Вместо этого он позволил случаю и судьбе нести себя, не планируя ничего, но никогда не упуская подвернувшуюся возможность. С течением месяцев список его тайных встреч стал слишком длинным, чтобы Даниэл мог его запомнить. Он стал разборчивым, выбирая женщин Колна так, как некоторые люди выбирают яблоки на дереве, ища гладкую кожицу и здоровый румянец.

С каждым свиданием он находил себя ещё более пустым, чем прежде, и подсознательно развил внутри ненависть к самому себе, не позволяя ей однако вылезать на свет своих сознательных мыслей. Единственным, что притупляло боль, было предвкушение следующего свидания, следующей победы.

Некоторые из них стали одержимы, даже доходя до того, что пытались устроить на него засаду, когда он был один. В целом он терял интерес после второй или третьей «встречи», но его особый навык всегда оставлял в них желание получить ещё. Он обнаружил, что мог доводить женщину до высшей точки страсти практически одним лишь взглядом, даже если решал не вкушать её лично.

Однажды он проверил предел этой своей способности, раздразнив Эмили Банкс, сестру Ронни, до глубочайшей агонии страсти после всего лишь пятнадцати минут, в течение которых они только и делали, что целовались. Он оставил её дёргающейся и стонущей под деревом позади дома её родителей, даже не утрудив себя задрать ей платье. Даниэл и так уже успел распробовать её за неделю до этого, поэтому ему больше не было любопытно, что она под этим платьем скрывала.

С каждым прошедшим увлечением его душа ещё чуть-чуть умирала, постепенно становясь всё более серой и пустой. Он стал меньше заботиться о других, а о себе вообще перестал. По городу поползли слухи, но он не мог собрать в себе достаточно сил, чтобы проявить к этому интерес.

Всё это время его мысли неминуемо возвращались к Кэйт, примерно так же, как нельзя удержаться от того, чтобы не потрогать больной зуб. В редких случаях, когда он натыкался на неё, его сердце пронзала свежая вспышка боли, напоминая ему, что он, быть может, был не таким мёртвым, каким считал себя, но Даниэл отказывался приближаться к ней.

Кэйт попыталась поговорить с ним однажды, когда он проезжал мимо неё, но он отказался с ней говорить. Единственным даром, который он мог ей дать, было не позволить ей ещё больше запятнать себя знакомством с ним.

В конце концов он услышал от одной из женщин, с которой сходился, что Кэйт начала встречаться с Сэтом То́лбёрном. Эта новость не стала неожиданностью, но всё равно причиняла боль.

Сегодня он следил за овцами своего отца, играя музыку, пока солнце вяло ползло по летнему небу. Дни вроде этого были для него бальзамом. Вдали от людей его грехи и проступки казались далёкими. Здесь он чувствовал покой жизни простого пастуха, и пытался выразить это через струны своей цистры.

Его разум был раскрыт, чувствуя и пробуя мир на расстояние наверное мили во всех направлениях. Он научился быть осторожным. За несколько дней до этого он встретил присутствие, которое, как он знал, наверняка было надзирателем, снова открывшем на него охоту. Аура надзирателя была яркой, сияющей мощным светом, какой Даниэл никогда не видел в своих родителях или в горожанах Колна.

Свет был ключом. Он знал, что сам наверняка испускает такой же, и за прошедшие месяцы Даниэл усовершенствовал способность контролировать свою собственную силу. Вначале он закрывал свой разум, заставляя себя казаться не более чем обычным человеком, но теперь он мог работать более тонким образом, приглушая свой собственный свет, и одновременно продолжая держать свой разум открытым, что позволяло ему видеть окружающий мир его особым образом.

Он также подозревал, что, возможно, надзиратель не мог его ощущать на таком же расстоянии, на каком он сам мог ощущать надзирателя. Иначе его первые эксперименты привели бы к его поимке.

«Лесным богам придётся послать более одного слуги, если они желают меня поймать», — самодовольно подумал он.

Надзиратель направлялся к Колну, уже миновав дом Сэйеров. Он так и не заподозрил, что предмет его охоты наблюдал за ним всё это время.

