— А что в нём написано?
— Я не знаю! На нём же твоё имя написано! — рявкнула она. — Так ты его откроешь или нет?
Очевидно, она сгорала от любопытства, но Грэм не мог не впечатлиться её выдержке. Немногие удержались бы от желания посмотреть на письмо. Особенно волшебница, которая скорее всего могла восстановить печать так, чтобы он ни о чём не догадался.
Однако Грэм ни в чём подобном её не заподозрил. Она убирала от желания узнать, что было в письме, да и он знал её слишком хорошо.
— Спасибо.
— Ты дашь мне посмотреть, что там написано? — спросила она.
— Дай мне сперва его прочесть. — Отвернувшись, он сломал печать, и вытащил дрожащими пальцами листик бумаги. На нём было написано лишь несколько коротких слов:
Письмо дожидается в хижине пастуха.
Он уставился на листок, и в его груди расцветала надежда.
Голос Мойры донёсся из-за его плеча:
— Какого пастуха?
Грэм хмуро глянул на неё:
— Ты даже не подождала, моего разрешения.
— Прости! Она и мне была подругой! Какая хижина? Ты знаешь, что она имеет ввиду?
— Без понятия, — солгал он.
Она так ему и сказала:
— Не надо ля-ля! Ты знаешь!
— Это личное, — сказал он ей.
— Тогда я просто пойду за тобой следом, — предупредила она.
Грэм осознал, что напрягся, и с усилием выдохнул:
— Слушай, Мойра, это письмо — такое, какое она не хотела позволить прочитать никому другому. Иначе она бы не оставила такую таинственную записку. Она знала, что с большой вероятностью кто-то другой мог прочитать её первым.
— Не такая уж она и загадочная, — парировала молодая женщина. — Пастухов поблизости не настолько много.
— Пожалуйста, Мойра, — искренне сказал он. — Я сомневаюсь, что смогу тебя одурачить. Пожалуйста, просто позволь мне забрать письмо, чтобы никто не узнал. Если там нет ничего смущающего, то я могу и поделиться им, но обещать ничего не могу.
— Я не настолько бесчувственная, — возразила она. — В конце концов, это письмо я не открыла.
— Спасибо.
Она сжала губы:
— А что, если в письме что-то опасное? Тогда-то ты скажешь кому-нибудь, или опять сбежишь сам по себе?
— Доверь мне самому это решать, — сказал он ей.
— Только если пообещаешь сказать мне, если решишь снова за ней погнаться, — сказала она, скрестив руки на груди.
Грэйс стояла рядом, и кивала, подкрепляя её доводы.
— Ладно, — сказал он. — Обещаю не уезжать, не поговорив сначала с тобой. Этого хватит?
Мойра обняла его.
— А это за что? — спросил он.
— Чтобы поднять мне настроение, — сказала она ему.
* * *
Пятнадцать минут спустя он ехал по тёмным полям у Уошбрука. К счастью, луна наконец решила объявиться, хотя её размер всё ещё был четвертью от полного. Она давала достаточно света, чтобы было относительно легко находить путь, особенно после того, как его глаза адаптировались.
Дом пастуха МакДэрмотта он нашёл без происшествий, и постучал в дверь как можно вежливее, учитывая тот факт, что стояла глухая ночь.
— Алан, это я, Грэм Торнбер! — окликнул он, догадываясь, что пастух может вполне понятным образом не желать открывать дверь в такой час. — Пожалуйста, открой!
Минуту спустя изнутри донёсся ответ:
— Обождите! Дайте минутку. — Голос пастуха звучал глухим и сонным. Через щели в двери пробился свет, а затем она открылась. Алан стоял, держа в руках маленькую оловянную лампу.
— Прошу прощения за то, что явился в такой час, — сказал Грэм.
— Она не сказала мне, что вы будете стучаться в дверь перед рассветом, — сказал пастух.
Он явно не был в городе, иначе уже услышал бы новости.
— Она исчезла позавчера, — объяснил Грэм.
— А я-то думал, что она просто оставила тайное любовное послание, — ответил тот. — Так, дайте-ка минутку. — Он зашёл обратно, и чуть погодя вернулся с письмом. — Вот оно.
— Благодарю, — благодарно сказал ему Грэм. Как и предыдущее письмо, оно было запечатано красным воском. Сломав его, Грэм попытался прочитать письмо, но лунного света было недостаточно. — Я могу одолжить твою лампу на минутку?
