Елена, козырнув генералу, капитану и судье, прошла на свидетельское место. Оттуда бросила на Георга быстрый вороватый взгляд и сосредоточилась на прокуроре. Ради нее Саттор не стал провозглашать славу императору, он просто отвернулся, не желая смотреть на женщину, с которой еще так давно делил не только постель, но и мысли, радости и горе, считая ее почти своей женой. Теперь Елена готова была обернуть откровения своего бывшего мужчины против него самого.

Прокурор поднялся со своего места, как только капитан Ярвинен принесла присягу, и приблизился к ней.

– Капитан Ярвинен, до недавнего времени вы служили под началом полковника Саттора на линкоре «Свирепый».

– Да, – негромко ответила Елена, откашлялась и повторила уже громче: – Да, я служила на «Свирепом», но недавно подала рапорт о переводе.

– Почему вы покинули линкор?

– Полковник Саттор грубый и упрямый человек, мне было тяжело служить под его началом, – она по-прежнему смотрела только на прокурора, избегая взглядов в сторону бывшего любовника.

– В чем проявлялись его грубость и упрямство?

– Во всем. В его отношении к личному составу, к отношению к командованию. Если коммандер что-то вбил себе в голову, разумных доводов он уже не слушает.

– Значит, вы хотите сказать, что даже, получив прямой приказ, он мог нарушить его?

– Если уже что-то вбил себе в голову – да.

– Например, если бы ему приказали не преследовать пиратов?

– Он бы всё равно преследовал. Полковник мстителен, а в тот раз погибли его люди. Даже если бы генерал приказал убираться, коммандер отправился бы в погоню и добил пиратов.

– Вы считаете, именно поэтому он не остановился, когда оказался на орбите Танора и довел свою операцию до конца?

– Да, я так считаю.

– А если бы ему приказали вернуть мальчика на его родную планету?

– Нет, – чуть поколебавшись, ответила Елена, – не вернул бы. Коммандер решил, что несет за ребенка ответственность, потому всё равно притащил бы его на Гею.

– Как вы считаете, команда была готова к погоне?

– Мы все были измотаны, и погоня только добавила стресс, – передернула плечами Ярвинен. – Полковник никому не дал отдыха, пока не добил туаронцев.

– Как вы оцениваете вторжение на Танор?

– Безрассудство и глупость. Закон о невмешательстве ясно говорит о запрете подобных действий, но коммандером двигала жажда мести, и он наплевал на все законы.

– Если бы полковник не погнался за пиратами, могла бы произойти танорская трагедия? Погибли бы люди?

– Да, кто бы их тронул. Даже пираты обходят отсталые планеты стороны. Память о разгроме на Земле пятьсот лет назад в них еще жива.

– Еще вопрос, капитан Ярвинен. Против полковника Саттора выдвинуто обвинение в оскорблении и угрозах генералу Янсону. Известно ли вам что-нибудь об этом?

– Известно, господин прокурор. Многие на «Свирепом» знают об этих вызовах. Коммандер пользуется программой «Призрак», иногда «Потрошитель» и «Кровожадный упырь». Когда был недоволен приказами генерала, набирал его и изливал желчь.

Саттор сидел всё тем же каменным изваянием, но теперь его тяжелый взгляд не отрывался от Елены. Якоб под столом ткнул пальцем Георга в ногу, но тот, казалось, даже не заметил. Сидел и смотрел, уничтожая одним только взглядом, только капитан не спешила взглянуть ему в глаза.

– Гоша, выдохни, – шепнул Якоб. – Я сам жахну.

– Я любил эту мразь, действительно, любил, – глухо ответил Георг.

– Кого мы только не любим, – пожал плечами Стивенс. – Выдохни, а я немного поработаю.

– Если мы спросим о вызовах у других членов экипажа, он ответят правду?

– Нет, – уверенно ответила Елена.

– А под присягой?

– Если только под присягой, – она пожала плечами. – Я могу идти?

– Если у господина адвоката нет вопросов…

– Разумеется, есть! – жизнерадостно воскликнул Якоб, поднимаясь с места. – Вы позволите, господин судья?

– Свидетель ваш, господин адвокат, – кивнул тот.

– Благодарю.

Стивенс неспешно, даже красуясь, подошел к трибуне и мило улыбнулся Елене.

