Подошёл Марк — он молча наблюдал за схваткой.

— Она всегда была гордой, Морт. Когда чья-то гордость оскорблена, лучше всего держаться на некотором расстоянии, — заметил он.

— Я только помочь хотел.

Он вздохнул:

— Слушай, с тех самых пор, как в тебе объявились твои магические таланты, всё вращалось вокруг тебя. Потом ты обнаружил, что унаследовал не одно, а целых два состояния; не говоря уже о том, что ты — дворянин. Как ты думаешь, как она после всего этого себя чувствует?

— Счастливой? — осмелился я.

— Нет, придурок… ничтожной. Она была тебе ровней, а стала девушкой, которой просто повезло достаточно для того, чтобы раньше всех запустить в тебя свои коготки, — резко ответил он.

— Я ничего не могу поделать со своим происхождением… да и со всем остальным. Но всё равно, мне это всё не важно, если не будет её, — с чувством сказал я. — Ты же знаешь!

— Иногда знать — недостаточно. Люди думают головой, но живут — сердцем. Это — первое, что у неё своё собственное… делающее её особой. Для тебя это, может, просто обуза, но для неё эти узы — честь. Они дают ей повод для гордости. Ей стыдно терпеть поражение от рук этого верзилы-инструктора. Последний человек, которому она хочет это показывать — ты.

— Почему я? — пожаловался я. — Я — единственный, кто больше всего её за неё болеет.

Марк покачал головой:

— Как ты сумел так далеко продвинуться в жизни, ни фига не понимая в женщинах? Почему ты? Потому что ты — человек, которого она хочет впечатлить больше всего! А не тот, в присутствии которого она хочет быть униженной.

Вынужден был признать, что Марк всегда понимал людей лучше меня, особенно — женщин.

— Так что мне делать? — спросил я.

— Ничего — если будешь ещё смотреть их учебные бои, то держи язык за зубами, и не распускай руки. Не толпись вокруг неё.

— А если у неё станет получаться? Если у неё получится, мне же надо будет сделать ей комплимент, так?

Он фыркнул:

— Не сейчас… возможно — позже. Сделаешь ей комплимент по поводу какого-то мелкого достижения — и она подумает, что ты над ней насмехаешься. Её чувство собственного достоинства всё равно не позволит ей поверить тебе. Какое-то время она будет своим самым худшим критиком.

Казалось, он полон хороших новостей.

— Так когда же всё пойдёт лучше?

— Когда он сделает ей комплимент, — ответил Марк.

Что-то в том, чтобы она ждала одобрения от другого мужчины, мне пришлось не по нраву:

— То есть, если я её подбодрю — это насмешка, а если он — то она потеряет голову от счастья?

— Конечно, — самодовольно ответил он. — В мои дикие и свободные деньки, прежде чем я нашёл своё новое призвание, я всё время таким образом окучивал женщин. Начинаешь отчуждённым, не заинтересованным… даже холодным. Потом, когда покажешь им немного доброты, у них сразу слабеют коленки. Тут то же самое. А ещё это — самый быстрый из известных мне способов завалить женщину в койку, — сказал он, и приостановился на секунду, обдумывая только что сказанное. — Хотя, конечно, ничего такого не случится. С Пенни тебе не о чем волноваться, — поправился он.

— Ты вообще на чьей стороне? — огрызнулся я.

— На твоей, мой друг, всегда — на твоей, — с улыбкой ответил он.

Час спустя мы снова двинулись в путь. Наша поездка стала значительно лучше благодаря тому факту, что теперь никто не говорил. Угрюмое молчание повисло над нами подобно пелене. Путешествие оказалось славным.

Мы встали лагерем на закате. После тихой трапезы Сайхан объявил, что этим вечером тренировки не будет. Я не был уверен, считал ли он, что Пенни нужно было больше времени, чтобы поправиться, или он не доверял самому себе драться «по-честному». В любом случае, я не был против дополнительного отдыха.

— Ты ощутил кого-нибудь поблизости? — спросил он меня уже, наверное, в десятый раз.

— Нет, весь день — ни души, — ответил я.

