Презрительно ухмыляясь, он послал ещё заклинательные плетения, чтобы уничтожить щиты вокруг пустых кругов, но у меня было достаточно времени, чтобы отключать их до столкновения. Я возвращал их обратно через миг после того, как заклинательные плетения исчезали.

Он наверняка был фрустрирован. Если он использовал заклинательные плетения, я не мог украсть его эйсар, но если он атаковал спонтанно и промахивался, я становился сильнее. Конечно, это если полагать, что он будет играть по моим правилам. «Скоро он начнёт эти правила менять».

Мал'горос не мог быть уверен, насколько быстро я мог телепортироваться, поэтому я готов был биться об заклад, что он предположит, что моя видимая позиция наверняка была иллюзией, если я находился под щитом. Рискнув, я убрал скрывавшую меня иллюзию, и развеял ложный образ, который я поместил один из других кругов. Если он использует заклинательное плетение, то я, наверное, успел бы телепортироваться, но если он попробует спонтанную атаку, то я знал, что сбежать вовремя я не успею.

«Но ты ведь не хочешь этого делать, так ведь? Ты будешь фокусироваться на пустых кругах». Мои мысли были наполовину желанием, наполовину предсказанием. Было вполне возможно, что он раздавит меня как муху, если его логика была выстроена иначе.

— Думаю, с меня довольно. Я устал от этой игры, — сказал Мал'горос. Вытянув руки, он отправил во все стороны линии заклинательного плетения, пока не стало казаться, что оно вот-вот закроет небо. По мере расширения его силы синева сменилась абсолютной чернотой от горизонта до горизонта, заполняя воздух над нашими головами на расстояние, которое трудно было осознать.

Он одарил меня очаровательным взглядом:

— Теперь, когда мы знаем наше положение, давай посмотрим, где находишься ты, — произнёс он, и ударившая из его тела вспышка сырой силы, мигом уничтожила все мои окружённые щитами круги. Свой собственный я усилил, что не позволило ему полностью смести меня, но остальных теперь не стало. Поток эйсара потёк через моё сито-заклинание. Я отчаянно впитал всё, что мог, но знал, что этого не хватит.

Указывая на меня тонким пальцем, он проворковал:

— Вот теперь-то ты и показался.

Я стоял в своём одиноком круге, в сотне ярдов от него. Моя сила была гораздо выше, чем в начале, но любой обладавший хоть каким-то магическим взором смог бы увидеть, что между нами по-прежнему была разница. Моих кругов не стало, и мне больше негде было прятаться. «Ситуация вот-вот станет болезненной», — предположил я.

— «Будет больно».

— Я уже сказал это, — упрекнул я свой внутренний голос.

— «Ну, это стоило повторить», — ответил он.

Собрав всё, что у меня было, я влил свою силу в защитное кольцо вокруг себя. Висевшее в небе кошмарное заклинательное плетение Мал'гороса начало сжиматься, уменьшаясь всё быстрее и быстрее. Сжимающийся комок тьмы — и я находился в его центре.

Когда он достиг меня, я потерял сознание, что было интересным само по себе. Как правило, бессмертные существа не теряют сознание. Сминающая сила, уничтожившая мой щит, должна была причинять мне боль, но она полностью захлестнула мои чувства, оставив меня плыть на волнах тёмного небытия.

Мои чувства вернулись ко мне слишком быстро, и обнаружил, что застрял в чёрной сфере, или, по крайней мере, мне казалось, что это была сфера. Я не мог особо ничего сказать о ней кроме того, что сминающее давление, которое она, похоже, оказывала на меня, шло со всех сторон. Я никогда прежде не испытывал ничего настолько клаустрофобного, не говоря уже о том, что это было больно и неприятно.

— «За себя говори», — вставило моё внутреннее «я».

Давление ослабло на миг, и в мой мир начал пробиваться свет. Моё тело лежало там же, где было прежде, оплетённое упругими лентами очень мощного заклинательного плетения Ши'Хар. Ленты были покрыты шипами, и из-за оказываемого ими давления они были менее чем приятными.

Очень немногие части моего тела были открыты, в основном — мои глаза. Прекрасное лицо моего врага смотрело вниз, находясь лишь в футе от меня.

