В предплечье, прямо через ткань вошла одна игла, следом вторая, я трепыхнулась еще раз, еще, движения стали вялыми, и уже на грани сна и реальности услышала:

- Надеюсь, мы еще не опоздали.

- Куда? – еле ворочая языком, спросила я и погрузилась в темноту навязанного сна…

Веки тяжело дрогнули, словно налитые свинцом. Я разлепила глаза и уставилась в светлый потолок, пытаясь понять, где я, и как тут очутилась. Получилось не с первого раза. Тупая головная боль мешала сосредоточиться. Села. Огляделась. Явно каюта, незнакомая мне каюта. В глаза бросилась надпись на спинке стула, стоявшего недалеко - «Сделано в империи Гея». Гея? Какого черта Гея? Потрясла головой…

- Рик. Рик Саттор. Точно!

Тут же вспомнилось, как мы с Егором бежали по поляне, покрытой незнакомыми белыми цветами к «Рексу», который принадлежал старому другу моего наемника. Нирея, гонка в третьем эшелоне и умопомрачительная близость после. Всё это промчалось в моей голове. Только, что случилось после того, как мы бежали к «охотнику», вспомнить никак не получалось. На краю сознания маячил странный звук, что-то напоминавший. Я мучительно потерла лоб, головная боль усилилась, но по-прежнему оставалась терпимой. Нужно найти Егора, он восстановит пробел в моей памяти. Надеюсь, он уже успел рассказать обо всех нюансах прошлого, и мне не придется краснеть под осуждающим взглядом Саттора. Вновь вернулось чувство неловкости, которое я ощущала на Нирее. А после стало любопытно, как сейчас выглядит Рик. Тут же память на эту мысль отозвалась туманным бликом, в котором мелькнула темная одежда… Мы уже успели увидеться?

- Ни черта не помню, - проворчала я, потерла висок и поднялась на ноги.

Меня качнуло, перед глазами поплыло, и я едва не завалилась обратно на койку. Расставив руки в стороны, будто собиралась идти по канату, я добрела до двери. Резкость постепенно восстановилась, но координация по-прежнему оставляла желать лучшего. Я даже не с первого раза смогла ухватиться за ручку, чтобы открыть дверь. Наконец, выбралась в узкий коридор и побрела дальше, держась за переборку. Уже хотела позвать Брато, но услышала тихие голоса и пошла на них.

Остановилась перед приоткрытой дверью и прочла на табличке «Рубка управления». Хвала Вселенной, что на «Рексе» каюты располагались на одном уровне с рубкой, а не выше, как на катере наемников, и мне не пришлось спускаться по трапу. Не знаю, как бы мне удалось это сделать в моем нынешнем состоянии. Я хотела открыть дверь и войти, но вновь перед глазами поплыло, и я привалилась спиной к переборке. Закрыла глаза и дала себе время очухаться.

- Значит, простил? – услышала я мужской голос и узнала Рика Саттора.

- За что? – спросил Егор. – Мы оба стали жертвами обстоятельств и юношеской самонадеянности. Я должен был тогда всё рассказать генералу. Еще когда Хмурый начал угрожать. Не стоило так упорно верить в свои силы и надеяться на то, что мне море по колено. Он бы удержал Ильсу, и ей бы не пришлось пройти через ту мерзость…

Он замолчал. Молчание продлилось какое-то время, его прервал Рик.

- Да… Романов мог без потерь устранить Хмурого. Мы действительно были еще слишком глупы, чтобы понять очевидное.

- Я слишком боялся отчисления, - усмехнулся Егор. – И боялся потерять ее. В результате, всё равно потерял: и Лисеныша, и академию, и будущее, и даже жизнь, став без вины государственным преступником.

- Генерал умеет мстить, - ответил Саттор, и до меня донесся легкий звон, словно горлышко бутылки коснулось края стакана. Наверное, они выпивали.

- А самое мерзкое то, что юная девчонка попала в руки больного ублюдка, сломавшего ее, - опять заговорил Брато. – Черт, Рик, я же дышать на нее боялся! Она была моей надеждой, моим лучиком солнца, а этот ублюдок…

- Ты сделал всё, что было в твоих…

- Да что я сделал?! – ожесточенно воскликнул Егор, и я сжала виски ладонями. Его вскрик отразился болью в голове и в сердце. Он мучился из-за того, что произошло со мной, винил себя, но после того дня, когда сидел на полу, уткнувшись лицом мне в колени, даже не показал, что ему плохо. И если бы не этот разговор, который я подслушала… Захотелось остановить его, сказать, что все эти терзания не имеют смысла, но отлепиться от переборки не вышло, и я продолжала стоять и слушать, скрежеща зубами от злости на собственное бессилие. – Что я сделал, Рик?

