— Никто никогда не мог перемениться обратно, зайдя настолько далеко, — нехотя ответила она.

Слёзы свободно потекли у Роуз из глаз, но она отказывалась отчаиваться:

— Не важно. Ты — всё ещё мой Дориан. Мы любим тебя, чтобы ни случилось, — проговорила она, а затем она удивила их, шагнув в руки голема, прижавшись головой к его груди, пока он мягко обнял её и свою маленькую дочь. Грэм тоже бросился вперёд, обхватив твёрдую талию своего отца руками.

Мир приостановился, и у всех глаза были на мокром месте, но когда затуманившийся взгляд Пенни прояснился, что-то изменилось. Существо, которое обнимали Роуз и её дети, больше не сверкало кристаллической идеальностью — его контуры несколько смягчились. Прямо на её глазах его голова стала меняться, становясь человечнее и обретая цвет. «Он меняется!»

Мойра Сэнтир следующей заметила это, ахнув:

— Это невозможно.

Дориан теперь выглядел как статуя, высеченная из розового гранита, если бы скульптор был мастером. Черты его лица были тонкими и идеальными, и теперь на его голове даже появилось что-то вроде высеченных волос.

Но даже пока её глаза видели это чудо, Пенни не могла не вспомнить своё собственное воссоединение с Мордэкаем более года тому назад… после его трансформации. Её сердце сжалось от боли и вины. «Я не знала. Я не могла знать. Я думала, он умер». Но теперь она знала, что это не так. Хотя её муж действительно умер, какая-то часть его осталась. Его благопристойность осталась, а Пенни его отвергла. «Что могло бы случиться, если бы я отреагировала как Роуз?».

Этот миг закончился глухим скрежетом, когда каменная дверь, отделявшая туннель с пандусом от Мировой Дороги, опустилась, заперев их внутри.

— Кто-то что-то сделал?! — встревоженно спросил Стефан Малверн.

— Нет, — прямо ответила Ариадна, — лишь человек с управляющим жезлом может открывать и закрывать здесь двери, если только кто-то не занял управляющую комнату в башне.

— А где управляющий жезл? — спросила Элиз Торнбер.

— Насколько я помню, последним он был у моего отца… — сказала Ариадна, прежде чем внезапно закончить: — …Трэмонт! Это была ловушка! Он знал, что мы попытаемся пройти здесь. Надо двигаться. Ещё есть шанс, что он пока не закрыл все выходы.

Они побежали вперёд, в спешке забыв обо всём остальном. Трансформация Дориана на этом остановилась, оставив его с внешностью идеально высеченной гранитной статуи. Ни у кого из них не было времени думать об этом.

Питэр Такер заговорил, пока они двигались по подземной дороге форсированным маршем:

— Первые ворота слева будут вести в Ланкастер, если они открыты.

— Я вижу впереди свет, идущий сбоку, — подал голос Иган.

Дополнительный свет, о котором он говорил, был менее чем в сотне ярдов от них.

— Может, Трэмонт не знает, что у него есть возможность затопить туннель, — в открытую подумал Питэр.

— Скорее ему просто нравится играть со своими жертвами, — объявил Сайхан, прежде чем закричать: — Осторожно спереди!

Крупные силуэты полились на дорогу впереди них, входя через ворота Ланкастера. Потребовались считанные секунды, чтобы догадаться по их странным очертаниям и формам, что они столкнулись с новой группой павших тёмных богов.

Освещение было достаточно хорошим, чтобы легко пересчитать приближавшихся врагов, если бы на это хватало времени.

— Их тут, наверное, двадцать, не меньше, — сказала Принцесса похолодевшим от отчаяния голосом.

Сзади послышался глухой рык, а вслед за ним — встревоженный вскрик Роуз:

— Нет, Дориан!

Оттолкнув её, каменный воин бросился вперёд. Он указал рукой на Сэра Игана, затем на Пенни:

— Давайте… следом, — произносил он с большим трудом, но его жесты были ясны, когда он показал ими, что в их наступлении Пенни следует занять позицию слева, а Игану — справа.

