Тут заговорила Хэлэн:
— Она сказала, что Ронни попытался её изнасиловать, а ты его убил. Астон Хэйс сказал, что ты напал на них без всякой причины, но она пристыдила его, заставив сознаться. После того, как они увидели на ней отметины, никто больше Астону или Билли не верил.
— Только это она и сказала? — спросил Даниэл.
— Не, там было ещё, но то — просто подробности, — ответил Алан. — Она рассказала про надзирателя, но кое-чему из этого было трудно поверить.
— Что бы ещё она ни говорила, можете ей верить, — сказал Даниэл. — Я многое от вас скрывал. Кэйт всегда была честной, а я обо всём лгал.
— Даниэл, она сказала, что ты убил Ронни, не касаясь его, — нерешительно сказала Хэлэн.
Он кивнул:
— Это так, но я могу делать гораздо больше. Вы не против, если я покажу вам немного? Просто для того, чтобы помочь вам понять.
Его родители переглянулись, прежде чем кивнуть.
— Давай, Сын, — сказал Алан.
Даниэл использовал эйсар, чтобы заставить воздух в комнате задвигаться, создавая маленький воздушный смерч, от которого огонь вспыхнул в печи, и выпустить столб дыма. Он остановился, когда увидел, как глаза его родителей тревожно расширились.
— Я могу делать гораздо больше, — сказал он им. — Могу поднимать вещи, создавать стены, которых на самом деле нет, или управлять воздухом. Я могу убивать силой мысли, или управлять эмоциями людей. Я вижу, не используя глаза, и сейчас я могу ощущать предметы почти на милю вне нашего дома.
— А когда… — начала Хэлэн.
— Это началось почти за год до моего ухода, — сказал Даниэл, и затем позволил рассказу найти свои губы, выдав некоторые из тайн, о которых прежде им не рассказывал.
Событие, впервые пробудившее его способности, он оставил при себе, предпочитая не давать им узнать о Брэнде. Он также удержался от рассказа о женщинах, с которыми спал, хотя бы уверен, что некоторые слухи к этому времени уже должны были достигнуть их ушей. Даниэл объяснил свой страх, когда он посчитал себя проклятым, и как он скрывал свой дар, и избегал обнаружения надзирателем.
— После того, как я убил Ронни, а потом — надзирателя, — сказал Даниэл, — я начал думать, что моя жизнь кончена. Я взял его лошадь, и поехал в глубокие леса, думая, что лесные боги заберут мою жизнь в наказание за мои грехи.
— Но ты теперь здесь, — сказала Хэлэн. — Это было более пяти лет назад, и ты снова здесь, с нами. Что случилось?
Его сердце болело, но Даниэл уже решил не говорить им всей правды. И так уже было плохо, что он не мог остаться, но если бы они узнали о его мучениях, об убийствах, о ждущей его участи… это было бы для них слишком.
— Меня взяли в услужение к Лираллианте, одной из лесных богов. Именно она позволила мне вернуться, ненадолго, чтобы увидеться с вами. Чтобы я мог попросить прощения за всю совершённую мной несправедливость. Я ношу эту одежду не по ошибке — я теперь один из надзирателей.
Хэлэн улыбнулась, гордясь услышанным, и какое-то время они расспрашивали его вдвоём о том, каково ему живётся с лесными богами. По большей части он просто говорил правду, скрывая ужасные её части. Даниэл дал им знать, что был какое-то время вынужден жить голым, и что еда была ужасной, но не упомянул арену или рабство, бывшее единственной формой существования, известной жившим с Ши'Хар людям.
Также Даниэл не упоминал о том факте, что его жизнь скорее всего завершится вскоре после его возвращения.
Когда их вопросы начали иссякать, Даниэл начал задавать свои собственные:
— Как дела у Кэйт?
На миг они встретились взглядами, прежде чем его отец ответил:
— Многое случилось с тех пор, как ты ушёл…
— Она вышла замуж, — перебила Хэлэн, сразу переходя к самой сути.
Даниэл кивнул. Этого он и ожидал. В конце концов, прошло пять лет. Кэйт должно уже было исполниться двадцать один год, и в этом возрасте большинство женщин уже создавало себе семью.
— За Сэта вышла?
Алан снова заговорил, бросив на жену раздражённый взгляд:
— Да, они живут в том же доме, где она выросла. У них совсем недавно родился первенец, мальчик, в прошлом году.