— Уверен, ты уже начинаешь чувствовать себя глупо, так ведь? — сказал он мне дружеским тоном.

Я попытался заговорить, но рот мой тоже был стянут, поэтому вместо этого я скосил глаза, надеясь, что это передаст ему моё презрение в отношении его мнения. Поглазев на меня несколько секунд, он снова вернул мне доступ к моему рту.

— Тебе пришлось вспахать половину долины а также покрыть чёрт его знает сколько неба своим эйсаром, чтобы меня подавить, — сказал я ему. — Тебе это наверняка не пришлось по душе.

— Мы с тобой будем вместе очень долго. Возможно, тебе стоит подумать о том, как твои слова повлияют на твоё будущее, — проинформировал он меня. Протянув руку сквозь шипы, будто те были нематериальными, он вонзил свою ладонь мне в живот.

В эти дни физическая боль для меня была практически невозможна, но он делал нечто совершенно иное. Когда он рывком высвободил руку, она вернулась с светящейся пригоршней концентрированного эйсара. Я закричал.

— Сегодня мы научим тебя новому виду агонии, Мордэкай, — сказал он спокойным тоном.

Следующая горсть, которую он забрал, была ещё менее приятной, а поскольку властен я был только над своим голосом, я влил в него всё, что у меня было, испустив крик боли, который превратил бы его голову в студень, будь он смертным.

Он дёрнулся — это почти не улучшило моё настроение, но с чего-то надо было начинать. Лозы снова закрыли мне рот. Режа и раздирая меня, он вырывал из меня мою сущность большими и маленькими кусками. Это был духовный эквивалент потрошению человека, а потом поеданию его органов у него же на глазах.

Неспособность умереть иногда была по-настоящему проблематичной.

Процесс мог бы быть менее неприятным, или, по крайней мере, не вызывать боли. Я начинал по-новому ценить человечный метод, который шиггрэс использовали на своих жертвах. Даже моя борьба с Чэл'стратэком не была настолько скверной.

После того, как он ослабил меня наполовину или больше, Мал'горос снова позволил мне говорить, и я воспользовался этой возможностью, чтобы неконтролируемо рыдать. Глубоко внутри я его ненавидел, а ещё глубже — хотел ответить остроумной ремаркой, чем угодно, лишь бы прикрыть стыд и унижение того, что он делал со мной. Но агония одержала верх над тем, что осталось от здравия моего рассудка.

— Я оставлю тебя себе навсегда, — сказал мне Мал'горос, — поскольку у меня нет ключа к заклинательному плетению, которое тебя поддерживает. Но не волнуйся — ты будешь моим самым любимым питомцем.

Он вернулся к своему ужасному пиру, но одна ясная мысль приносила мне толику удовлетворения. «Питэр, поспеши».

Я полностью потерял ощущение времени.

Заняло у него это минуты или часы, я не мог быть уверен. Мне это казалось вечностью. От меня мало что осталось. Мал'горос поглотил всё, кроме всё ещё сковывавшей меня мёртвой плоти. Шипы исчезли, но я был слишком слаб, чтобы двигаться. Во мне остался только эйсар от заклинательного плетения, которое поддерживало меня — проклятая магия, связывавшая душу подлинного Мордэкая, и удерживавшая меня в моём проклятом, неумирающем состоянии.

Моё сознание начало угасать, слишком слабое, чтобы поддерживать себя, пока я смотрел вслед уходящему Мал'горосу.

— Позже я найду тебя, — сказал он, уходя, — …через неделю, или через месяц, или год… когда мне станет скучно. А пока мне ещё многое нужно сделать.

Я отчаянно хотел заговорить, но мои губы отказывались шевелиться.

Он остановился, глядя на меня с жалостью:

— Я иду завершить начатое. Твоя семья, твои люди, твоя раса — все они… ты понимаешь?

Я не мог кивнуть, но мои глаза, наверное, показали ему мои чувства.

— А когда я закончу с этим, останемся только ты да я, и другие, подобные нам. Я, возможно, позволю новым Ши'Хар, которых ты любезно вернул к жизни, продолжать существовать, если они смогут найти способ освободить нас. Это — на самом деле твоя единственная надежда. В противном случае я их тоже уничтожу, а потом нам просто придётся забавлять друг друга очень, очень долгое время.