— Я чувствую деревья, но они двигаются слишком медленно, чтобы быть в сознании… и тут есть что-то ещё, похожее на биение сердца.

— Они двигаются медленно, да, но они не спят. Их беседы длятся очень долго. Хранители знаний разбираются с тем, что требует немедленного действия. Однако я не уверена, о каком сердцебиении ты говоришь, — ответила она.

— Что именно представляют из себя эти хранители знаний? — спросил Даниэл, отложив на время вопрос о сердцебиении. Он слышал, как Тиллмэйриас однажды упоминал этот титул, но на самом деле не знал его значения.

— Как ты знаешь, при создании мы уже имеем необходимые нам знания, но это ещё не всё. Каждое дерево приносит плод, который мы называем «лошти». Лошти — хранилище знаний. Он содержит все воспоминания и всю мудрость, которые собрало дерево, как в детстве, так и во взрослой жизни. Ребёнок, съевший лошти, известен как хранитель знаний, и, в зависимости от того, от какого дерева он получил лошти, его знание может тянуться в прошлое на много поколений.

— А вы все становитесь хранителями знаний перед тем, как стать деревьями?

— Нет, — сказала Лираллианта, качая головой. — Когда мы пришли сюда, у Иллэниэл было менее двадцати хранителей знаний, а число хранителей знаний в других рощах было ещё меньше. После этого рощи быстро расширились, поэтому большинство новых взрослых произрастали из новых семян, из детей, которым никогда не давали лошти. Теперь же наш рост ограничен заменой тех великих деревьев, что умирают.

— Значит, большинство лошти сейчас происходят от деревьев, у которых нет долгой истории, — сказал Даниэл.

— Именно, а старейшины живут долго. Они не умирают от старости, и мы можем справиться с любой болезнью, если она появляется, — добавила она.

— Если вся пригодная земля уже занята, а старейшины не умирают, то как же молодые находят место, чтобы стать взрослыми? — удивился Даниэл.

— С тех пор, как земля была заполнена, более пяти тысяч лет назад, было лишь тридцать три случая смерти старейшин. Несколько смертей случились из-за ужасных бурь, но причиной большинства из них стали сдвиги земли. Нынешним детям придётся ждать очень долго.

Лицо Лираллианты не менялось, пока она говорила, и даже её аура оставалась прежней. Как обычно, её эмоции были такими же спокойными, как показывала её внешность.

— И сколько ты проживёшь, прежде чем… — Даниэл остановился, думая, что этот вопрос может быть щекотливым.

Лираллианта спокойно посмотрела на него:

— Прежде чем что?

Безмятежное выражение её лица заставило его решиться. Для него было бы более необычным найти тему, которая расстроила бы её, нежели обратное. Даниэл продолжил:

— Прежде чем ты умрёшь? Если у тебя не будет шанса стать взрослой, будешь ли ты стареть?

— Семя внутри нас помогает поддерживать наши животные тела, — ответила она. — Мы не стареем так, как люди. Большинство детей, с которыми ты встречался, уже прожили сотни лет.

Родители учили его, что это — плохой вопрос, но Даниэла поразила странность его ситуации. «Неужели она может быть настолько старой? Выглядит она не старше меня». Его лицо дёрнулось, но он не разомкнул губ. Даниэл снова раскрыл рот, но остановился, не зная, как действовать дальше.

— Ты хочешь знать мой возраст? — спросила она, одарив его очередной полуулыбкой.

Даниэл кивнул.

— Мне сейчас девять.

Его брови сошлись от испуга. «Значит, когда мы с ней встретились, ей было около четырёх лет. Какого чёрта?»

— Я была создана для замены одного из детей, потерянных в результате несчастного случая. Мы регулируем число наших детей также тщательно, как число взрослых, — сказала она, неправильно поняв его вопрос.

— Ты определённо не выглядишь на девять, — наконец сказал он, не в силах сдержать своё изумление.

— Я уже говорила тебе, мы рождаемся со всем знанием и всеми способностями, которые нам потребуются. В это входят и наши тела — мы полностью сформированы, когда нас отпускают деревья-матери, — объяснила она. Затем она добавила: — Прежде, чем ты спросишь — да, я самая младшая из всех. Среди Иллэниэлов сейчас нет детей, которым не исполнилось хотя бы века. Я не уверена насчёт других рощ.