Почему-то мысль о Кэйт с детьми от кого-то другого ранила больше, чем факт её замужества. Сэт был хорошим человеком, Даниэл это знал, и если уж пришлось отдавать её другому, то Даниэл его сам бы и выбрал, но мысль о том, что у неё дети…
«Я никогда не стану отцом», — подумал он, бросая взгляд на человека, которого уважал больше всех. «Я, вероятно, зачал сколько-то детей, но истинным отцом мне не быть никогда».
— А что её мать? — спросил он, вырвавшись из объятий своих тёмных мыслей.
— Э-э-э…, - неловко сказал Алан. — Они с Кэйт больше не ладят. Мать Сэта умерла, и Брэнда вышла за его папу. Она живёт с Оуэном, в доме Толбёрнов.
У Даниэла отвисла челюсть:
— Значит, Кэйт вышла за Сэта, а потом Брэнда вышла за Мистера Толбёрна?
— Ну, когда ты так это говоришь, звучит странно, — признала его мать, — но это случилось в разное время.
— Не думаю, что в этом было что-то неподобающее, — сказал Алан, — но Кэйт всё равно обиделась.
Даниэл был с ней согласен, но не стал об этом говорить:
— Что случилось?
— Она сказала своей матери, что больше не хочет её ни видеть, ни слышать, — ответила Хэлэн. — Они уже годы не разговаривают. А вот Сэт и его отец по-прежнему ладят.
— Думаешь, мне следует их навестить? — спросил он.
До этого момента он на самом деле не задумывался об этом, но теперь, узнав о замужестве Кэйт, ему внезапно пришло в голову, что внезапно снова вторгаться в её жизнь может быть эгоистично с его стороны. Может, лучше оставить мёртвых как есть.
Мать мгновенно избавила его от этой мысли:
— Не глупи! Конечно же тебе следует их навестить. Они с облегчением узнают, что ты жив. Не задерживайся дольше необходимого, и даже не думай о том, чтобы снова разжечь какие-то чувства, но твоему визиту они определённо будут рады.
— Возвращаясь к тому, что ты сказал ранее, Сын, — перебил его отец. — Ты сказал, что тебе позволено навестить нас ненадолго. Тебе правда необходимо вернуться? Неужели не можешь остаться?
Даниэл неловко опустил взгляд:
— Прости, Пап. Мне действительно надо вернуться. Мне дали лишь неделю.
— Но ты же сможешь снова нас навесить, верно? — настаивала его мать. — Когда-нибудь, в будущем…
Он сглотнул:
— Может быть. Но могут пройти годы…
Она похлопала его по плечу:
— Покуда мне есть, чего ждать, ждать я смогу. Мне просто нужно знать, что у тебя всё хорошо.
— У меня всё хорошо, Мам, — ответил он, пытаясь выдавить слова через вставший у него в горле ком.
— А девушка есть? — продолжила она. — Может, внучками нас наделишь?
Когда она спрашивала это, Даниэл заметил в её ауре лёгкий намёк на раздражение, как если бы она оставила что-то невысказанным, что-то явно её раздражавшее. «Быть может, она опустила слово «законными», когда упоминала внуков».
— Ну, была одна, леди по имени Амара, — сказал он ей, используя единственное имя, которое пришло ему в голову. — Думаю, я ей нравился, но не срослось. — Ему было нетрудно изображать печаль, произнося её имя, хотя причина этой печали весьма отличалась от того, на что он намекал.
После этого он начал пытаться отвлечь их внимание:
— Пап, почему бы тебе не дать мне позаботиться об овцах остаток дня? Мне не хватает моих прежних обязанностей. Вы с Мамой сможете уделить время другим заботам, а вечером мы ещё поговорим.
— Ну, предложение хорошее, Даниэл, но Лэйси тебя ещё не знает, — сказал Алан, напоминая ему об их новой собаке.
— Так познакомь меня с ней, — парировал Даниэл. — Я могу одолжить твой инструмент, мам? — кивнул он на висевшую на стене цистру.
Хэлэн улыбнулась:
— Рада, что ты всё ещё серьёзно относишься к музыке. Мне показалось, я видела цистру, притороченную к твоему седлу.
— Ту я сделал сам, — сказал он. — Прошло так много времени, было бы здорово сравнить её с настоящей цистрой. Я не совсем уверен, что сделал правильный инструмент.