— Это меня беспокоит, — сказал он. Вот уж неожиданность — он беспокоился бы независимо от того, что я ему скажу. — Я почувствую себя лучше, когда всё закончится. Ожидание — самое худшее, — добавил он.

Тут я с ним был солидарен, хотя и по другой причине. Я не потрудился напомнить ему, что скажу ему сразу же, как что-то найду. Он всё равно продолжит спрашивать. Лично я придерживался мнения, что банкиры не потрудились устроить ничего столь зловещего, как засада.

— Мы будем дежурить? — спросил я. Я не уверен, почему я задал этот вопрос — ответ был очевиден.

— В обычной ситуации я бы поставил твою Анас'Меридум в одну вахту с Маркусом, а тебя — во вторую, со мной. Её чувства теперь достаточно острые, чтобы она смогла заметить любого врага почти так же быстро, как мог бы ты, — ответил он. Это было для меня неожиданностью — я не знал, что у неё и чувства стали острее. Он продолжил: — Но если честно, я пока недостаточно ей доверяю, поэтому первую вахту ты будешь стоять с Маркусом. Я подежурю с ней — позабочусь о том, чтобы она не допустила никаких глупостей.

— Я не глухая, знаешь ли, — угрюмо ответила она.

— Я и хотел, чтобы ты это услышала. Может, чему-то научишься, — ответил он.

— Ладно, ладно… я постою первую смену. Разбужу вас двоих после полуночи, — быстро проговорил я. Я хотел предотвратить начало очередной войны между ними.

Они выбрали себе места на противоположных сторонах нашего походного костерка, и вскоре оба лежали неподвижно, спиной к огню. Мы с Марком какое-то время поболтали, в основном — о прежних деньках, но приходилось вести себя тихо, чтобы не беспокоить наших спящих спутников. В конце концов мы перестали разговаривать, и молча сидели по разные стороны от огня. Это оставило мне много времени на размышления.

У меня уже была идея насчёт того, как справиться с возможными ворами, если таковые объявятся. Но я не был уверен, насколько хорошо это сработает. Я воспользовался этой возможностью, чтобы поработать над этой идеей, и спланировать слова, которые я использую, когда, или если, придёт время.

Время текло медленно, и вскоре у меня кончились предметы для размышления. Я встал, и несколько раз обошёл лагерь, чтобы сбросить с себя сон. Шагая, я собирал камешки с каменистой земли рядом с нашим лагерем. Они понадобятся мне позже, если мы всё же попадём в засаду. Я определённо стал клевать носом. В конце концов луна взошла до точки, которая сказала мне, что мой срок истёк, так что я пошёл сначала разбудить Пенни.

Я мягко потряс её за плечо:

— Вставай, спящая красавица.

Её глаза медленно открылись в тусклом свете:

— Морт?

— Это я, — тихо сказал я.

— Прости меня. Я злилась на себя, а не на тебя. Мне не следовало так на тебя огрызаться.

— Не волнуйся. Ты была под сильной нагрузкой, — сказал я ей.

— Я просто хочу научиться быстро. У нас мало времени.

Я знал, на что она ссылалась:

— Ага. Только не превращай оставшееся нам время в сплошное несчастье для себя.

— Я смогу, Морт, это не впустую потраченное время, — сосредоточенно сказала она.

— Я знаю, но нам всё равно осталось лишь несколько месяцев, — поспешно ответил я, возможно чуток чересчур поспешно.

— А ещё это что должно означать? — с подозрением спросила она.

Я бы подумал, что это было очевидно. Я никогда не понимал, почему женщины всегда искали какой-то глубинный смысл в простых утверждениях.

— Это означает, что я понимаю. Просто то, чему ты пытаешься научиться — непростое дело. Тебе не следует перенапрягаться.

— Ты думаешь, что мне нужно просто сдаться? — спросила она с нотками гнева в голосе.

Как она перешла от извинений к рассвирепению?

— Я этого не говорил, Пенни… — начал я, пытаясь выдерживать благоразумный тон.

Она встала со своей скатки плавным, текучим движением. Её скорость была настолько велика, что она чуть не споткнулась, шагнув прочь. Это делу не помогло.

— Вот твоя постель. Я не думаю, что этот разговор куда-нибудь приведёт, — выплюнула она.