- Ты берег ее…

- Но не сберег! Значит, плохо старался. Значит, не всё предусмотрел, не обо всем подумал. Мог сделать больше…

- Хватит! – я вздрогнула от резкого окрика Саттора. – Хватит размазывать сопли. Невозможно всего предусмотреть, всегда остается несколько процентов на погрешность, и нельзя увидеть ее, пока не начнется перекос. Ты сам это прекрасно знаешь. И не всегда от нас зависит возможность вмешаться в ход событий. Тебе выпало не меньше, чем Ильсе, может, даже больше. Без вины виноватый. Оболгали, приговорили и отправили подыхать, корежась в болях и галлюцинациях. Обоим досталось.

В этом я была полностью согласна с Риком. Впрочем, я ведь тоже виню себя в том, что произошло. И при мысли, через что пришлось пройти Егору, у меня сжимается сердце, но ведь уже ничего не вернешься, уже ничего не исправишь, и нужно жить дальше с тем багажом, который успели себе собрать в дорогу в будущее.

- Я столько клял ее, столько внушал себе ненависть… - голос Брато теперь звучал тише и спокойней. – Сейчас даже страшно подумать, что я мог своими руками убить Ильсу еще там, на Суоре. – Я вздрогнула и распахнула глаза, решив, что ослышалась. – Я тогда был так близок к этому. Не знаю, почему в последний момент решил спасти ее. Нет, знаю, потому что так и не возненавидел по-настоящему. Но в тот момент, когда увидел ее… В душе все в такой жгут свернулось. И ревность, теперь могу это признать. Я до крика ревновал ее, когда видел, как принц обнимает мою женщину. Как она флиртует с ним, как заигрывает. Всё так смешалось, и я ошибся в своих чувствах. Злость и ревность принял за ненависть и желание отомстить. Вычислил ее, понял, что работает с группой…

- Ты был старшим в службе охраны принца, ты не мог не доложить. Это была твоя работа и твоя благодарность за то, что он спрятал тебя и дал оклематься после Адоры. Вы дружили, в конце концов, и помочь сохранить реликвию суореан ты был обязан.

- Она даже не узнала меня, когда увидела…

Я задохнулась, осознавая, о чем они говорят. Поняла в одно короткое мгновение. Всё сложилось в единую картину. Мы получили заказ через какого-то приятеля Велеса. Нанимателем оказался один важный чиновник, коллекционер. Он был уроженцем Триоллы – союзницы Геи. Обсудив дело с группой, Велес дал согласие.

Моя роль была уже мне знакомой. Очаровать, вскружить голову, подобраться настолько близко, чтобы язык принца Бьяра – хранителя нужной нам вещицы развязался. Если не захочет говорить сам, то помочь ему стать словоохотливым. Кноп не любил эту часть работы, как-то даже ругался с Велесом, но спорам положила конец я сама. Махать ногами у меня всегда получалось хуже, чем влезать под кожу, и это действительно был мой талант. Ни Искра, ни Аника не умели так быстро развести мужика, как я.

В те дни я еще не умела вычислять психологические особенности объекта и подбирать тип поведения, более всего подходящий для успешного проведения операции. Действовала грубовато, однако со старанием. Бьяр не сразу, но заметил меня. Он оказался романтиком, и меня ожидали ночные прогулки, стихи, сладкие поцелуи и заботливо накинутый на плечи танрус – накидка из шерсти – национальное одеяние суореан. Было даже мило.

Искра изображала мою наемную служанку, а по факту шпиона, который проверял добытые мною сведения. Кноп остался при мне, как водитель и телохранитель. Аника, Велес и Увалень в этой части миссии не участвовали, за ними была активная финальная фаза. Сама я примерила маску дочери одного из высших чинов при императоре Геи, так что и телохранитель и служанка были вполне уместны.

Я продолжала кружить голову принцу, потихоньку опаивая его малыми дозами спрактума. Осторожничала, боялась, что заметят суженные зрачки, что сам Бьяр заподозрит, что его откровенность со мной неспроста. Главного секрета он мне не открывал, но мы постепенно шли к этому. Спрактум, накапливаясь в организме, не дает внешних признаков, как доза, принятая единовременно, и создается нечто сродни условному рефлексу – хочется быть правдивым с тем, кто навязал этот рефлекс.