Однако я позволил Питэру читать письма, чтобы убедиться, что я не упустил ничего архиважного. Как только он сказал мне, что в них не было никаких приказов или повесток, я их сжёг. Обсуждать с ним их содержимое я потом также отказался. Я пока не был готов раскрыть свой сердце.

В обычных обстоятельствах Пенни оказала бы смягчающее воздействие, но в этом деле она была злее, чем я когда-либо мог быть. Будь её воля, мы бы начали гражданскую войну. Она всегда имела некоторую склонность меня защищать, но теперь… она перешла на совершенно новый уровень. Я начал избегать любых упоминаний столицы, Ариадны, любых дворян… и этот список всё рос. Одно единственное упоминание часто вызывало с её стороны взрыв едкой брани.

Сразу же после нашего возвращения я использовал свою магию, чтобы сомкнуть кожу на своих ранах, но не стал их исцелять. Вместо этого я позволил им залечиться самостоятельно, медленно и неидеально, что оставило мою спину располосованной шрамами, повторявшими шрамы на моём сердце. Пенни призывала меня их стереть, но я отказался:

— Некоторые вещи следует помнить, — был мой ответ.

Детям мы не рассказали, но близнецам уже перевалило за одиннадцать лет, и они оказались очень наблюдательными. Уверен, что в какой-то момент они выяснили правду, но так и не сказали мне ни слова. Я сказал себе, что однажды поговорю с ними, но этот день, похоже, так и не наступал.

Штраф, который на меня наложил Граф Уинфилд, в конечном итоге составил сотни тысяч золотых, а если точнее — сто шестьдесят три тысячи двадцать. Если поделить, получалось около восьми тысяч истреблённых людей. Денег мне было совсем не жалко, хотя я был весьма уверен, что многие из назвавшихся родственниками на самом деле имели очень отдалённое родство.

Этой суммы с лихвой хватало, чтобы меня обанкротить. Мне пришлось сделать заём в двадцать тысяч, на неблагоприятных условиях, чтобы полностью расплатиться. Роуз предложила мне попросить личного займа у короны, но я снова отказался встречаться с нашей новой королевой.

Радостным оказался тот факт, что Замок Камерон и, соответственно, город Уошбрук на самом деле получили очень мало повреждений. Это было хорошо, поскольку денег на ремонт у меня не было. С другой стороны, Арундэл и Ланкастер были в плохом состоянии. Люди из трёх соседних областей помогали друг другу отстраиваться заново, но мне нечем больше было помочь им в финансовом плане. Самое большее, что я мог сделать для Уолтэра и жителей Арундэла — это освободить его от налогов, которые он был должен мне за этот год. Конечно, из-за этого мне было сложнее выплатить свои собственные налоги, или даже расплатиться со своими собственными вассалами и слугами.

Питэр посоветовал мне попросить Королеву об освобождении от налогов на этот год, но я снова… легко вообразить, каков был мой ответ. И вообще, столице нужны были деньги — боевые действия нанесли немало урона дворцу и городу.

Вместо этого я стал делать деньги сам. На моих землях не было действующих шахт, но я, будучи архимагом, довольно легко смог убедить землю вывести желаемое мною на поверхность. Из её пылающего сердца я поднял чистое железо, придавая ему форму прутка прямо при его появлении. Я также поднял небольшое количество серебра и золота, придав ему форму слитков.

Их было бы легко превратить прямо в монеты, но это было бы преступлением. Вместо этого я продал металлы напрямую в дюжину различных городов. Поначалу я получал хорошую цену, но после нескольких ходок цены на железо и серебро упали, поэтому я остановился. Я всё равно уже заработал достаточно, чтобы расплатиться с долгами, и оставаться платёжеспособным ещё год или два.

Позже я обнаружил, что Граф Уинфилд сильно вложился в несколько шахт, и что в результате моих действий он потерял немало денег в том году, когда цены упали. Хотелось бы мне иметь возможность утверждать, что я заранее это знал, но это было просто удачным совпадением.

Поддержание изоляции стало отнимать больше усилий, когда пришло лето, а с ним — приглашение.

— Что это? — спросил я у Пенни, когда увидел изысканно украшенный конверт.

Она осклабилась:

— Приглашение на свадьбу.

