Силу самого взрыва я удержал, осторожно впитывая её. Я сомневался, что её хватит, чтобы что-то изменить, но решил, что не буду отбрасывать никакую возможность. Чем больше у меня было силы, тем с большей вероятностью я смогу пережить то, что мне предстоит.

«Уже шесть или семь Сэлиоров», — подумал я про себя, оценивая то, что у меня должно быть после отъёма эйсара у Чэл'стратэка. «Мал'горос, наверное, имеет больше сорока, может быть даже пятидесяти».

Мой опыт в Албамарле научил меня одному. Люди складываются. Я там убил несколько тысяч человек, забрав их жизни наиболее прямым из всех возможных способов. Хотя каждый напитывал меня лишь немного, в совокупности количество их эйсара было значительным.

— «Это началось, когда я сразил армию Гододдина», — сказал мой внутренний наблюдатель. — «Погибло тридцать тысяч человек, а потом их семьи забрал Мал'горос».

Тогда-то мой враг и стал слишком могущественным, чтобы его можно было остановить. Именно это дало ему силу, которая была ему необходима, чтобы победить своих собратьев, и забрать их силу себе.

— Мне придётся убить половину мира, чтобы набрать силы для победы над ним, — сказал я себе, и на миг мой разум всерьёз задумался над этим.

— «Нет», — возразила моя совесть, — «всё закончится здесь».

Как обычно, моя совесть была убийцей радости.

Затем я вспомнил о Питэре:

— Да нам всё равно от этого не уйти. Я теперь существую на заёмное время, — сказал я вслух. Эта мысль почему-то улучшила моё настроение — что бы ни случилось, моя роль во всём этом скоро закончится. Конец был близок.

Наличие впереди конечной остановки дало мне некоторого рода силу.

— Я свободен провести следующие где-то пятнадцать минут так, как только пожелаю, — сказал я, чтобы укрепить эту мысль. Пенни и дети промелькнули у меня в мыслях. Моим первым желанием было бы увидеть их в последний раз. — Но это — не вариант. Некоторые двери уже закрылись.

Я начал ощущать приближение Мал'гороса, он летел не торопясь. Он не спешил. «Наверное, наслаждается этим мигом… мудила». Тут мне пришла в голову мысль, и я потянул руку к своим мешочкам. Их не стало. Моей брони тоже не стало. Разрушение стазисных чар сожгло всё, что на мне было.

Я стоял голым.

— Мать твою, — выругался я, скорее из-за неудобства, чем из-за возможного смущения. В этих мешочках было полно полезных инструментов, особенно — мой серебряный стило, а в данном случае — мой посох.

Одно из удобств силы в том, что когда она у тебя исчисляется в Сэлиорах, некоторые чрезвычайно затратные применения оной силы больше не являются такими уж важными. У меня было достаточно силы, чтобы просто производить предметы, создавая их из чистого эйсара. Однако я всё ещё не хотел тратить эйсар зря.

Лёгкая иллюзия предоставила внешнее подобие одежды. «Несомненно, Пенни будет жаловаться на мой выбор», — подумал я, тихо смеясь. Она часто возражала против моего чувства стиля — в основном потому, что у меня этого чувства на самом деле не было.

По своей прихоти я сменил камзол и рейтузы, которые поначалу выбрал, на простой домотканый халат. Я подумал было оставить просто набедренную повязку, но это показалось немного глупым.

Манипулируя ветром, я поднялся на сотню футов, чтобы оглядеть землю внизу. Несмотря на мои усилия, взрыв сравнял всё с землёй примерно на четверть мили во всех направлениях. Я задумался, сколько скота потеряло свои жизни. «Подумай об овцах!». Я чуть не начал хихикать. Я чувствовал, как края моего разума уносились вдаль.

Приложив сознательное усилие, я сосредоточил своё внимание.

— «У тебя есть лишь несколько минут, не трать их зря, теряя рассудок», — предостерёг мой воображаемый друг.

Я согласно кивнул. Я ответил бы мысленно, но я беспокоился, что он будет сбит с толку, поскольку наши мысли звучали одинаково. «Или, быть может, его сбить с толку не так просто, как меня?»

