Он смеется, а мне хочется ударить мужчину. Если бы не он, я бы всё еще пребывала в радостном предвкушении, а теперь стою и думаю, что Егор может уже никогда не выйти из своей машины. Я продолжаю думать об этом, когда перед аэрокартами вспыхивает голограмма девицы с аппетитными формами. Следом загорается табло и начинается отсчет. С каждой новой цифрой девица снимает одну из своих вещей. И когда на табло появляется один – иллюзия девушки остается голой. Она призывно манит пилотов пальчиком, разворачивается и взмывает в небо одновременно с последней цифрой – ноль. И аэрокарты, словно свора гончих, срываются с места, устремляясь вслед за фальшивой женской фигурой.
Она растворяется в воздухе, и теперь все взгляды устремлены на машины, идущие вровень.
- Сейчас перестроятся, - говорит механик.
И действительно аэрокарты разделяются, через одного поднимаясь выше. Теперь они летят в шахматном порядке, освобождая место для маневров. Зрелище до того, красиво, что я постепенно забываю страх, всё больше отдаваясь вернувшемуся предвкушению. Волнение и азарт так плотно переплетаются во мне, что это становится горючей смесью. Я кусаю губы, и мое сердце бьется с каждым мгновение быстрей, ускоряясь вместе с машинами, летящими пока еще в прежнем шахматном порядке.
Пестрый аэрокарт мчит во втором ярусе, и я дергаю механика за рукав:
- То, что выше – это же хорошо?
- Маневрировать удобней, а когда на финише снижаться начнет, нижние мешать будут, - отвечает мой нянь. – Да это всё временно. Скоро перемешаются.
Над аэродромом взлетает сноп ярких искр, усиливая ощущение чего-то праздничного. Настраивают на зрелище, а бестелесный голос выкрикивает номера аэрокартов, имена и прозвища пилотов. Зрители ревут, отзываясь на голос. И когда я слышу:
- Десятый! Ястреб!
Я вижу, как на табло появляется птица. Это ястреб. Он мчит по небу, а потом камнем падает вниз, хватая добычу. Красиво и жутко до одури. Но главное, это же о моем Егоре! Те, кто ставил на него, взрываются криками, вскакивая с мест. Мне тоже хочется заорать, но Брато велел не привлекать к себе внимание, и я молчу. Хотя вряд ли бы кто-то услышал мой крик. Разве что те, кто стоит на крыше и наблюдает отсюда за гонкой. И все-таки я поклялась, потому просто нервно покусываю кончик ногтя на большом пальце.
Карты разогнались так, что теперь слились в разноцветные росчерки, я едва улавливаю, кто есть кто. Но дальше начинается и вовсе что-то нереальное. Строй сломан, начинаются маневры. Это похоже на метание огней. Их бросает из стороны в сторону, вверх и вниз. Светящиеся линии переплетаются, ломаются, рвутся. Трибуны ревут, мужской голос надрывается, комментируя. Игра огней над аэродромом и внутри доводит до неистовства. Схема расположения машин видна на табло, механик Егора смотрит именно туда. Его не интересует зрелищность. Я тоже некоторое время слежу за перемещениями десятки, но вскоре снова гляжу на несущиеся «кометы», чьи хвосты продолжают создавать причудливые плетения в черноте позднего вечера. И я понимаю, почему гонки проводят, когда стемнеет. При свете дня исчезнет сказочное очарование, которое доводит до восторженного исступления.
Через некоторое время я уже ориентируюсь в цвете хвоста аэрокарта Егора. Оно золотистое, как и корпус его машины. Вот теперь мне совсем не нужно табло, чтобы понять, где сейчас находится мой мужчина.
- Через угольное ушко пролезет! – вдруг восклицает механик и хохочет.
Я начинаю понимать, о чем он говорит, следя за коричневато-золотистым следом. Траектория полета Егора меняется так часто, что в глазах начинает рябить от попытки смотреть, не отрываясь. Он проходит между двумя близко летящими машинами, ныряет вниз и взлетает перед самым их носом, тут же взмывает вверх, ввинчиваясь перед уже знакомым серебристым картом. Я вижу, как закручивается светящийся след, вновь ныряет вниз и уходит резко вправо, счастливо избегая столкновения с седьмым номером. Я только успеваю вскрикнуть и зажмурится, а когда открываю глаза, Ястреб уже закладывает новый вираж, упорно прорываясь вперед.