Я немного подумал, зная, что это наверняка был кто-то, чей брак мы и так вскорости ожидали. Мой разум оставался безупречно чистым, каковой факт она поняла по моему пустому взгляду.

— Я знаю, что ты не настолько скудоумный, — сказала моя жена. — Дам тебе две попытки.

«Роуз?». Это вызвало внутренний укол боли. «Нет, так скоро этого быть не может, да и позже — вряд ли. Элэйн с кем-то встречалась? Может, Харолд…». Тут я вспомнил, что Харолд уже женился. Я ощутил облечение, когда память подсказала мне это раньше, чем я попытался назвать его имя. Пенни припоминала бы мне это всю оставшуюся жизнь.

— Я почти вижу, как из твоих ушей валит пар, — пошутила Пенни. — Осторожнее, а то сердце прихватит.

Я показал ей язык:

— Питэр! — сказал я наконец.

Она посмотрела на меня с полнейшим удивлением:

— Нет, и это лишь доказывает, насколько ты неосведомлён. Питэра не интересуют женщины.

— Правда? — спросил я, несколько удивлённый.

Она вздохнула:

— Это весь день займёт.

— Ты уверена насчёт Питэра?

— Он жил со своей сестрой почти всё время с тех пор, как они к нам присоединились. Он ни разу не показал ни капли интереса ни к чему кроме своей работы… И на этом я остановлюсь, ты явно почти ничего не замечал в плане его личной жизни.

А вот это она уже просто вредничала. Я решил прикинуться ещё более тупым, просто чтобы её рассердить:

— Когда ты говоришь, что он интересуется только своей работой… ты имеешь ввиду меня, так ведь?

Она презрительно уставилась на меня. Я явно не мог быть ещё тупее.

— Я пошутил, — признался я.

— Смеяться после слова «лопата»? — ответила она. — Ты всё ещё не выдал ни одной хорошей догадки.

— Подожди, ты сказала «он жил со своей сестрой почти всё время», так что, получается, Лилли выходит замуж? — спросил я, гордясь своей дедукцией. Если Лилли съезжала из покоев, которые они делили, то это должно было означать брак для одного из них.

— Она кое с кем встречается, — сказала Пенни, — но они пока не миновали стадию первых ухаживаний.

— Тогда я сдаюсь.

— Мойра Сэнтир! — объявила она с почти злорадным возбуждением.

— Чего-чего? — воистину удивился я. Я не только понятия не имел ни о каком закипавшем в её жизни романе, я даже не был уверен, что таковому следует быть. С технической точки зрения, она на самом деле не была человеком. Она была магическим разумом, копией давно умершей женщины, ставшей бессмертной благодаря наложенным на неё мною чарами, и получившей плоть и кровь из рук Гарэса Гэйлина.

— Тебя это совершенно застало врасплох, так ведь? — ликующе добавила Пенни.

Я утвердительно кивнул:

— Да, совершенно, но кто…?

— Гарэс.

— Что!? — чуть не выпрыгнул я из ботинок. — Это невозможно.

— Нет… — медленно произнесла Пенни. — Это весьма возможно. Вообще-то, это совершенно понятно.

Я отказывался в это верить:

— Он — жёсткий, колючий, холодный, и слишком много пьёт.

— Я что-то не припомню, чтобы я видела его слишком много пьющим, — прокомментировала моя жена.

— Это я выдумал.

Она пристально посмотрела на меня:

— Я удивлена. Я и не думала, что ты так отреагируешь. Ты в самом деле хочешь её защитить, а? Чтобы ты знал, она — взрослая женщина.

— Она — своя, — возразил я. — Я хочу для него самого лучшего.

— Гарэс ей хорошо подходит, — сказала Пенни. — К тому же кроме него поблизости больше нет людей, которым больше тысячи лет. У них много общего прошлого.

— Столетия общих страданий — едва ли основа для брака. Большинство сказало бы, что страдания — скорее результат брака, — остроумно отозвался я.

Её взгляд заполыхал:

— Ты действительно так думаешь?

«Наверное, если только я не научусь избегать глупых шуток».

— Нет, конечно нет. Я имел ввиду других людей, — сказал я, добавив хитрую улыбку, намекавшую на то, что я на самом деле имел ввиду нас. К этому моменту она уже поймёт, что я её дразнил.