Качая головой, я раскрыл свои ладони, и вообразил, что мои пальцы — рунные каналы. С этими чарами я был знаком очень близко, поэтому много усилий это не потребовало. Глядя вниз, я увидел, что пальцы вытянулись, и каждый из них был окружён идеально встроенными рунами. «Это должно сработать», — заметил я.

Затем я начал чертить.

Я всё ещё был на высоте в минимум сотню футов, поэтому земля внизу была подобна огромному чистому листу. Чертить линии с моего положения было гораздо проще, чем я ожидал. Я чертил прямые и круги, обрамляя их символами и геометрическими формами. Было похоже на рисование пальцами.

— «Это — полнейшее безумие», — сделал наблюдение мой более разумный двойник.

— Только если ты ожидаешь выжить. Я просто веселюсь, — сказал я ему.

— «Ну, его это точно выведет из себя», — пришла ко мне мысль, сопровождавшаяся улыбкой.

Мал'горос выглядел гораздо лучше, чем я его помнил. Он отказался от рогов и дополнительных конечностей ради простого человеческого облика. Единственной экстравагантностью, какую мне было видно, была милая пара крыльев цвета слоновой кости. В свете утреннего солнца они сияли почти радужными отблесками.

Он подлетел ко мне со знающим выражением на лице — его чувство самодовольного удовлетворения было настолько сильным, что я ощущал его в воздухе как осязаемую силу.

— Ты хорошо выглядишь, — сделал я ему комплимент.

— Ты тоже, — ответил он сквозь сверкающе белую улыбку. — Хотя мне особо нечего сказать насчёт твоего вкуса к одежде. Это что, следствие какого-то прежде невиданного смирения? Я и не думал, что ты такой скромный.

Его ремарка спровоцировала толику рефлексии:

— Я думаю, быть может, халат — отражение моего любимого представления о себе, — ответил я.

— Жрец-послушник? — в шутку спросил он.

— Нет. У меня в жизни было много ролей и титулов. Я был крестьянином, дворянином, и даже, недолго, королём, — сказал я.

— А богом? — подал мысль Мал'горос.

— Полагаю — да, но я о себе так не думаю, — объяснил я.

— Тогда что?

— Я думаю, моей любимой ролью был отец и муж, но я больше не могу претендовать на неё. Архимаг был весьма интересным, но моя трансформация в нынешнее моё состояние лишила меня этой роли. Это — лучшее, что у меня осталось, — таинственно ответил я. Уверен, его это раздражало не меньше, чем всегда раздражало меня. За прошедшие годы я сражался со множеством многоречивых злодеев. Теперь пришёл мой черёд.

— Идиот?

Я вздохнул. Ну вот надо же было испортить момент.

— Волшебник, — раздражённо сказал я. — У меня остались лишь ум и магия.

— Первого у тебя вообще нет, а второго — слишком мало, — сказал мой прекрасно красивый враг. Он сопроводил своё оскорбление пробным выбросом силы.

Тот без всякого вреда отскочил от защитных чар, которые были высечены на земле подо мной.

— Ты зря тратишь время на эти каракули, — пожаловался он, посылая в меня более мощный заряд.

На этот раз его магия имела форму заклинательного плетения, что делало её гораздо более мощной. Воздух затрещал вокруг моего щита, когда оно обожгло его, но мои чары выдержали.

— Мои каракули — это для тебя слишком? — сухо спросил я.

Его ответная улыбка была почти дикой:

— Я просто разогреваюсь. Мы же не хотим, чтобы всё закончилось слишком быстро, — сказал он. Очередной удар был нанесён внезапно, без предупреждения или каких-либо признаков собирания. Это было не заклинательное плетение, но одна только сила удара мгновенно расколола мой щит.

Я засмеялся над ним с другой точки, стоя в ином кругу в шестидесяти ярдах справа. Меня окружал новый щит.

— Ну, я думаю, что это вряд ли произойдёт, если только ты в течение следующих нескольких минут не поумнеешь, — поддел я.

К его чести следует сказать, что он не огрызнулся на меня сразу же. Вместо этого он тщательно осмотрел меня, гадая, что за хитрость я применил. Ландшафт был покрыт волшебными рунами, линиями и кругами. Я делал ставку на то, что мой противник понятия не имел, что они означали… или, что важнее, какие из них были просто тарабарщиной.