На ходу от Дориана пошли волны тепла, и воздух задрожал. Оглянувшись, он махнул Пенни и Игану руками, чтобы они держались подальше, поэтому они увеличили своё отставание с десяти футов до двадцати. Тело Дориана вернуло себе стеклянистый вид, и снова обрело растущие из рук длинные лезвия, ставшие ещё длиннее, и новые острия появились на его коленях и локтях — даже на черепе у него вырос смертоносный рогоподобный клинок.

«Он и в размерах увеличился», — заметила Пенни, перейдя на лёгкий бег, чтобы успевать за его ускоряющейся походкой. Друг её детства стал ростом ближе к девяти футов, по её прикидкам.

Остальная часть их отряда замедлила ход, позволяя себе оторваться от их «авангарда». Лицо Сайхана было олицетворением сдержанного страдания, но Ариадна проигнорировала его, и продолжила отдавать череду коротких приказов, скорее чтобы утихомирить отряд и поддерживать спокойствие, а не для приведения в действие какой-то стратегии. Глубоко внутри она гадала, зачем вообще утруждает себя, ибо перед лицом такого большого числа могучих врагов со столь немногими способными защитниками у них было мало надежды. Логика подсказывала, что им осталось жить несколько минут, если не несколько секунд. «Потому что он поступил бы так…» — молча сказала она себе, думая о своём отце — «…потому что я — дочь моей матери, я — Ланкастер, и дочь короля».

Впереди основного отряда, уже более чем в тридцати футах, Дориан с захватывающей дух свирепостью столкнулся с первым из павших тёмных богов. Прыгнув вперёд, он во мгновение ока порвал первого противника, массивное собакоподобное существо, на три части. Став воплощением насилия, Дориан вертелся и рубил, используя всё своё тело в качестве оружия. Алмазные клинки и шипы росли будто бы отовсюду, и его врагам было трудно ухватиться за что-нибудь, чтобы сцепиться с его твёрдым, неподатливым телом.

Пенни и Иган следовали за ним, держась на расстоянии, и сжигая или разрубая всё, что ещё двигалось.

Стефану Малверну было не по себе позволять этим троим сражаться одним, но Сайхан поймал его за руку, когда тот начал обнажать свой меч и идти в наступление:

— Не надо.

— Графиня сражается за меня — я вообще перестану быть мужчиной, если хотя бы не попытаюсь ей помочь, — возразил Стефан.

Сайхан хмыкнул:

— Ты вообще перестанешь быть живым, и вместо помощника будешь для неё полным вины воспоминанием о неудаче. К тому же, она сражается не для того, чтобы защищать тебя. Умереть она готова ради них, — указал он на детей в середине их группы, — а не за наши жалкие задницы.

— Тогда что мне делать? — спросил молодой лорд.

— То же, что сделал бы любой хороший мужчина — что можешь. Смотри за детьми, и будь готов бежать с одним из них, если будет необходимо, — ответил ветеран.

Странный свет заполнил дорогу причудливыми тенями, когда одно из чудовищ атаковало Дориана какого-то рода магией, но кристальный воин настолько потерял себя в насилии и ярости, что полностью проигнорировал магический шквал. Его новый противник был порван на части за секунды. Ещё несколько врагов навалились на него, пытаясь задавить его просто за счёт массы, но Дориан был слишком силён, и сколько бы тварей его ни хватали, он продолжал махать руками и изгибать тело, кромсая тела всех, кто приближался к нему вплотную.

Битва бушевала менее двух минут, но уже почти половина врагов была выведена из строя, а Дориан не показывал никаких признаков замедления. Если уж на то пошло, он теперь даже будто бы ускорился. В его прозрачной груди примерно в том месте, где у человека было бы сердце, виднелся ярко-красный камень. Он был размером с большой мужской кулак, и бился в медленном, пульсирующем ритме.

— Мы что… побеждаем? — спросил Грэм, не в силах поверить в происходящее.

Его бабка, Элиз Торнбер, ответила первой:

— Твой отец так никогда и не научился терпеть поражение как полагается. Это всегда было одной из самых больших его слабостей.

— Как победа может быть чем-то плохим? — удивился её внук, но она не ответила, лишь посмотрев на Роуз. Ни одна из женщин не выглядела довольной, и на их лицах была написана глубокая тревога.