Легко пройдясь по этой местности, Даниэл заметил Кэйт на склоне холма позади её дома. Она сидела на скале, откуда открывался вид на реку. Даниэл продолжил играть, гадая, о чём она могла думать. В такие дни он часто замечал её там, неподвижно и тихо сидящей на крыльце. Он полагал, что она, должно быть, думала, но не мог догадаться, о чём именно. Он лишь мог надеяться, что не о нём.

По крайней мере, так он говорил себе.

Даниэл подозревал, что оттуда ей было слышно его музыку, и, вопреки самому себе, всегда играл, когда она выходила. Он втайне чувствовал, будто музыка каким-то образом становилась мостом через разделявшее их расстояние, создавая узы, которые могли переступить даже через тьму его души, но Даниэл никогда не рассматривал эти чувства напрямую. Он скрывал их даже от себя, всегда сосредотачиваясь на самой музыке.

Новая фигура появилась, двигаясь со стороны дома Сэта Толбёрна. Этому человеку понадобилось почти полчаса, чтобы покрыть расстояние до дома Кэйт, но по мере его приближения к холму Даниэла тот узнал своего бывшего друга. Это был Сэт, собственной персоной.

Даниэл начал было гадать, с каким поручением Сэт мог идти, но быстро осознал, что не хочет этого знать. Сэт остановился, и сошёл с тропы рядом с порогом Кэйт, подойдя, чтобы усесться рядом с ней.

Даниэл закрыл свой разум. Он не хотел их видеть. Внутри него боролись гнев и скорбь. Убрав руки с цистры, он перестал играть. Будь он проклят, если будет исполнять им серенаду, пока они целуются или обмениваются символами любви.

«Ты уже проклят», — снова подумал он про себя. Тут на него накатил внезапный порыв, желание послать вспышку странного света в небеса, создать маяк. Это наверняка даст надзирателю знать о его местоположении. Сделать это будет так просто.

Он удержался от этого порыва, вместо этого застыв, молча. Закрыв в дополнение к своему разуму собственные глаза, он прислушался к тихому шёпоту ветра в траве, время от времени прерываемому блеяньем одной из овец. Блю сидел рядом с ним, создавая Даниэлу комфорт своим присутствием.

Какие бы грехи Даниэл ни совершал, Блю был абсолютно верен. Его ценности были просты, и в его глазах Даниэл не мог поступать неправильно.

«Если бы только люди были как собаки».

Резкий вскрик прорезался сквозь тишину его мыслей. Кричала Кэйт.

Снедаемый любопытством, но не особо тревожась, Даниэл снова раскрыл свой разум, и с удивлением увидел, что Кэйт и Сэт были уже не одни. К ним присоединились трое его самых нелюбимых людей — Ронни Банкс, Астон Хэйс и Билли Хэ́джэр. Они, наверное, пришли со стороны Колна, иначе бы он заметил их до того, как захлопнул свой разум.

Трое молодых людей рассредоточились, образовав маленький круг с Кэйт и Сэтом в центре. Их позы были напряжены, и они постоянно двигались, переступая из стороны в сторону. Назревала драка.

— Блядь, — сказал Даниэл. Всё это не было его проблемой. С технической точки зрения, они с Сэтом даже друзьями больше не были, а Кэйт определённо не была его девушкой.

«Они, наверное, просто помотают их немного. Поколотят Сэта, и опозорят его у неё на глазах, как со мной сделали». Однако даже думая это, он гадал, так ли это. Те события были два года тому назад, и теперь они были старше. У взрослых людей не было основания вести себя как хулиганы.

«А что если они сделают что-то другое?»

Он увидел, как Сэт поднял кулаки, сигнализируя свою готовность к драке. Ронни подошёл ближе, осклабившись. Ронни был самым крупным из троицы, ростом почти с Даниэла, и был старше Сэта на два года. Ничего честного в этой драке не будет.

Смеясь, он отскочил в сторону, когда Сэт попытался ударить его, и в это же время Билли подступил сбоку, и нанёс удар тяжёлым суком. Удар пришёлся на висок Сэта, и тот упал, безвольно осев на землю. Это был нелицеприятный удар, безжалостный и нечестный. Таким ударом можно было убить человека.