- Сколько еще? – нервно спрашиваю я.
- Еще три круга, - отвечает механик. – Уже скоро. Сейчас все поднажмут, вот тогда и начнется месиво.
- Месиво? – вскрикиваю я.
- Угу, - мычит мужчина, вновь переключая внимание на табло.
У меня перехватывает дыхание, сердце уже давно сбилось с ритма и бьет в груди рваными скачками, кровь стучит в висках, кажется, я до крови прокусила губу, когда Егор ринулся к земле, вновь ввинчиваясь в небольшое пространство. Мне показалось, он врежется в полотно аэродрома, но его аэрокарт вывернулся и помчался, почти касаясь брюхом земли. Жутко! Жутко и волнительно. А еще дико хочется задушить наглого лжеца, уверившего меня в своей безопасности.
И желание это взлетает до небес, когда сталкиваются разом три машины. Две взрываются, третья кубарем летит на землю. И самое паршивое, что Егор в это момент оказывается под несущимся на него сверху покореженным аэрокартом. Я вскрикиваю и закрываю глаза руками. Даже механик издает невнятное восклицание и до боли сжимает мое плечо.
- Успеет, - отрывисто говорит мужчина. Затем трясет меня и говорит. – На табло смотри.
Я раздвигаю пальцы и выглядываю. Там, в замедленном повторе, мчит десятка, на нее падает пятый номер, доля секунды, и аэрокарт Брато резко берет вправо, поднимаясь на ребро. Пятый грохается на землю, и машина Егора взлетает над ним, выворачиваясь брюхом кверху, перекатывается и, выровнявшись, вновь рвется вперед.
- Твою ж мать, - произносит механик, стирая пот со лба. – Вот она Академия. Выучка и реакция. Понятное дело.
Я гулко сглатываю и откидываюсь назад, упираясь спиной в свою няньку. Мне нехорошо. Перед глазами пелена, в ушах вата. И если бы механик меня не подержал, наверное, я все-таки свалилась бы на крышу ангара.
- Почему – Ястреб? – задаю я совершенно нелогичный сейчас вопрос.
- Так вот поэтому, - усмехается мужчина. – Быстрый, безрассудный, увлекается гонкой. И глаза.
- Что глаза?
- Сейчас увидишь, - хмыкает механик. – Бешеные будут, багровые.
Последний круг окончательно превращается в ад. Пилоты уже не просто пытаются обойти друг друга, это смесь мастерства и подлости. Рискуют, подставляются сами, подставляют соперников. Еще одна машина с номером три летит вниз. В нее врезались, отбросив на следующую, но та сумела уйти от столкновения, лишь бортанув подбитый аэрокарт. Третий номер пролетел дальше, едва не прихватив с собой девятку. Хвала Вселенной, Егор мчит впереди, и крушение в это раз его не зацепило.
Предыдущих трех пилотов унесли с аэродрома. Они были живы, но ранены, и насколько тяжело, оставалось только гадать. Пока оставшиеся аэрокарты неслись к финишу, подоспела помощь к пилоту из машины под номером три.
- Переломало, - вздохнул механик. – Бывает.
Бывает… Я стараюсь сейчас не думать о его словах. Слежу за своим Ястребом, он уверенно рвется к финишу. Его догнал шестой номер, и теперь борьба завязалась между ними.
- Дробила никак не успокоится, - усмехнулся кто-то за нашими спинами.
- Дробила? – я оборачиваюсь к своей няньке.
- Прозвище пилота, - поясняет он. – Ястреб его пару месяцев назад обошел. Да так забавно получилось. Дробила уже на финише был, вкус победы и денег чувствовал, а тут Ястреб прямо с неба перед ним ныряет. Дробилу закрутило, а наш скорость скинул и за черту. Вот, теперь успокоиться не может. Бодаются всё время. На позапрошлых гонках у Дробилы карт еще на старте заглох. До этого подбили. Как-то Егор не появился. Сегодня наверстывает.
Шестой теснит десятку, все ближе сдвигая к ограждению.
- Что творит, - бурчит механик.
Даже мне понятно, что некий Дробила пытается размазать Брато по стене.
- Ястребу вверх надо, - слышен снова голос из-за спины. – По верху.
- Черта с два он уступит, - ворчит моя нянька. – Упрямый же.
- Только вверх.
- Не успеет уже вверх.
- Быстрый у них на хвосте, сейчас сверху перекроет. Закроют в коробку.