«Я пришёл в лес умереть, а вместо этого наткнулся на самую молодую представительницу до невозможности старой расы. Она, вероятно, была единственной, кто настолько молод, чтобы по ошибке взять в качестве «питомца» дикого человека». Кто-то иной посчитал бы себя счастливчиком, но Даниэлу это показалось вступлением для несчастной судьбы. Вместо этого он вспомнил одиночество, которое он испытывал, прерывавшееся ужасными наказаниями Тиллмэйриаса. «Знай я, что ждёт меня впереди, я бы заставил её тогда убить меня».

Теперь же он не был так уверен. Жизнь с Лираллиантой нисколько не была похожа на его жизнь в Эллентрэа. У Даниэла были беседы, и музыка, и еда постепенно улучшалась.

— Мы в пути весь день, а ты всё ещё не видел всех границ, — напомнила она ему.

— С лошадьми мы могли бы управиться быстрее.

— Время — единственное, чего у меня в достатке, — без всякого выражения сказала Лираллианта, но Даниэл заметил короткую вспышку того, что в человеке он мог бы счесть меланхолией.

— Ты слишком молода, чтобы казаться такой скучающей, — ответил он.

— Даже девять лет могут показаться обузой, когда мало что меняется, — выдала она.

«Быть может, есть и недостаток в том, чтобы рождаться со знанием. Половина веселья молодости — познавать новое», — подумал он про себя.

— Ну, теперь здесь есть я, — сделал наблюдение Даниэл.

— Твоя музыка была бальзамом для моей души. Ты поиграешь мне снова этим вечером? — Она каждый день задавала этот вопрос.

Даниэл гадал, почему она спрашивала. Он ведь не мог ей отказать. Даниэл был полностью в её власти. Он гадал, осознавала ли она этот факт. Быть может, она могла об этом забыть.

Позже, когда они насытились, и вернулись на платформу, о которой Даниэл начал думать как о «своей», он снова играл для неё. Когда он закончил первую песню, Лираллианта заговорила:

— Ты сыграешь ещё ту песню из твоего видения? Которую ты играл в день, когда умерла та жен… Амара, — спросила она. То, что она не забыла назвать безымянную слугу её именем, было свидетельством её усердия. Во время их первых нескольких разговоров это было для Даниэла больной темой. Теперь она использовала это имя, чтобы не расстраивать его, хотя для неё эта смерть не имела особого значения.

— Причитание Даны? — спросил он для ясности, не обижаясь на её бесцеремонность. Он усвоил, что хотя Лираллианта была чрезвычайно чувствительной для Ши'Хар, она всё ещё не была способна полностью осознать, что такое горе.

— Думаю, именно так ты её и называл.

Даниэл вновь поразился тому, как чисто она говорила на бэйрионском. Хотя его понимание эроллис быстро улучшалось, его способность говорить на этом языке развивалась более медленным образом. Байовар хвалил его, но Даниэл видел, что, по мнению Ши'Хар, ему следовало учиться быстрее.

— Мне не нравится играть её слишком часто, — признался он.

— Почему нет?

— От неё мне грустно.

Лираллианта слегка склонила голову набок, напоминая Даниэлу его пса, Блю, когда тому было любопытно.

— Она заставляет тебя вспоминать о твоей семье?

О семье он уже упоминал прежде — хотя Даниэл потерял надежду на то, что она когда-либо поймёт, почему он был так сильно привязан к другим людям.

— В какой-то мере, но она также напоминает мне о других моих потерях. — Воспоминание о зелёных глазах заставило его моргнуть.

— Сыграешь её? — спросила она, не смутившись его явной печали.

— Когда ты слушаешь со мной, становится только хуже, — сказал он ей.

— Почему?

Даниэл решил сказать ей всё как есть:

— Такая музыка предназначена для того, чтобы позволить людям разделять друг с другом печаль, чтобы черпать в этих переживаниях силу и получать поддержку. Когда ты слушаешь её со мной, я вспоминаю о том, насколько я одинок, потому что ты не понимаешь печаль и потерю в этой песне.