать, безответственному отношению к взятым на себя обязательствам. Прошу уважаемый суд позволить мне закончить.

– Хорошо, господин адвокат, продолжайте.

– Благодарю, ваша честь. Итак, я продолжу. Это запись появления госпожи Вилковой и ее сопровождения в моем доме. Как видите, дети спокойны. Они едят мороженое и смотрят сказку. А вот и момент появления… – Саттор впился взглядом в экран. Он видел эту запись впервые. На скулах его ожесточенно ходили желваки, но ладонь, лежавшая на коленях, сжалась в кулак, и полковник сдержался, несмотря на желание сжать ладонь на шее жестокой стервы. – Обращаю внимание суда, – голос Якоба вырвал коммандера из оцепенения, – госпожа Вилкова не соизволила огласить причину своего появления. Не были вызваны взрослые, не предъявлены документы. Настоящий бандитский налет. Грубое, жестокое обращение с детьми, незаконная отправка Рикьярда Саттора во временный приемник – всё это не что иное, как сведение личных счетов старшего инспектора со мной, ваша честь, о чем говорит вот эта ее фраза. Далее мое имя и имя Георга Саттора было внесено в списки лиц, кому запрещен доступ к ребенку. В результате, семилетний мальчик, едва переживший стресс на родной планете, попал в ловушку Службы опеки, где никого не знал, никому не доверял и на первых порах вел себя сообразно ощущению опасности и угрозы, которые видел в служащих приемника. Прилагаю ко всему этому справку о состоянии здоровья моей дочери, также перенесшей стресс, благодаря старшему инспектору, свидетельство частного детектива, которого наняла госпожа Вилкова, чтобы следить за моим домом. Она использовала единственный возможный момент, когда моя супруга отправилась на выставку, где должна была пробыть не более трех часов. Согласно законам нашей великой империи, дети, достигшие пятнадцати лет, могут привлекаться к легкому труду, среди которых и присмотр за детьми в возрасте от пяти лет. Напоминаю, Рику – семь, моей дочери шестнадцать. Тем самым закон не был нарушен, и обвинение семьи Стивенс в ненадлежащем исполнении своих обязанностей по временному опекунству несостоятельно. Всё это зверство, издевательство и попытка свести личные счеты со стороны госпожи Вилковой. К тому же, – Якоб выдержал небольшую паузу, – мне удалось установить, что имело место общение госпожи Вилковой с генералом Янсоном, давним недругом полковника Саттора.

– Суд в курсе межличностных отношений опекуна и его командира, – кивнул судья. – Решение военного судьи поступило к нам сразу по окончании заседания. Вы можете подтвердить и это обвинение?

– Могу, ваша честь. У нас есть свидетель, готовый дать показания по этому и по другим обвинениям, которые мы выдвигаем госпоже Вилковой.

– И кто он?

– Старший инспектор Отдела опеки – Николас Цой.

– Господин Цой заявлен и со стороны Службы опеки, – заметил судья. – Господин Цой, пройдите к свидетельскому месту.

Дальше всё развивалось быстро. Георг отстраненно наблюдал за допросом Ника. После был приглашен майор Ли и медики с линкора. Суд ознакомился с заключением всех привлеченных к делу специалистов, с условиями для проживания Рикьярда Саттора, с характеристикой самого полковника. И когда оговоренные полчаса давно и благополучно миновали, двери зала суда открылись, и на пороге появился серьезный сосредоточенный мальчик. Рядом с ним шла молоденькая женщина. На губах ее играла плохо скрываемая улыбка, и коммандер понял, что в коридоре произошел очередной спор.