– Скажите, госпожа капитан, вы считаете себя хорошей военнослужащей? Вы знакомы с уставом, с правилами, с инструкциями.

– Странный вопрос, конечно, знакома, – передернула плечами Ярвинен.

– А уважение играет роль в воинском приветствии?

– Подобное нарушение позволит себе только хам и тот, кто не соблюдает субординацию…

– Я тоже так считаю, – согласился с ней Якоб. – Но заметьте, вы все эти признаки приписали полковнику, однако он приветствовал генерала, которого, как вы утверждаете, ненавидит, а вы, да и сам генерал отказали полковнику в этой почести. Так выходит вы солгали? Но в чем? В том, что вы хороший военный, или в том, что, хам – мой клиент? Если так ведут себя хамы, то как расценить ваше пренебрежению к уставу? Или это школа генерала Янсона, который позволяет себе пренебрегать приветствием подчиненного? Но если он пренебрег приветствием младшего по званию, то почему вы проигнорировали старшего?

– Господин судья, я протестую! – прокурор поднялся с места, и Якоб обернулся к нему.

– Чему вы протестуете, господин капитан? Вам знаком устав, а вот госпоже Ярвинен – нет. И если она плохо знакома с уставом, то как может оценивать действия своего командира?

Елена порывисто встала, стол громко скрипнул по полу, и она козырнула Саттору.

– Вы отдаете честь мне, капитан? – изумился адвокат. – Помилуйте, я гражданское лицо, и подобных почестей мне не нужно.

– Я приветствовала полковника… – лицо женщины уже было пунцовым.

– Но смотрели на меня. Разве не полагается смотреть на того, кого приветствуете?

– Господин адвокат, у вас странные вопросы, еще немного, и я приму протест прокурора, – произнес судья.

Стивенс развернулся к нему.

– Простите, господин судья, я не военный человек, вы носите погоны и знакомы с уставом. Скажите мне, это личный интерес, как расценивать выходку капитана Ярвинен? Неуважение или пренебрежение?

– Какое это имеет отношение к делу, господин Стивенс? – спросил судья.

– Прямое, господин судья, – Якоб сложил пальцы домиком и склонил голову. – Госпожа капитан вышла сюда, как представитель обвинения, она дает показания, уверенно и четко, должен признать, но если мы наблюдаем такое отношение к полковнику, то здесь ощущается личный мотив. А если есть личный мотив, то можно ли безоговорочно верить характеристике данной коммандеру Саттору?

– Вы на что-то намекаете? – полюбопытствовал судья.

– Никаких намеков! – воскликнул Стивенс. – Я говорю прямо, что моего клиента и капитана Ярвинен связывали близкие отношения. Очень близкие.

– Это чушь! – вдруг на высокой ноте воскликнула Елена.

– Правда? – удивился Якоб. – Тогда откуда такие заверения, минуту, я процитирую: «Если вбил себе что-то в голову, то разумных доводов уже не слушает». Скажите, госпожа капитан, с чего такие выводы? Вы имели наглость что-то советовать своему командиру? Возможно, обсуждали его приказы? Выражали несогласие? Или на «Свирепом» все, кому не лень, имеют смелость приходить к коммандеру и указывать, что ему делать? Вы не только проявляете неуважение к старшему по званию, но и не соблюдаете субординацию? Кажется, недавно вы именно в этом обвиняли полковника. Выходит, в собственных грехах?

– Я знаю устав! – с отчаянием и злостью воскликнула Елена. – Я соблюдаю субординацию!

– Тогда на чем основаны ваши утверждения? Откуда можете вы, капитан лингвистической службы, знать о том, что творится на командной рубке? Как вы можете утверждать со всей ответственностью о том, чему никак не можете быть свидетелем?!

– Черт, да! Да, мы были любовниками! – выкрикнула Ярвинен. – Саттор…

– Полковник Саттор, – поправил ее дотошный Якоб.

– Полковник Саттор делился со мной, потому я знаю больше, чем мои коллеги по лингвистической службе, и прочим службам, далеким от командования.

– Выходит, ваш мужчина, доверяя вам, высказывал какие-то свои мысли, поверял, что у него на душе, а вы теперь предаете его? За что? Что вам такого сделал коммандер?