— Конечно, — сказал Алан, передавая ему маленькую лампу.
Держа в одной руке письмо, в другой — лампу, Грэм отошёл в сторону, и начал читать. Присутствие другого человека заставило его приостановиться. Пастух смотрел ему через плечо. Грэм уставился на него, подняв бровь в безмолвном вопросе.
— Не обращайте на меня внимания, сэр. Я не умею читать, — сказал пастух.
— Тогда зачем пытаешься смотреть мне через плечо?
— Просто любопытно. И я всегда считал буквы слегка таинственными, — сказал старик. — У неё красивый почерк, не так ли, сэр.
Грэм одновременно ощутил родство и раздражение. Часть его хотела искать утешения у находившегося рядом дружелюбного человека, а другая часть хотела сделать пастуху выговор. Сильный запах овец и пота приняли решение за него.
— Я бы предпочёл, чтобы ты дал мне побыть одному, — спокойно сказал он.
— А, ну, ладно, — сказал пастух, отходя немного.
Грэм сам добавил к этому несколько шагов, прежде чем изучить письмо у себя в руке:
Дорогой Грэм,
Это — моё прощание. Я пишу эти слова первыми, чтобы ты не подумал, будто надежда кроется где-то дальше в этом письме. Я уже причинила тебе достаточно боли ложными надеждами. Больше мы никогда не встретимся.
Уверена, что к этому моменту ты обнаружил, что многое из того, что ты обо мне думал, было ложью. Я не могу просить прощения за мой обман, ибо тот был намеренным и целеустремлённым. Я говорила с намерением ввести в заблуждение, от начала и до конца. За это я не заслуживаю прощения — хотя я верю в то, что мои действия были во служение правому делу… я не буду ждать, что ты согласишься.
Единственным утешением, которое я могу тебе дать, является следующее: причиняя боль тебе, я причинила боль себе. Единственной правдой во времени, которое мы провели вместе, было то, что я полностью и истинно влюбилась в тебя — что отнюдь не было моим намерением. Ты был моей самой лучшей ошибкой. Твоя любовь, и сила твоего непоколебимого доверия разорвали на части врата, сторожившие вход в моё сердце. Я никогда не чувствовала такого прежде, и скорее всего никогда не почувствую в будущем.
В твоих глазах я стала новой женщиной, и эта женщина нежно любила тебя. Если возможно, я бы предпочла, чтобы ты запомнил меня такой, какой я была с тобой. Если бы я могла выбрать свою жизнь, то я выбрала бы жизнь с тобой. Я бы вышла за тебя, и была бы той женщиной, которой ты меня считал — но это было не суждено.
Не ищи меня. Женщина, которую ты любил, существует лишь в вымысле наших сердец. Ища её, ты лишь продлишь свою боль.
С любовью,
Алисса.
Он держал письмо онемевшими пальцами, читал его заново, и не мог поверить. Это не должно было являться правдой, просто не могло. Там не было обещания будущего, не было непонимания, которое можно было бы исправить. Эти слова содержали лишь гнетущее разочарование.
— Плохо выглядишь, парень.
Грэм кивнул, и отдал Алану лампу. Тщательно сложив письмо, прежде чем уйти, он забрался в седло Пеббл. Его горло свело, но он сумел выдавить «Благодарю», прежде чем повернуть кобылу, и направиться к Замку Камерон.
Добравшись туда, он обнаружил некую медведицу, дожидавшуюся его у главного входа. Грэйс протянула ему лапки, и он поднял её, держа на сгибе локтя.
— Ну? — спросила она.
— Это было просто прощание, — сумел произнести он, пройдя немного. — Ничего больше.
Она похлопала его по щеке мягкой лапкой, а потом обняла за шею:
— Мне жаль.
Когда он достиг двери в апартаменты Торнберов, Грэм поставил её обратно на пол.
— Скажи вместо меня Мойре. Я бы предпочёл, чтобы она не спрашивала об этом меня, или ещё кому-то рассказывала.
Войдя в переднюю комнату, он нашёл свою мать, которая сидела, попивая чай. Он был удивлён. Для неё было необычным бодрствовать дольше пары часов после ужина. Она указала жестом на стул рядом с собой.
